– Оружие не дам, – коротко ответил Кондратьев, сделал несколько глубоких вдохов и рванул вперед. – До берега недалеко осталось, – сообщил он другу, который едва поспевал за ним, – на берегу я у тебя возьму вещмешок обратно. Мне надо совсем немного передохнуть…
– Давай вперед, – посоветовал бывшему сослуживцу Локис, – отдышись пару секунд на берегу. Я догоню.
Сашка рванул вперед. «Ничего, – подумал про себя Володя, – сейчас переведет дух, оклемается. Дальше почти весь маршрут с горочки бежать. Должны успеть. Лишь бы Сашка уложился».
За себя Локис не переживал. К таким испытаниям на выносливость он уже привык и реагировал спокойно. Как-никак, а служба в элитном подразделении спецназа парашютистов медом никак нельзя было назвать. Гоняли тут до седьмого пота. Только в отличие от армейской службы, где все эти бесконечные кроссы и марш-броски кажутся ненужной дурью дяденек со звездочками на погонах, здесь Володя уже не раз убеждался на личном опыте, что от таких физических нагрузок и тренировок на полигонах зачастую зависит, выживешь ли ты в боевых условиях. И если сравнивать с теми же десантниками, которые за всю службу боевыми патронами стреляют разве что в тире, – их подразделению спецназа, созданному, кстати, по договоренности Министерства обороны и ФСБ России, приходилось частенько применять оружие по прямому его назначению…
Володя снова посмотрел на часы. Хоть идти по грудь в болотной воде, увязая ногами в тине, да еще тащить на себе два вещмешка весом почти под полцентнера было очень тяжело, Локис все-таки прибавил шагу. Он заметил на уже близком берегу рядом с Сашкой офицера-наблюдателя и, зная характер Кондратьева, поспешил на нечаянное рандеву, которое для его сослуживца могло закончиться очень даже печально.
Так оно, в общем-то, и случилось. Еще только продираясь сквозь прибрежные камыши к берегу, Володя услышал суровый вопрос офицера, обращенный к Башке:
– Где ваш вещмешок, товарищ младший сержант?
– Здесь-здесь, – отозвался из зарослей Локис, заступаясь за друга перед невидимым куратором. – Все на месте, товарищ капитан.
Тяжело дыша, он наконец ступил на твердую землю и протянул «сидор» Кондратьеву. Не обращая внимания на офицера, друзья поправили амуницию, готовясь продолжить марш-бросок, однако старший по званию остановил их:
– Это что еще за фортели такие? – Капитан сурово смотрел на сослуживцев. – Как это называется?
– Это называется взаимовыручка, товарищ капитан, – спокойно ответил за себя и за товарища Локис, пошевелил плечами, проверяя, насколько удобно лежит за спиной рюкзак, и товарищи было припустили трусцой, но их снова остановил суровый окрик офицера:
– Отставить!
– Товарищ капитан, – Володя с раздражением глянул на старшего по званию, – нормативы никто не отменял, а мы и так впритирочку укладываемся…
– Кондратьев, вперед, бегом марш! – скомандовал капитан, и Александр послушно засеменил по маршруту. – Локис – со мной, – снова распорядился офицер и бодро затрусил рядом со спецназовцем, метрах в двадцати позади Кондратьева.
– Вот что, сержант, – обратился к Володе контролирующий, приминая сапогами хвою, – кто тебе позволил тащить за Кондратьева вещмешок?
– Так без взаимовыручки… нигде не обойтись… товарищ капитан… – После семи километров марш-броска с полной выкладкой Локис выглядел не так свежо, как бегущий рядом офицер.
– Ты мне эти штуки брось, – отрезал старший по званию. – Если ты его порекомендовал в нашу часть – это не значит, что ты за него отвечаешь. Или ты с ним нянчиться собираешься?
Локис молчал, тяжело перебирая мокрой обувью.
– Так вот, – сурово продолжал офицер, – здесь – спецназ, а не Красный Крест и не товарищество взаимовыручки. Мне надо знать, на что способен в данную минуту каждый боец. Каждый! – Капитан на бегу снял фуражку и вытер рукавом гимнастерки со лба пот. – В бою помогать будешь, а не здесь. Сегодня ты за него вещмешок тащил, потом норматив по стрельбе за него сдашь, послезавтра – с парашютом прыгнешь…
– С парашютом Сашка… и сам может… Легко… – вступился за друга Локис.
– Ты все прекрасно понимаешь, – отрезал капитан. – Мне в подразделении нужны два полноценных бойца, на которых я могу положиться и которые в боевой обстановке четко и грамотно выполнят поставленные им задачи. Или ты собираешься выполнять одновременно две?
– Не получится, товарищ капитан… – До конца маршрута оставалось всего ничего, километр-полтора, и на Володю навалилась страшная усталость. Единственное, что радовало, так это то, что Сашка не сбавлял темпа, а так и держался метрах в двадцати впереди них. Володя глянул на часы.
– Уложитесь, – успокоил его офицер. – Но чтобы это было в последний раз. Расходного материала, мечтающего служить в нашей части, у нас много. Обученного и подготовленного не хуже Кондратьева. Еще раз увижу такую самодеятельность…
– Понятно, товарищ капитан. – Локис на бегу кивнул головой.
– Надеюсь, – ответил старший по званию. – Догоняй своего недоделка. – Он кивнул в сторону Кондратьева и остановился.
Володя поднажал, и финишную черту товарищи пересекли вместе.
– Норма… – хрипло произнес Сашка, запрокинув назад голову и тяжело глотая воздух пересохшим ртом. Перед нормативами по стрельбе была минутка-другая свободная: выйти на исходную, подготовить и проверить оружие, немного восстановить дыхание, и Кондратьев не преминул воспользоваться ею.
– Что это за перец такой? – озабоченно спросил он у Локиса. – Капитан, а форсу, как у генерала.
– Нормальный мужик. – Локис достал из подсумка снаряженный боевыми патронами магазин и пристегнул рожок к автомату. – Несколько ранений, в том числе и тяжелые, медаль «ЗБЗ», две «Красные Звездочки».
– Такое ощущение, что штабист какой-то…
– Он по делу говорил, – немного жестко ответил Володя. – Ты не болтай, а сосредоточься на стрельбе. Вопросы потом задавать будешь, после спарринга, – и с иронией добавил: – Если дойдешь до него.
– Я дойду, – пообещал Кондратьев, – мне эти игры снова начинают нравиться.
– Ну, давай, братан, держи слово, – подбодрил друга Локис. – Я знаю, что ты можешь. А вечером мы с тобой это дело и отметим. Приглашаю ко мне в гости.
– Заметано, – откликнулся Кондратьев, поудобнее прилаживая щеку к твердой древесине автоматного приклада.
Этот день в нью-йоркском аэропорту Кеннеди ничем не отличался от остальных будней. И аэропорт ничем не выделялся среди других таких же крупных сооружений, расположенных по всему миру. Те же толпы людей, улетающих, прибывших и ожидающих своего рейса, такие же надоедливые объявления под однообразные звуки, вежливые, но уставшие до безумия сотрудники, примостившиеся среди кофейно-попкорновских автоматов хитроватые торговцы самым разным ширпотребом, толкотня и шум, напоминающий растревоженный медведем шумный улей, гул которого иногда заглушал рев садящихся и взлетающих авиалайнеров.
Единственным местечком, оазисом относительного спокойствия во всем этом громадном здании была изолированная от остального мира дипломатическая зона. Здесь было не так многолюдно, и давящий на нервы людской гам доносился издалека. Да и народ в этом мирке был чинный, респектабельный и не шебутной – все больше представители разноцветных и разнокожих государств планеты.
Но не только это отличало дипломатическую зону от остального терминала аэропорта. Здесь не было досмотра, а значит, не было очередей. Весь процесс посадки на рейс проходил тихо, гладко и спокойно. Обслуживающий персонал в этом месте тоже был свой, проверенный и соответственно подготовленный.
Сегодня на этом островке международного единения находились представители и российского государства. А именно: Алексей Игоревич Шестопалов и Виктор Викентьевич Еременко. Сопровождал своих компаньонов господин Оливер Стромберг.
В данную минуту вся троица очень внимательно разглядывала ленту транспортера, по которой за резиновый коврик неспешно уплывали несколько вместительных кожаных мешков, в таких обычно отправляется вся дипломатическая почта. Мешки эти, как и положено, были опломбированы, и находиться в них могло все, что угодно. Частенько бывало, что в таких вот неприметных мешочках, кроме дипломатической переписки, уплывала за рубеж секретнейшая разведывательная информация, похищенные картины великих мастеров, ценнейшие предметы антиквариата, а иногда и килограммы наркотиков.
По давнишней договоренности между всеми государствами, ни один правоохранительный орган страны, никакой таможенник или пограничник не имел права не то что досматривать, а даже просто вскрывать дипломатический груз. Все, что вмещали в себя эти кожаные внутренности, было неприкосновенно. Что бы в них ни находилось. Хоть ядерная бомба.
Сейчас же по эскалатору мирно уплывали два мешка, плотно набитых пачками стодолларовых банкнот, и бывшие соратники вожделенно провожали груз глазами, пока тот не скрылся из виду.
