– Ты сказал, что я – придурок. Ты был прав. И я знаю, почему ты мне это сказал…
– Ну и почему же?
– Почему… Потому.
Пару секунд Павел с Сергеем смотрели друг на друга, после чего Бойченко отвел взгляд.
– Кстати, Лень, ты всегда своему принципу следуешь, когда работаешь?
– Ну… – Леонид смутился, – д-да… Всегда. Просто так… спокойнее, что ли… Я ж объяснял.
– Что бы ни происходило – у тебя холодная голова, никаких эмоций. Работа. Съемки. Ничего не волнует, да?
– Что бы ни происходило, – кивнул Леонид.
– А почему тогда камеру бросил и помчался, когда его увидел?
– Так ведь это… Ну как… Не, а чего… – оператор беспомощно смотрел на всех по очереди.
– «Где-то там», «Где-то там»… Философ… – теперь уже Павел, глядя на находящегося в полной растерянности товарища, не смог удержаться, чтобы не засмеяться, – настолько комично тот смотрелся. Через секунду ржали все, кто сидел за столом. Волны хохота уносили последние обломки напряженности и без остатка растворяли островки тревог.
В столовую вошли три человека. Двое из них были в форме, третий был одет в гражданскую одежду – свободные брюки песочного цвета с накладными карманами и темную футболку. Сверху была накинута короткая светлая куртка, тонкая, не стеснявшая движений. Лицо закрывали солнечные очки. Вся троица на секунду задержалась возле входа, оглядела зал, а затем направилась прямиком в сторону «русского» столика. Возглавлял шествие «гражданский». Попадавшихся навстречу посетителей они, казалось, отодвигали в сторону. Впрочем, те сами стремились убраться с их дороги. Всех троих по синхронности движений и твердости шагов можно было бы сравнить с роботами. А их лицами как инструментами вполне могли бы пользоваться скульпторы. Отсекать от глыб мрамора все лишнее.
– Это вы – русские журналисты? – обратился к сидящим один из военных в звании сержанта. На его рукаве красовалась нашивка «МР» [19] .
Родион обернулся и, увидев гостей, вскочил со своего места.
– Вольно, солдат… – произнес второй военный.
– Так точно, сэр, группа российского телевидения…
– Я – лейнетант Митчелл, военная полиция. Это – сержант Льюис. Представьте нам, пожалуйста, наших… гостей.
– Да, сэр, разумеется… Надежда Курочкина, руководитель группы. Леонид, оператор. Захаров Павел, мой брат. И Сергей Бойченко… Консультант.
«Гражданский» не представлялся и не произнес ни слова. Казалось, он просто рассматривал группу. Особого внимания удостоился Бойченко. Из-за темных стекол было не видно глаз, но было ясно, что американец сверлит Сергея взглядом.
– Господа, какие ваши планы? – вежливо поинтересовался лейтенант.
Родион перевел вопрос.
– Срок пребывания заканчивается завтра… Съемки мы закончили.
Леонид настороженно следил за происходящим. У него было совершенно явное ощущение, что от этих визитеров ждать приятных сюрпризов не стоит. Опыт общения с подобными «представителями принимающей стороны» у него имелся и ничем хорошим такие разговоры не заканчивались никогда. Впрочем, то же самое сейчас ощущали все.
– Вам следует пройти с нами.
– Зачем?
– Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Именно после слов «все будет хорошо» стало окончательно понятно, что все-то как раз будет не хорошо. Правда, не ясно пока, что именно «все»…
– А что происходит? Что случилось? – Надя захлопала глазами и оглянулась на своих спутников, ища поддержки. В первую очередь – у Сергея, который и сам, казалось, был растерян, но вида не подавал. Когда Курочкина посмотрела на Родиона, тот слегка пожал плечами, показывая, что не понимает, в чем дело.
– Вам следует пройти с нами, – с нажимом в голосе повторил Льюис.
Через десять минут группа очутилась в помещении, в котором располагался офис. Или, если угодно, штаб. Предварительно обыскав и проверив личные вещи, четверку усадили на длинную деревянную скамью в тесной комнатке, напоминавшей аквариум. За дверью, захлопнувшейся за русскими журналистами, остался стоять дюжий парень с выражением бронетранспортера на лице. Надин рюкзак, камеру и сумку Леонида со всеми его операторскими принадлежностями и записями забрали и унесли. За толстыми стеклянными или, скорее всего, пластиковыми перегородками, задержанные могли видеть работу, какой она выглядит в любой компании. Снующие туда-сюда озабоченные сотрудники, бумаги, телефонные переговоры, мерцающие экраны компьютеров… Все то же самое, что и везде, но вот только… маленькое отличие. Все сотрудники были в военной форме. До «пленников», а именно так себя ощущали все четверо, звуки почти не доносились – звукоизоляция была на уровне.
– Объясните мне, что происходит, – все больше нервничала Курочкина, – Сережа, ты у нас главный специалист по стране пребывания. Где мы? Что с нами будет? Куда дели наши вещи?
– Я не знаю, Надюша, – как можно спокойнее ответил Бойченко, хотя в голове роилось множество мыслей – он искал объяснение происходящему, искал решения и оценивал варианты и… всякий раз упирался в тупик. Это не могло не настораживать. Неужели американцы что-то узнали? Как и что именно? Пока это оставалось загадкой.
– Быть такого не может! – Надя почти сорвалась на крик. – Ты не можешь не знать! Сделай что-нибудь!
– Это военная полиция. Я ничего не могу сделать. А вещи нам обязательно вернут.
– А почему полиция? – в голосе девушки звучали панические нотки.
– Наверное, на нас заявление написали, – буркнул Павел, сидящий с краю и наблюдающий за тем, как «гражданский» и Льюис разговаривают с Родионом. Их было видно, они стояли метрах в десяти от «аквариума». Тот, в солнечных очках, то и дело поворачивал голову и внимательно смотрел в сторону задержанных.
– Какое… какое заявление? – переспросила Надя.
– Ну как «какое»… Иракцы написали. Приехали, мол, какие-то непонятные люди, стреляют направо-налево… Убивают мирных жителей…
– Какие люди? – снова не поняла девушка. Видимо, стресс начисто отбил у нее способность соображать.
– Мы, Надя, – объяснил ей Леонид, – мы.
– А мы что, кого-то убили? – расширившимися от ужаса глазами Курочкина глядела на Захарова.
– Ну, они, конечно, первыми начали… – пожал плечами тот, – и вообще… Никто этого не видел и никто ничего не докажет!
– Ты шутишь, да? – Надя была на грани истерики.
Локоть оператора чувствительно ткнулся Захарову в бок.
Сергей молча обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Все будет хорошо, Надюша, все будет хорошо…
Только будучи заключенной в кокон его объятий, девушка, похоже, немного успокоилась. Как выяснилось чуть позже – несколько преждевременно.
– Родька идет, – проинформировал всех Павел, – чего-то скажет.
– Не нравится мне выражение его лица, – отметил Леонид.
Дверь в «аквариум» запиралась снаружи. Открыл ее приставленный к группе рядовой. Он пропустил в помещение Родиона, который, помолчав секунд пять, выпалил:
– У вас изымают записи.
– Чего? – переспросила Курочкина, – чего изымают?
– Как это… – отвисшая челюсть не позволила Лене произнести еще что-нибудь.
– Я… нет! Я не позволю! – попробовала протестовать Надя, когда до нее дошел смысл сказанного, – как это – изымают? С какой стати? На каком основании? Я хочу увидеть этого… Как его… Консула! Я журналист!
– А они не спрашивают, Надя, – сказал Родион, – они изымут и все. Впрочем, как я вижу, уже изъяли… Вещи-то ваши забрали… Сейчас побеседуют с каждым, а потом отправят вас в «Зеленую зону». А если тебе нужен дипломатический работник, то вот он стоит…
Захаров-младший кивнул на Бойченко.
– Я не поняла… Кто работник…
– У меня дипломатическая неприкосновенность, – с несколько виноватым видом ответил Сергей.
– Я вообще ничего не понимаю тогда! Вы же сами мне тогда еще сказали со своим этим… Ко… ровиным, что тебе нельзя…
– Я потом тебе все объясню. Когда мы с этим всем разберемся и вообще, дома уже когда будем, я тебе все…
– Не, я отказываюсь что-либо понимать… Что тут происходит?! Почему я узнаю все в самый последний…
– Пошли, Леня. Первым будешь. Тебе зададут несколько вопросов, я переведу.
– Чего им надо-то? – вопрос Бойченко был с понятным для обоих подтекстом.
– Насчет боя, – ответил Родион, – просто такое крайне редко происходит, когда командир отряда эвакуирует людей и вызывает авиацию на собственные позиции. Ты, кстати, можешь идти. Тебя не задерживают.
– А куда мне идти-то? Я с вами до конца буду.
– Меня уволят… – выдохнула Курочкина, когда дверь за Леонидом закрылась.
– С какой стати?
– С какой стати? Слышал же, Паш, все изъяли… Думаешь, вернут? Щас… И Леню тоже уволят.
– Не уволят. Ты же не потеряла материалы, – размышлял Захаров, облокотившись на жесткую спинку и закинув ногу на ногу, – тут налицо действие непреодолимой силы. Американская армия – это же непреодолимая сила, а? Во-о-от… В наших материалах нет ничего такого, из-за чего они могут быть засекречены. Сначала интервью, потом повоевали немножко. Родион никаких военных тайн не открыл, мы ничего секретного не сняли. Стрельбу мы и так каждый день в интернете видим. Так что все нам вернут. Обязательно. А не вернут, так это… Наведаемся в Пентагон и строго с них спросим. Знаешь, Надь, а ведь это надо использовать как повод для раскрутки! – Павел говорил без остановки. – Канал наверняка получит хорошие рейтинги, а? Какие могут быть анонсы? «Поездка в Ирак чуть было не закончилась трагически». «Русские журналисты в эпицентре событий». «Война в фас и в профиль». «Бункер. Рецепты выживания». «Русские в Багдаде». «В Багдаде не все спокойно». «Неспящие в Ираке». Пойдет? А как тебе «Страх и ненависть в Багдаде»? «Багдадский волк тебе товарищ»… А нет, это не то… Или… Вот! Надя, записывай: «Багдадский корр.» Оценила идею? Ну как? Это же кладезь! Это же золотая жила! Надо разрабатывать!
