Павел пытался анализировать свои ощущения от пережитого за последние три дня… Слишком много. Три дня в Багдаде – это слишком много. Воспоминаний останется до конца жизни. Вот с фотоаппаратом хреново вышло. Да и с записями… Жалко, конечно. Но это уже пусть телевизионщики разбираются. Мне-то чего записи… Я свой «чемодан удовольствий» получил. Братишку повидал. На войну посмотрел. Совместил приятное… с полезным. Захаров с удивлением поймал себя на мысли, что чем дальше вертолет отдалялся от базы, тем больше события, свидетелем и участником которых он стал, начали приобретать какие-то причудливые, «киношные», «голливудские» формы. Действительность стремительно деформировалась в клип, в видеоряд, в последовательный набор скриншотов, в эпизоды компьютерной игры, мозаику альтернативной реальности. И даже мысль о том, что он мог там, тогда, у бункера, кого-то убить, уже не была такой… дикой и неестественной. Наверное, это действует «военная прививка». Точно, так и есть. Он увозит с собой кусочек войны. А сама война остается… А ведь прав, черт побери, Леня. «Где-то там».
– Чего?
– А? – Павел будто очнулся, вернувшись в небо над Багдадом, в пассажирское отделение «Черного ястреба». Бойченко, сидевший напротив, спиной к пилотам, смотрел на него вопросительно.
– Ты сидишь, на меня в упор смотришь и бурчишь себе под нос…
Видеть Бойченко в метре от себя, видеть, как он открывает рот, а слышать его голос в наушниках было несколько забавно и необычно.
– А что я сказал?
– Да я не понял даже.
– Задумался наверное…
Вертолеты пошли на посадку.
– С возвращением!
Возле консульской машины группу встречал Коровин.
– Привет, – поздоровался за всех Бойченко, – давайте без долгих разговоров, поехали уже, а?
– Не, я не понял, – Василий Федорович оглядел не сильно радостные лица вернувшихся, – чего случилось-то?
– Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо… – Сергей закинул в багажник вещи группы. Оператор камеру, конечно, не отдал.
– Ну ладно, – консульский работник быстро «царапнул» взглядом Бойченко, – потом расскажете. Рассаживайтесь. Ехать недолго. Минут пять-семь.
– Записи у нас забрали, – объяснила ситуацию Курочкина, захлопнув за собой дверь.
– Хех… – усмехнулся Коровин, заводя двигатель, – понятно… Вообще, такое бывает. Заберем мы ваши записи, не боись. У вас же все было официально, чин по чину, согласовано. Не переживай. Только вот, сколько ждать придется, пока вернут… Это я не знаю. Но, как официальное лицо, обещаю оказать всяческое содействие. А чего, кстати, забрали-то? Не должны были, вроде.
– Стреляли… – коротко объяснил Павел.
– А, ну тогда – да. Тогда все верно. Ежели чего вокруг вас случилось и было вами снято – будьте уверены. Заберут. Но вернут.
– Успокоили вы нас, Василий Федорович… – Сергей ободряюще приобнял девушку, – а то Надя уже решила, что ее с работы уволят…
Курочкина даже осторожно улыбнулась, поверив в то, что ситуация с записями разрешится благополучно.
– Куда мне за машиной-то ехать? На базу?
– Машина ваша… э-э-э… сломалась, – подал голос Леонид.
Бойченко улыбнулся.
– О как! И сильно разбили? – Коровин выруливал на дорогу. – Опять мне ее чинить, что ли?
– Ну, там история такая… Сначала Сергей ее стукнул об стенку.
– Так… – Коровин вздохнул, – бампер, да? Радиатор? Фары?
– Потом в нее попало несколько пуль.
– Ну-у-у… – неуверенно протянул Коровин, – кузовные… Покраска… Салон как?
– Гранат с десяток взорвалось…
Коровин, не мигая, смотрел вперед.
– И под конец ее добила авиаиция. «Omni aorta cadunt», как говорил Саллюстий, или «Все, что возникло, гибнет…»
– Это вы называете «стреляли», да? – Коровин побагровел. – Издеваетесь? Да с меня пять шкур за транспорт спустят! Мне лишних средств не выделяют, ясно? Я что, за свои деньги чинить буду? А! Там уже нечего чинить, я понял! Даже в металлолом не возьмут! А вот я счет вашей компании выставлю! Вам был отдан автомобиль в пользование – с вас и спрос. Вот так вот.
После этой тирады Надя побелела, будто бы даже усохла, уменьшилась в размерах и, смирившись с неизбежным, обреченно прошептала:
– Ну все. Теперь точно уволят…
Бойченко коротко и жестко хлопнул ладошкой по затылку сидящего за рулем Коровина. Тот аж ойкнул от неожиданности.
– Машину ты, Коля, давал мне. С меня и спрос. А группа тут ни при чем, ясно?
– Знаю я, Сережа, какой с тебя спрос… – прошипел Коровин, потирая ушибленное место.
– А раз знаешь, то и заткнись.
Оказавшись за стенами российского представительства, все первым делом, по очереди, отправились в душ. Смывать с себя пыль и гарь, которыми пропитались за те неполные, но очень долгие три дня. Коровин уволок Бойченко к себе в кабинет, требовать подробнейшего отчета о произошедшем, особенно упирая на уничтоженную автомашину и утраченное оружие.
– Оружие, – распалялся Николай Петрович, и его вопли разносились по коридорам консульства, – ты оставил врагу!
– Слушай, Вася, ты не переигрываешь, нет? – тихо сказал Бойченко, когда двери кабинета были плотно за ними закрыты, – уймись уже. Там после бомбового удара ничего остаться не могло в принципе.
– Ты мне на один вопрос ответь, Сережа, – Коровин неожиданно схватил Бойченко за грудки и с силой прижал к стене. Его всего аж трясло, – как так получилось, что и эти там были?! Как они в бункере оказались, а?! Там лежит наша бомба! И вдруг журналисты туда приезжают, авиация откуда-то появляется… Потом американцы записи изымают! А не найдут ли они что-нибудь на этих пленочках, а? Как ты мне все это объяснишь?!
– Тебе я ничего объяснять не должен, ясно? Твое дело – обеспечение. Ты обеспечил, молодец. И главное, что тебе надо знать обо всем этом, так это то, что дело сделано, – Бойченко легко оторвал от себя Коровина, устало опустился в кресло и прикрыл глаза. – Понятно? Сделано… Все. А раз сделано, то… Не гунди. Просто отправь нас домой.
– Василий Федорович…
Дверь открылась и в кабинет заглянул Павел.
– Чего? – хмуро глядя на Сергея, отозвался Коровин.
– Я хотел спросить – откуда можно домой позвонить?
– Шестой кабинет. Скажешь, что я разрешил.
В Ирак группа попала через Турцию, а возвращалась рейсом через Объединенные Арабские Эмираты. Коровин предложил не ждать до следующего дня, а уезжать сразу же, как только появится возможность. Возможность появилась, и ею, конечно, воспользовались. Рейс на Москву, с пересадкой в ОАЭ вечером того же дня. Из аэропорта Багдада самолет взлетал в режиме светомаскировки, исключительно по приборам. Все бортовые огни были потушены, даже взлетные. Шторки иллюминаторов были опущены, свет в салоне приглушен до самого минимума. Впечатления были усилены резким набором высоты. Пассажиры, среди которых было много военных, даже ахнули – так резко пилоты взяли штурвал на себя. Будто бы летчики решили уйти в небо свечкой или даже сделать «петлю Нестерова». Когда безопасная высота была набрана, свет включили и позволили поднять шторки, хотя в последнем случае это было, наверное, бессмысленным. За окном была ночь. Самолет летел в непроглядной темноте. Салон наполнился гомоном и шумом. Кто-то летел в отпуск, кто-то возвращался домой.
– Серый… Слышь…
– Чего? – тихо отозвался Бойченко и покосился на дремавшую у него на плече Надю. Девушка сидела у иллюминатора, а Павел занимал место справа от Сергея, у прохода.
– Я думал, может ты это… ну… расскажешь.
– Чего я расскажу?
– Ну как чего… Про бункер. Как там, в общем… Ну, ты понял.
– Охренел, что ли? – Сергей еще раз проверил, не проснулась ли Курочкина. – вот прям щас взял и рассказал.
– А когда?
– Никогда.
– Серега, ты чего… Мы же там тоже были, видели, что и как… Ты же сам нам рассказал про эту… штуку.
– А теперь, я чувствую, что буду жалеть всю оставшуюся жизнь…
– Так что там было-то? Я никому не скажу. Честное-пречестное! – после паузы снова спросил Захаров.
– Все умерли!
– Об этом я и без вас, Сергей Батькович, догадался.
– Я не помню, что там было.
– Бомбой по голове сильно ударили?
– Да.
– Понятно… Серега… Серега!
Бойченко не отвечал. Он отвернулся к иллюминатору и всем своим видом показывал назойливому собеседнику, что внимательно смотрит в окно, будто самолет летел над Парижем или ночным Лас-Вегасом. Черный овал иллюминатора здорово напомнил Сергею темный, бездонный провал шахты, над которой он стоял после того, как эта бездна проглотила Наджиба. Из глубины шахты раздался рыдающий вопль. Боевик, который первый спустился вниз, все еще был жив и радушно принял последнего гостя. Последние слова иракского полковника бились в мозгу Сергея, искали выход и, не находя его, высекали обжигающие искры… Рыдания перешли в нечленораздельные вопли и визг, эхом отражающиеся от стен, а затем в нечеловеческий, звериный крик. Стены раскачивались вокруг Бойченко, ненасытное жерло с ядерной начинкой на дне тянуло к нему щупальца, будто хотело забрать и его, похоронить там, глубоко, обернуть непроницаемой тьмой… Не-е-ет… Такого удовольствия он ему не доставит. Он выполнил задание. Сейчас бункер разнесут с воздуха – и все будет кончено.
