Мужчина в белом халате лишь улыбнулся. Похоже, он знал, что делал, это все равно что спрашивать у профессора математики таблицу умножения.
– Абсолютно уверен. Как говорится, не первый год замужем. Он не будет помнить ни о выданной им информации, ни о времени, сколько продлится сеанс.
– Хорошо, – одобрительно крякнул Пантелей, – это нас вполне устраивает. Кстати, он не заметит следы от игл?
– Исключено, обычно я применяю инсулиновые иглы, а от них практически не бывает следов. Пора вводить следующую дозу, – произнес эскулап, посмотрев на Пантелея.
– Так что же ты бездействуешь, голубчик, – укорил старик врачевателя, – продолжай, мы тебе помехой не будем. – И, повернувшись к Святому, добавил: – У меня нет от друзей секретов, мне бы хотелось, чтобы ты услышал все, что он будет говорить здесь.
Святой не посчитал нужным отвечать, лишь слегка пожал плечом.
Эскулап, согнувшись над Шаманом, ввел ему в вену иглу и медленно принялся вводить раствор.
– Что ты делаешь?
– Ввожу амфетамин, – беспристрастно сообщил хомяк, – психостимулятор. Сейчас он проснется и с ним можно будет поговорить.
Действительно, через минуту Шаман открыл глаза и учащенно задышал. С минуту он рассматривал окружающую обстановку, как бы привыкая к ней, а потом отчетливо произнес:
– Какого черта вы меня привязали? Пантелей, у тебя что, нет больше других дел?
– Ну что ты, Гришенька, – улыбнулся старый вор. Сейчас он выглядел старым дедом, к которому на веселый огонек забежал любимый внучок. В обаянии Пантелею не откажешь, он умеет расположить к себе собеседника, – дел у меня много, просто ты плохо себя чувствовал, вот я и велел тебя привязать, чтобы ты не расшибся. Ты мне лучше скажи, Гришенька, с кем ты общался в последнее время? – ласково пропел Пантелей, доброжелательно заглядывая своему гостю в лицо.
– Отвяжите меня, – часто задышал Шаман, он выглядел возбужденным, – какого черта! И кому какое дело, с кем я встречаюсь.
– Можно я попытаюсь? – посмотрел эскулап на старика.
– Пожалуйста.
– Что ты сейчас чувствуешь, Гриша?
– У меня такое ощущение, что я самый сильный человек на земле, – неожиданно произнес Шаман. – Какого черта вы меня здесь держите? Если вы сейчас меня не развяжете, то я все разнесу к чертовой матери! – очень серьезно пообещал он. – А-а! – попытался Шаман освободиться. – Вы слышали, как затрещали ремни? Еще секунда, и я разорву их в клочья! Вы хотите в этом убедиться? Сомневаетесь? Так я вам сейчас покажу! А-а! – вновь заорал Шаман не своим голосом, стиснув челюсти. Он изо всех сил напрягался, вены на его шее вздулись и, казалось, завязывались в такие немыслимые узлы, что распутать их не удастся. Казалось, еще мгновение, и Шаман вырвет ремни вместе с подлокотниками, но неожиданно он обмяк. – Не удалось с первого раза… Но ничего, посижу, наберусь силы и вырвусь отсюда. Вам меня не удержать.
– Так и должно быть? – с сомнением посмотрел Пантелей на лекаря, который никак не отреагировал на выходку Шамана.
– Да. Сейчас он ощущает себя необыкновенно сильным. Это результат форсированного пробуждения. Пройдет несколько минут, и он остынет, – очень спокойно уверил эскулап, глядя в глаза Пантелею.
– О чем у вас там базар? Я с вами разговариваю. Ба! Да здесь никак ли мой побратим! – взгляд Баскакова обратился на Святого, и Герасим почувствовал себя очень неуютно под прицелом темно-карих глаз. – Давненько не виделись. Ты тоже пришел со мной поговорить? Ну, давай, о чем же у нас пойдет разговор? Господи, как мне все это осточертело! То сажают в хату, а то вдруг неожиданно освобождают.
– Гриша, напрягись и слушай меня внимательно, – вновь доброжелательно обратился к нему эскулап, едва ли не вплотную приблизившись к Баскакову. – С кем ты встречался в последнее время?
Неожиданно Шаман громко расхохотался:
– Ты спрашиваешь, с кем я встречался в последнее время? Да с кем только не встречался! Только за последнюю неделю я поимел едва ли не всю Тверскую улицу! – радостно воскликнул Шаман. – Если бы вы знали, какие это были девочки. А пару недель назад забрел в общежитие, переполненное лимитой, так, пока не отодрал всю женскую половину, включая комендантшу, оттуда не ушел, – Шаман вновь захохотал, не прекращая попыток освободиться из крепких кожаных пут. – Если бы вы знали, друзья, как она билась подо мной, ну словно раненая лебедь! А бабенке-то уже за сорок перевалило. – Раскрепощенная радость Шамана была встречена понимающей улыбкой эскулапа.
– Это все, конечно, интересно. Возможно, я бы даже послушал твои рассказы, но как-нибудь в следующий раз. Нас интересует совсем другое. Тебя никто из посторонних не спрашивал о том, где находится наличность общака? Так сказать, денежки на черный день?
Смех был искренним и веселым, так мог радоваться человек по-настоящему счастливый или тот, что отведал изрядную дозу героина.
– Разве этим может интересоваться посторонний человек?.. Каждого такого любопытного ждет илистое дно Москвы-реки. Ха-ха-ха! – не мог успокоиться Шаман. – Только под Спасским мостом их набралось уже десятка полтора. Места там глухие, дно вязкое, так что скоро и не всплывут.
– Вот как? Что это за люди и когда вы их устранили?
– Это общаковская братва, которая ходила под Барином и Святым. Ты уж не обижайся, Герасим, но мне твои ребятки не понравились, уж слишком часто говорили о том, что охраняют.
– Где же находилась эта наличность?
– Насколько мне известно, в мужском монастыре. В одном из склепов, где монахи хоронили своих покойников. Там же покоятся и многие законные. Место там хорошее, тело не гниет, а только высыхает. Эдакая святая мумия! – продолжал хохотать Шаман. – А не портятся они оттого, что со святыми старцами в одном склепе лежат. Ха-ха-ха!
– Как же они охраняли эту наличность? – продолжал пытать рыжий в белом халате.
Шаману сделалось нестерпимо весело, смеялся он долго, подавшись вперед. Кожаный ошейник удавкой впился ему в кадык, и он натужно закашлялся, оборвав смех.
– Некоторые из них стали монахами, а другие вокруг бродили, – наконец выдавил из себя Гриша Баскаков сквозь слезы. – Бродяги, вы видели такое, блатные псалмы читали. И, кажется, у них это получалось. – Посмотрев на Герасима, он добавил: – А игумен монастыря, кажется, даже и не догадывался, что половина его братии состоит из бывших уголовников. Ну чем не анекдот, в натуре?! – веселился Шаман, выжимая скупые улыбки у собравшихся.
– Ты убирал общаковскую братву своими руками?
– Ну зачем же вы так плохо обо мне думаете, – неожиданно возмутился Баскаков, – разве я похож на злодея? – Он вновь расхохотался. – Нанял парочку профессиональных киллеров, вот они и сделали свое дело. Но на моей совести только часть, кто убрал других, я не знаю.
– А что потом стало с этими мясниками?
– А когда они пришли за расчетом, то я их и убрал. Обоих, из одного ствола.
– Где же они лежат?
Шамана вновь одолел смех:
– На Троекуровском кладбище, покоятся в одной из безымянных могил.
– Барин знал о твоих делах?
– Даже не догадывался. А когда люди стали пропадать, Барин сказал мне найти им замену. Вот я и подобрал своих.
– Зачем?
– Вы будете смеяться, но я хотел забрать наличность. Ха-ха-ха!
– И что, забрал?
– Деньги я так и не нашел.
Гриша Баскаков едва не поперхнулся собственным смехом.
Шаман, всегда отличавшийся немногословностью, сейчас был настоящим болтуном. Слова вырывались из него, словно вода из прорвавшейся плотины. Расторможенный мозг фонтанировал, Шамана распирало словами. И он был счастлив тем, что нашел в лице трех джентльменов таких внимательных и понятливых слушателей.
Святой слушал откровения Гриши Баскакова с помертвелым лицом. Пантелей, напротив, выглядел несколько оживленнее обычного и даже слегка подхватывал истеричный смех Шамана, что тому очень импонировало. Беспристрастным оставался лишь эскулап, позволяя себе лишь легкие попытки улыбнуться. Он не забывал о том, что находится на работе, а поэтому, видно, и не позволял себе расслабиться.
– Они что, исчезли?
– Вот именно, исчезли. Собирался, знаешь ли, хапнуть за один раз всю наличность да свалить куда-нибудь в Латинскую Америку, а там бы меня никто не нашел. Видно, придется дожидаться следующего удобного случая.
– Откуда ты узнал, где именно помещаются деньги?
– Я не входил в число посвященных, но когда одному из хранителей стали выворачивать плоскогубцами пальцы, он признался, как на исповеди. В пустых гробах! Об этом знал только Святой и еще пара особенно приближенных. Мои люди пересмотрели все, заглянули даже в гробы к мертвякам, но ничего не нашли.
– А может, деньги лежат там и по сей день?
– Если это так, тогда почему же Герасим так нервничает? Ведь сходняк не пощадит даже его, несмотря на всю его святость. Ха-ха-ха! – рассмеялся Шаман. – Ему же каждый день звонит Рафа и сообщает, сколько ему осталось жить.
