Я прикоснулась рукой к двери и слегка надавила на нее. Она бесшумно открылась, демонстрируя мне красновато-мутные очертания какой-то мебели… Из глубины квартиры доносился громкий голос, ЕЕ голос…
Это была ловушка, и я в нее попалась. Галицкий! Это он втравил меня в очередную неприятность, сообщив адрес…
Теперь они ругались: Варнава и Пунш. Я отчетливо слышала их голоса.
– Да если бы я только знала, кто она… А ты, ты – полное ничтожество!
Все мужчины сделаны из одного теста, которое на глазах разваливается. Вы порочны, эгоистичны и глупы! И мне ничего не стоило обвести тебя вокруг пальца.
Ну что ты так на меня смотришь, хочешь ударить? Ударь! Ты сам во всем виноват, я же предлагала тебе войти в долю, все объяснила, как маленькому, на пальцах, а ты что? Испугался? Надо было просто немного нам помочь, а там… хоть трава не расти… Деньги – это свобода, и не мне тебе это объяснять. Но ты сам, по своей глупости, все потерял. Я и не ожидала, что ты настолько…
– Прекрати, нас могут услышать… – Это был уже ЕГО голос, но в нем не было той прежней уверенности и той приятной бархатистости, которая так возбуждала меня и заставляла мою кровь быстрее струиться по жилам. Это был голос надломленного труса, загнанного в угол слабака, потерявшегося перед звериным оскалом этой хищницы.
Я приблизилась к двери, из-за которой доносились голоса, и стоило мне слегка приоткрыть ее, как я увидела всю сцену полностью, со всеми декорациями и потрясающей воображение драматургией…
Варнава сидел за столом, обхватив руками голову, и раскачивался, словно ему было невыносимо больно. Елена Пунш, одетая в голубое платье с черным кантом, стояла напротив него, опершись руками о край стола, как бы нависая над Варнавой, и говорила ему прямо в уши, словно вколачивала…
– Все правильно, ты тогда ничего не знал и мог только догадываться, что именно мы тебе предлагаем, но тем не менее ты никогда не спрашивал, откуда у меня столько денег… Тебе было все равно, каким образом я их зарабатываю. А ведь ты видел, кто мне их приносил, ты видел этого красивого парня, цыгана, который буквально пожирал меня глазами. Но ты всегда молчал и ни о чем меня не спрашивал, а ведь мы жили вместе, ели и спали, любили друг друга. Как же ты мог ' закрывать глаза на вопиющее несоответствие нашего образа жизни с нашими доходами?! Ты угощал меня скромной выпивкой и второсортными сигаретами, и тебе было наплевать, на какие деньги я покупаю себе белье или туфли! Из тех продуктов, что ты привозил, я бы не смогла приготовить даже суп, между тем как тебя каждый вечер ждал изысканный ужин, приготовленный моими руками… И ты снова делал вид, что не замечаешь, что в доме появились мясо, свежее масло, грибы, икра…
– Но я думал, что денег, которые я давал тебе, хватает, уж во всяком случае, на еду…
– Не правда, ты все лжешь! Этих денег едва бы хватило на туалетную бумагу или шампунь! Мне не хотелось с тобой говорить на эту тему, чтобы не опошлять наши отношения, к тому же я имела глупость мысленно оправдывать твою жадность, называя ее экономностью, хозяйственностью и прочими синонимами, которые, по правде говоря, не имели ничего общего с истинным положением вещей.
Но я любила тебя, и мне хотелось, чтобы мы жили весело. К тому же у меня действительно всегда были деньги, которыми я от души делилась с тобой… Но почему, почему ты не схватил за грудки цыгана и не спросил, кто он такой и с какой стати приносит мне такие суммы?! А что, если бы я занималась проституцией, ты бы и в этом случае молчал?.. – Она сорвалась на крик.
– Я думал, что, возможно, ты дочь Лопатина… того самого Лопатина, который сгорел в своей машине, помнишь?.. Он был авторитетом, я знал многих людей, плативших ему дань, кроме того, я сам присутствовал на его похоронах и слышал, как его друзья обещали над его гробом позаботиться о его близких…
– Лопатина? Бог с тобой! У него никого не было, а если кто и был, так он сам, можешь не беспокоиться, обеспечил их всех на несколько поколений вперед… Дань!.. Нужна ему была эта дань, когда у него в Греции целые предприятия, недвижимость, счета… Лопатин – светлая голова. И я завидую тому, как он погиб. Взорвался, а это же один миг…
– Лена, пока еще не поздно, уезжай! Я не знаю, кто тебе дал этот адрес и зачем ты пришла сюда, но то, что ты рассказала мне, ужасно. Как ты могла убить стольких людей? За что?
– Ты идиот, Варнава! Ты ничего не понимаешь и до сих пор еще не уразумел, для чего мы живем. Я не хочу здесь жить, ты понимаешь? Но для того, чтобы выбраться из этой навозной кучи, мне необходимы деньги, много денег… Я еще молода, у меня много сил, а потому всю оставшуюся жизнь я проживу достойно и чисто… И мне плевать на остальных… плебеев без фантазии и ума.
– Чисто?.. Ты сказала, что проживешь достойно и чисто, я не ослышался?
– Да, мы бы забрали и тебя, ты стал бы моим мужем, и у нас были бы дети, но ты сам отказался от своего счастья.
– Ты надеялась, что я соглашусь войти в вашу семью, чтобы убивать ни в чем неповинных людей только за то, что у них есть деньги?
– Да что ты знаешь об этих людях? Взять, к примеру, Мисропяна… Он и все его дружки занимались наркотиками, убивали, по сути, тоже ни в чем не повинных, как ты говоришь, людей – молодняк, подростков! Причем работали в таком масштабе, что тебе и не снилось! И Шахназаров, и Князев, и даже его сестра Васильева, которая коллекционировала бриллианты, были убийцами! Самыми настоящими! А Мухамедьяров, Аскеров?! Это я еще не добралась до Coca, у которого тоже рыльце в пушку, а точнее, не в пушку, а в кокаине!
– Это ты отрезала уши тем двум мужчинам, трупы которых нашли… – Варнава вдруг замотал головой и закрыл ладонями уши. – Господи, да о чем я вообще с тобой говорю?! Ты же убийца! Ведь это о тебе я слышал вчера от одного человека, это ты жила у Полетаевой! Уши… человеческие окровавленные уши в саду, на столе, которые выдали вас… Хоть вы и отгородились высоким бетонным забором…
– Разве можно отгородиться от этих тварей? Но я не знала, дружок, что ты водишь дружбу с таким отребьем, как Машка…
У Варнавы был крайне растерянный вид, но больше всего меня поразило то, что он столько знает о Пунш. Кто такая Полетаева и Маша и каким образом ему стали, известны такие подробности про уши?!
– Варнава, ты лопух, и тебе все равно не хватит ума во всем разобраться, а потому в последний раз предлагаю тебе поехать со мной, с нами…
– С кем это, с вами?
– С моей семьей. Ты не должен больше встречаться с Изольдой и Валентиной, это может плохо кончиться и для меня, и для тебя. Если я не успею уехать и меня схватят, прежде чем я разыщу кейс с деньгами, я потяну за собой и тебя, выдам за сообщника.
– Да ты спятила! Я сегодня же найду Изольду и все расскажу ей…
– Не смей при мне произносить это имя! – Пунш, вдруг повернувшись ко мне, как если бы увидела меня, побледнела и замотала головой. – Не смей, слышишь? Да и навряд ли ты теперь ее увидишь. Твоей Изольде – конец.
– Что ты с ней сделала? – Варнава был совсем бледным. – Отвечай, гадина…
– Подбросила ее зажигалочку куда следует, и теперь ей придется попотеть, чтобы доказать свою непричастность к убийствам в Сочи…
– У тебя не в порядке с головой…
– Ты мне нужен, Варнава. Я пришла сюда, чтобы забрать тебя с собой.
Поедем, я сумею быстро оформить все документы, и уже завтра к вечеру мы вылетим в Москву, а оттуда – за границу. Если откажешься ты, я заберу с собой Валентину, она вполне заслуживает хорошей жизни… Но я виновата перед ней, ох как сильно виновата… Боюсь, что после нашей встречи у нее повредился рассудок…
– И что ты с ней сделала?
– Это было в Адлере… Я привезла ее на кладбище и инсценировала кое-что, не для слабонервных… Ревность спутала все мои планы… Я и не собиралась ничего такого с ней делать, а могилу приготовила на случай, если у меня не будет алиби и появится свидетель, которого нельзя будет убрать, но показаниям которого – после поездки на кладбище – невозможно будет поверить.
Неужели ты еще не понял, что речь идет о Машке? Ее пьянство и распутный образ жизни были мне на руку, но она была чрезмерно болтлива, а потому я собиралась испугать ее…
– Но при чем же здесь Валентина?
– Просто я злилась на нее из-за тебя, у меня в голове не укладывалось, что ты изменяешь мне с ней… Вот я и захотела ее испугать. Я же не знала, что она тебе была нужна только из-за Изольды…
Мне стало жарко от этих слов.
– Ты все понимаешь не правильно! Когда я познакомился с Валентиной, я ничего не знал об Изольде…
– Ну хотя бы мне ты не ври! – огрызнулась Пунш. – Я же свой человек, мне можно говорить все! Поедем со мной, у меня есть деньги и драгоценности, они в Сочи, у нас дома, спрятаны в надежном месте. Это и золото Мисропяна, вернее, лишь часть того, что у него якобы украли… и которым он прикрывался, как фиговым листком, торгуя наркотиками. Там и бриллианты Васильевой… Ее, наверное, все жалеют, считают жертвой маньяка… Да она умерла в считанные минуты! А те, которым она с братцем скармливали наркотики, разве не умерли?
