— У вас уже была такая мобилизующая и объединяющая людей сила, вам не кажется? — машинально произнес Петр.
— Нет. Не кажется. — Голос стал жестче и категоричнее. — Мы не ставим корыстных целей. Однако понимаем, что никогда не построим справедливого общества, если каждый болван будет делать то, что ему хочется — воевать не могу, работать не буду. Нужны люди, которые поведут за собой остальных. Это не означает, что мы призываем к возрождению полицейского государства — напротив: наша цель — гармоничное, здоровое и справедливое общество…
Петр не выдержал, засмеялся. «Нет, все же никогда не сумеют они избавиться от своей идеологии, она у них в крови, — подумал он. — Даже словесные штампы не в состоянии искоренить!», а вслух сказал:
— Извините, я уже вволю накатался вокруг вашего мыслительного центра. Почему бы вам просто не вставить в меня нужную программу? При таком-то электронном могуществе?
Вопрос не застал невидимку врасплох.
— В этом нет необходимости. К тому же разработка и внедрение такой программы — удовольствие дорогостоящее. С вами, Петр Иванович, все обстоит намного проще, — с подчеркнутым презрением произнес Голос.
— Рассчитываете на заложницу? Немногим же ваше государство отличается от банды рэкетиров!
— Наше! Наше государство, Петр Иванович! — прикрикнул невидимый гуманист и заговорил стаккато: — Если вы завтра же не повернете дело Филонова так, как я вам сказал, мы найдем другой способ отстоять свои интересы. И в этом спектакле роли для вашей актрисы не предусмотрено!
Петр молчал. Удар, связанный с похищением Ники, был для него неожиданным. Если бы он и позаботился об упреждающих мерах, то они коснулись бы сотрудников бригады и членов их семей. О себе он никогда бы не подумал — будучи человеком одиноким, был уверен, что как объект шантажа интереса не представляет.
— Предположим, я принесу эту девчонку в жертву, — подумал Петр вслух. — Тем более что она не имеет никакого отношения не только к Филонову, но и ко мне.
«Голландец» свернул на Кропоткинскую набережную, завершая круг.
— Что ж, тогда нам тоже придется принести жертву, — сделал запасной ход собеседник. — Назвать имя преступника, которого так рьяно и безуспешно разыскивает ваша межведомственная бригада.
— Так вам оно известно? За чем же дело стало?.. Я вовсе не испытываю жажды первенства в этом соревновании. Хотя, признаться, дорого бы заплатил, чтобы узнать его имя.
Человек-невидимка засмеялся.
— Вам я могу назвать это имя бесплатно. Этот человек — вы, Петр Иванович.
«Голландец» меж тем свернул в темный переулок, нащупывая фарами дорогу, поплыл к Волхонке. Редкие прохожие провожали его то презрительными, то трепетными взглядами, строили нелепые предположения на предмет назначения принадлежности лимузина. Никто бы не поверил, что эта большая блестящая машина способна трансформироваться в передвижную камеру смертников.
Петр понимал, что должен как-то отреагировать на это бредовое обвинение, но к такому повороту оказался совершенно не подготовленным.
— И вы сможете это доказать? — спросил он.
— Без особого труда. Хотите?.. Вы начинаете расследование убийства Филонова, в ходе которою возникает ряд загадочных обстоятельств, в больнице почему-то погибает Войтенко — единственный свидетель, способный пролить свет на тайну лаборатории по созданию психотронного оружия. Затем следует загадочное исчезновение лейтенанта Крильчука, под охраной которого находился Войтенко. Затем происходит целый ряд убийств, связанных с делом, которым вы занимаетесь: погибает изобретатель психотронного оружия Натансон, вслед за ним — его бывшая супруга Шейкина, хранившая документы. Дактилоскопирование покойного Сотова приводит следствие в Южанскую тюрьму и фонд «Прометей». Но вместо того, чтобы арестовать и допросить причастных к делу Отарова, Давыдова и Реусса, вы их упускаете. Затем начинаете преследование, но вовсе не в интересах правосудия: вам нужно их уничтожить, чтобы замести следы, ведущие к подпольной лаборатории, Швец! С помощью своего подельника Каменева вы убиваете Давыдова, а Реуссу и Отарову даете возможность уйти, потому что на них открыты счета в зарубежных банках. Но, неожиданно для вас, их задерживают. Отарова — в Краснодаре, Реусса — на афганской границе. Реусса ваши люди успевают убрать, а Отарова убираете вы сами вместе с Каменевым во время допроса в следственном изоляторе, довольно ловко инсценировав его самоубийство. Остается еще один человек, потенциально опасный для вас: священник Двинский. И тогда вы убиваете его. Кто будет следующим в вашем кровавом списке, Швец?.. Смею заверить, что на каждое из этих убийств заготовлены неопровержимые доказательства, и не надейтесь, что вам удастся выпутаться. Никто, кроме вас, не знал о связи, существовавшей между жертвами. Никто другой не мог построить план расследования так, чтобы ни один из свидетелей не смог дать показаний! Лихо работаете, следователь-убийца Швец! Куда вы надеялись прийти по дороге мертвецов? К собственной могиле?.. — От слова к слову Голос становился увереннее, монолог превращался в обвинительное заключение, в приговор.
Наступила мертвая тишина.
— Все? — спросил Петр.
— Остальное вы узнаете, если не примете наших условий, — снова зазвучал Голос, теперь уже без патетики, но с прежним покровительственным превосходством. — Вас ожидают забавные сюрпризы в этой неравной борьбе.
— С кем же я борюсь, позвольте наконец узнать? — тихо спросил Петр.
Но Голос молчал, будто нарушилась связь между отсеками. Петр увидел, что «катафалк» стоит в том же месте, где подобрал его час назад. Сработала автоматическая защелка. Это был сигнал выходить.
Он проводил машину тоскливым взглядом. С опозданием догадался, что никого, кроме него, в салоне, конечно же, не было, машина просто оборудована средствами связи, позволяющими обладателю Голоса находиться и в палатах Кремля, вокруг которого они колесили, и в палатах психбольницы имени Кащенко, и в любой другой точке этого государства.
Желтый мигающий огонек светофора неожиданно сменился зеленым. Где-то далеко зашелестели по лужам шины, послышалось гудение троллейбуса, по мостовой, навстречу друг другу проехало несколько машин, затем еще, еще, движение возобновилось и после неестественного затишья казалось Петру чересчур оживленным.
На улице заметно похолодало. К утру обещали снег.
О себе Женька беспокоился меньше всего — знал, на что шел. Уязвимым местом было Медведково: потенциальный заложник Мишка, поди, еще не забыл своего путешествия под Киев под опекой безошников, когда два года назад те пытались выманить Женьку с чемоданчиком красной ртути.
Он заскочил домой, позвонил сестре и, не вдаваясь в подробности, предупредил о своем приезде. Прихватив документы и маленький дорожный футляр с туалетными причиндалами, отправился на стоянку.
Того, что «бомба упадет в это же место во второй раз», не опасался: пока он для них покойник. Главное, обезопасить Таньку и племянника, Москва — не Каракумы, есть где укрыться. «Устроился на работу мишенью, причем за бесплатно», — усмехнулся про себя Женька.
Скулеж послышался раньше, чем замелькала тень собачьего хвоста под фонарем.
— Привет, коллега, — пожал он протянутую лапу.
Шериф засуетился, лизнул руку, стал обнюхивать карманы.
— Нету, нету, блокадник несчастный! Сейчас в гости поедем, там поужинаешь.
Услыхав слово «поедем», пес заметался, зазвенел цепью.
— Ты чего на ночь-то глядя? — вышел из КПП Серега.
— Серый, я Шурика заберу? Утром вязать будем.
— О! Это дело, щенка — мне, за полцены.
— Считай, договорились, — Женька защелкнул карабин на ошейнике Шерифа.
Пес нетерпеливо потянул к машине.
— Ты же тачку Николаю сегодня обещал? — недоуменно сказал Серега. — Он заявится через час…
Женька замер, приложил ладонь ко лбу:
— Черт… забыл…
— Нехорошо выйдет, — просительно посмотрел на него охранник, — договорились ведь…
С сожалением посмотрев на вымытую Николаем машину, Женька решил, что успеет добраться муниципальным транспортом, а Николай в Ясенево к своей подружке не попадет, так как через час он работать уже не будет.
— Ладно, — махнул Женька рукой. Из глубины выворачивала «шкода».
— О! С Метелкиным поговори, — обрадовался за друга Серега.
Безработный инженер Метелкин занимался частным извозом. Договориться с ним не составило труда. Правда, за двойной тариф, потому что присутствие в салоне мохнатого пассажира исключало подсадку.
Зина повертел в руках новенькое Женькино удостоверение.
— Одобрям-с, — кивнул он, — хорошее дело!