— Ты ошибся, — ответил Стас.
— Мы никогда не ошибаемся. — Конвоир усмехнулся и ударил задержанного в третий раз, но теперь настолько сильно, что тот рухнул на колени и принялся глотать воздух. — Хватит рассиживаться, пошли.
Стаса рывком подняли на ноги и потащили вниз по лестнице.
Олялин вошел в кабинет и грохнул объёмистый баул прямо на стол. Константин Георгиевич торопливо открыл сумку, достал пачку сертификатов, выдернул один, посмотрел на свет.
— Подлинная, — пробормотал он. — Никаких сомнений.
— Лучше проверить, — подал голос Олялин.
— Я и так вижу, — отмахнулся Константин Георгиевич. — Они не смогли бы сделать такую качественную фальшивку. Видишь, тут голограмма в углу. И вшитые волоски. Их не берет даже самый лучший ксерокс. И принтер их не пропечатает. Эти сертификаты заказывались в ФРГ. Вне всяких сомнений. Это не подделка. Да и слишком много пришлось бы подделывать. Говорил же, они играют в открытую! Олялин пожал плечами.
— Дело ваше, шеф.
— За тобой не следили?
— Нет, — покачал головой Олялин. — Никого.
— Ты уверен?
— Я бы заметил слежку.
— Отлично. — Константин Георгиевич бросил сертификаты обратно в баул, застегнул «молнию». — Скажи своим людям, чтобы взяли из хранилища двадцать миллионов долларов и перенесли в мой кабинет. Поставь охрану. Хорошую охрану! Сильную! Чтобы муха не пролетела!
Олялин отметил, что Константин Георгиевич сказал не «этот кабинет», не «кабинет сына», а «мой кабинет». При всей своей практичности и меркантильности он уже пребывал мечтами в светлом завтра. Ну что же…
— Я вернусь через два часа, — добавил Константин Георгиевич, поднимаясь.
— Возьмите пару моих ребят, — предложил Олялин. — На всякий случай.
— Своими обойдусь.
— Где вас искать, если что, шеф?
— У Виктора, — ответил Константин Георгиевич и посмотрел на Олялина. — Удивлен? Да-да. Мой сын жив.
— Как это? — На лице Олялина отразилось удивление.
— Похитители акций увезли его с собой и потом отпустили. Эти подонки — хорошие психологи. Они с самого начала просчитали, что лучше и безопаснее иметь дело со мной, чем с бандитами или ФСБ, и сохранили Виктору жизнь. Хотя им ничего не стоило его убить.
— Шеф, — Олялин нахмурился еще больше, — что-то мне это все не нравится.
— Что тебе не нравится? Что Виктору повезло уцелеть? Этим ты недоволен? Или тебе не нравится то, что они оказались хитрее и ты упустил банк?
Олялин молчал. Он вдруг понял, что, несмотря на кажущуюся трезвость, Константин Георгиевич мертвецки пьян.
— Приготовь к моему возвращению деньги! — рявкнул Фролов и вышел из кабинета, оставив Олялина в гордом одиночестве.
* * *
«Я выбежал из ГУМа и… тут же замёрз. Ветер хоть был и не слишком сильным, но мокрая насквозь одежда — далеко не лучший теплоизолятор. Это ещё у Перельмана в „Занимательной физике“ описывалось. Втянув голову в плечи и лязгая на ходу зубами, я побежал по Никольской.
* * *
Что? Какое там, к бесу, не привлекать внимания. И так все оборачивались.
* * *
Хоть согреюсь. У Богоявленского переулка стояла шикарная иномарка. При моем появлении водитель мигнул фарами. Впрочем, я не обольщался относительно своего внешнего вида и поначалу решил, что он подает знак кому-то другому. Дверца внезапно открылась, и человек выбрался из машины. Увидев его, я невольно сбавил шаг, а затем и вовсе остановился как вкопанный. На мгновение у меня даже появилась мысль, что это галлюцинация. Возможно, тряхнул слишком сильно что-то в голове, когда летел с крыши.
— Садись в машину и побыстрее, — скомандовал мне человек и полез за руль.
Ладно. В машине хотя бы тепло. Я нырнул на пассажирское сиденье и захлопнул дверцу. Он тут же ударил по газам, свернул в Богоявленский, оттуда — на Ильинку и покатил в сторону Старой площади. Здесь мы повернули направо, к Варварке.
— Куда мы едем? — поинтересовался я.
— А тебе не всё равно? Главное, подальше от твоих друзей. Через пару минут весь центр будет оцеплен.
— Почему?
— Потому что они поймут, что взяли не того, за кем бегали.
— Вы имеете в виду Стаса?
— Именно его я и имею в виду, — ответил Сергей Борисович Тучков.
Выглядел он совсем неплохо. Для покойника, разумеется. Бледноват, но мертвые бывают и побледнев.
— Как вы уцелели во время взрыва? — спросил я.
— Я не был в квартире в момент взрыва, — спокойно ответил Сергей Борисович.
— А где же вы были?
— На лестнице, в соседнем подъезде.
— Каким образом?
— Сперва „взломщики“ пустили эфир, и все, кто находился в квартире, уснули. Я лежал у дверей и поэтому первый взрыв меня почти не задел. Зато когда эти ублюдки вошли в квартиру, они принялись палить во все стороны. Мне досталось две пули. — Сергей Борисович повернул голову. — Дай сигаретку.
— У меня нет.
— У меня есть. В бардачке. Достань, прикури и дай мне. Левая рука плохо работает, — пояснил он. — Пистолет удержать могу, но на курок нажать уже нет. И, чтобы обойму вставить, приходится попотеть. Я бы и сам взял сигарету, правой рукой, но чем тогда вести машину?
Я достал пачку, прикурил, сунул сигарету ему в рот.
— Спасибо, — кивнул он. — Две пули — не самая большая беда. В моей жизни случались веши и похуже. Но эти уроды, сами о том не подозревая, спасли мне жизнь.
— Каким образом?
— Эти две пули привели меня в чувство.
— А остальных?
— Все реагируют на эфир по-разному. Меня он практически не берет. Но здесь была слишком высокая концентрация. Так вот. Я пришел в чувство. Подождал, пока они уйдут. Встал и вышел из квартиры через пролом в стене. — Сергей Борисович жадно затягивался, не вынимая сигареты изо рта. — Спустился вниз. Переждал второй взрыв и ушёл. То, что все считали меня погибшим, играло мне на руку. Иначе я не протянул бы и суток. — Он покосился на меня. — Деньги. „Общак“. За него мои же подручные закопали бы меня живьем.
— Если вы пришли в себя, когда эти люди… „взломщики“ находились в квартире, значит, вы их видели?
— Конечно, видел. Троих я не знаю, а четвёртым был твой приятель Стас. Поэтому я и не убил его в магазине. Он не заслуживает легкой смерти. А в ФСБ с такими разговаривают жестко.
Сергей Борисович усмехнулся. От этой его ухмылки мне стало нехорошо. Образец жестокости.
— Не убили в магазине… — повторил я.
— Я следил за вами от самой „берлоги“. Хотел подобрать тебя раньше, но ты все время делал какие-то глупости. Невозможно было подойти. А перед ФСБ мне сейчас „сиять“ не с руки. Пусть думают, что я погиб.
— А Пётр?
— Что Пётр?
— На крыше Стас сказал, что с ними был Пётр.
— Нет. Петра в квартире не было. — Сергей Борисович неловко взял окурок левой рукой и протолкнул его за окно. — Ты не спрашиваешь, почему я тебя спас?
— Сами скажете, если захотите.
— Верно. — Он снова усмехнулся. — Я не в лучшей форме. А ты мне остался должен. К тому же я спас тебе жизнь. Получается вроде дважды долг, а дважды долг красен двойным платежом. Ты поможешь мне прижать одного человека.
— Какого человека? — Сказав, что это известие меня очень обрадовало, я бы солгал.
— Того, кто все это организовал. Нанял „взломщиков“. Приказал им убить меня. И тебя, кстати, тоже.
— Кто он?
— Фролов Константин Георгиевич. Член правительства. Я собираюсь прихватить этого урода и вытрясти из него свои акции.
— Вы с ума сошли.
— Напротив, — покачал головой Сергей Борисович.
Машина свернула на Москворецкую набережную и вскоре вылетела на мост.
— Чтобы добраться до этого ублюдка, не надо искать его самого. Надо всего лишь найти сынка и заставить позвонить папочке, А чтобы попасть к сынку домой, надо скрутить их начальника охраны. Есть такой Олялин. Боря. — Это „Боря“ прозвучало издевательски. — В одиночку я, пожалуй, с ним теперь не справлюсь.
— Но я…
— Ты можешь держать пистолет, — отрубил Сергей Борисович. — Этого достаточно.
— Но…
— Слушай. — Он резко нажал на тормоз, и машина остановилась посреди улицы. — Неужели ты думаешь, что меня волнует твоя дерьмовая жизнь, а? Ты думаешь, если бы твоя долбаная башка разлетелась как арбуз, ударившись об пол магазина, я бы заплакал? Ты думаешь, мне больше нечем было заняться и поэтому я полез спасать твою задницу, а? Ты это думаешь?
Он наклонился к самому моему лицу и говорил, почти кричал так, что я невольно вжимался в кресло.
— Отвечай, мать твою!
Две пули не слишком изменили характер этого человека. Казалось, он стал ещё сильнее.
— Нет.
— Отлично. А теперь слушай и мотай на ус. Меня не интересует, что ты хочешь, а чего ты не хочешь. Ты, твою мать, мне должен и поэтому будешь делать то, что я говорю. А если попробуешь еще раз открыть рот, я сломаю тебе руку. Для начала. На это у меня сил хватит. Ясно? Я спрашиваю: ясно?
