— Что, через людей?
— Ну да. Перед ним двое стояли, мужчина и женщина. Он их оттолкнул, значит, и на дорогу. Ну а тут грузовик этот.
— А Иверин что, грузовик не видел, получается?
— Да нет же, видел, конечно. Попробуй не увидеть — их там штук двенадцать в ряд шло.
— Чего же тогда бежал?
— Вот именно. Потому-то и решили, что оступился.
«Или толкнули, — подумал Максим. — Когда человек падает, трудно понять, толкнули его или сам оступился».
— Там тротуар очень скользкий, — продолжал лейтенант. — Настоящий каток. Народ с базы идет, вот и натоптали. Видать, Иверин и поехал, да прямо под грузовик. Черепно-мозговая травма. Такая травма, Полголовы снесло. Так и умер, не приходя в сознание.
— А свидетели не заметили, один он подошел или, может быть, с ним еще кто-то был?
— Не заметили. Иверин-то, почитай, у них за спинами стоял. Как тут углядишь?
— Понятно. Ну, спасибо^лейтенант. — Максим повесил трубку.
Он не стал ничего говорить о Панкратове, к которому Георгий Витальевич шел на встречу. Подумал, что надо бы, но что это даст? Кража паспорта и подделка фотографии еще не доказывает причастности лже-Панкратова к убийству. Даже если его и поймают, он запросто отвертится. Скажет: «Не знаю ничего ни о каком Иверине. Ах, сосед! Нуда, как же. Не знал, правда, что его фамилия Иверин. Да, заходил пару раз чайку попить. Нет, не видел этого Иверина уже с месяц. И не собирался, нет. Встреча? Какая встреча?» И все, шито-крыто. Наверняка еще и предлог придумает, зачем ему понадобилось паспорт у настоящего Панкратова красть.
Опять же Саликов — лицо влиятельное, запросто может узнать, что УВД разыскивает его подручного. А как узнает, считай, что лже-Панкратова никогда не найдут. Или уедет к черту на рога, или, что куда более вероятно, успокоится на дне Дона с чугунным грузом на ногах. Всплывет через год или через два, уже и не узнаешь, кто такой. Если вообще всплывет.
Максим посмотрел на часы. Начало восьмого. Подумал, что пора бы уже Лемехову со Шпалиным вернуться, и как раз в этот момент в дверь постучали.
— Входите.
В кабинет прошмыгнул Шпалин. Именно прошмыгнул. Не зашел, не протиснулся, а так хитро заскочил, что иначе как «прошмыгнул» и не назовешь. Довольный, на губах улыбка.
Максим повернулся:
— Присаживайтесь, лейтенант. Присаживайтесь. По внешнему виду могу догадаться, что кое-какие успехи есть.
— Так точно, — улыбнулся лейтенант, садясь на краешек стула и вынимая из кармана сложенный лист. — Объездил три учебные части — под Кировской, в Донском и у Зернограда. — Шпалин повернул листок и придвинул его к Максиму.
Тот пробежал его глазами. Пять фамилий и рядом с каждой пометка.
— Смотрите, вот этот, первый, из Кировской, из строительных частей, по гражданской специальности крановщик. Там, правда, не учебная часть, а обычная военная. Из малосемейных. Всех родственников — только бабка. Ей восемьдесят четыре года. Вот я здесь выписал. — Шпалин достал второй листок и тоже протянул его Максиму. — Родня, домашние адреса, телефоны. Второй из-под Донского, ялтинский, воспитанник симферопольского детского дома номер восемнадцать, закончил ПТУ и техникум. Железнодорожник. Родных никого. Правда, в части сказали, что в детский дом воспитательнице писал часто и она ему отвечала. А вот эти трое — из танковой учебки, из-под Зернограда. Все из одного детского дома, из-под Петербурга. По гражданским специальностям… этот — железнодорожник, — Шпалин ткнул пальцем в нужную фамилию, — а эти двое — строители. Говорят, друзья — не разлей вода.
— А что строители в танковой учебке-то делали? — не понял Максим.
— Кто же их знает? — пожал плечами Шпалин. — У нас ведь, товарищ полковник, в войсках как? Неважно, кем ты был| важно, что мы из тебя сделаем. Во-от. У одного из этих строителей родня есть, тетка какая-то. Живет в Петропавловске. В части сказали, что он ей не писал, она ему — тоже. Что-то там, видать, у них не срослось.
— Так, а сроки перевода?
— Вот тут написано, — Шпалин указал.
— Я спрашиваю, — вдруг тихо и веско оборвал излияния Шпалина Максим. — Сроки перевода.
— Понял, товарищ полковник. — Шпалин взял листок. — Первые двое из списка переведены в Чечню девятого декабря, третий — десятого, последние двое — одиннадцатого.
— Кто подписал приказ?
— Та-ак… Приказ о переводе подписан Александром Борисовичем Сивцовым, заместителем начальника штаба округа по личному составу.
— Ясно, — кивнул Максим. — Ну и что дальше? Перевели их, и что?
— Все, товарищ полковник, — развел руками Шпалин. — Больше никаких сведений. Вы же не говорили, что…
— Ясно. Ладно, спасибо и на этом. — Максим придвинул к себе листки и принялся читать, затем взглянул на Шпалина.
Тот засуетился.
— Я могу быть свободен, товарищ полковник?
— Можете, можете. Идите, лейтенант.
— Есть. — Шпалин вскочил, четко козырнул и двинулся к выходу.
— Знаете, лейтенант, — вдруг окликнул его Максим, продолжая смотреть в бумаги, — вы иногда проявляйте инициативу. Это полезно. Особенно в вашем деле. Вы все-таки, черт побери, дознаватель. Дознаватель, а не хухры-мухры. Из прокуратуры. Между прочим, от того, как вы проведете дознание, иногда зависит, осудят человека или нет. Хотя, впрочем, если вам все равно, то тогда конечно. Тогда можно и так.
— Извините, товарищ полковник, — пробормотал Шпалин.
Максим услышал в его голосе недовольные нотки. Наверняка ведь сейчас думает: «Когда тебя, тварь, куда-нибудь переведут или попадешь в немилость начальства, я от радости напьюсь». Максим усмехнулся. И добавил про себя: «И хрен с тобой».
— Все, свободны, лейтенант, — гаркнул как обрубил.
Шпалин вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Максим еще раз перечитал бумаги, достал свои, те самые, что получил утром в части, так широко торгующей военным обмундированием, и хмыкнул удивленно. Двое солдат да здесь пятеро, и все прикомандированы к одной и той же воинской части. Точнее, называлось это разведвзводом, входящим в состав четвертого мотострелкового полка, временно дислоцирующегося в Моздоке.
Максим сложил листки, скрепил их и положил в новенький скоросшиватель, который достал из ящика стола. Ему оставалось ждать Лемехова. Он надеялся, что Лемехов, как человек инициативный и знающий свое дело, сможет раздобыть сведения более полные, чем Шпалин, и не ошибся. Правда, старший лейтенант объявился, лишь когда часы пробили девять. Он, как и Шпалин, постучал и на брошенное Максимом «входите» приоткрыл дверь.
— Разрешите, товарищ полковник?
— Входите, — пригласил Максим. — Присаживайтесь.
Лемехов сел на то же место, что и утром, открыл кожаную папочку, с которой практически никогда не расставался, и вытащил из нее полтора десятка листов.
— Товарищ полковник, — осторожно начал он, — здесь изложены мои соображения по поводу перевода военнослужащих.
— Ну давай, докладывай. — Максим прикрыл глаза, и не потому, что устал, а просто, сидя вот так, в темноте, легче было усваивать информацию.
— Я побывал в четырех частях. Две — учебные, две — обычные. Честно говоря, больше не успел. Номера частей указаны в списке. Переведенных — двенадцать человек. Все переводы осуществлялись с девятого по двенадцатое декабря по прямому указанию заместителя начальника штаба округа по личному составу подполковника Сивцова. Все военнослужащие — либо воспитанники детских домов, либо из неполных семей. В основном очень далекие родственники или бабушки и дедушки. Возраст указан. Все военнослужащие приписаны к одной и той же части.
— Разведрота? — спросил Максим.
— Совершенно верно, — подтвердил Лемехов и не удержался от вопроса: — Откуда вам это известно, товарищ полковник?
— Шпалин уже у меня побывал, у него та же картина, — ответил Максим. — Ну, давай дальше.
— Части разные. По каким критериям проводился отбор, честно говоря, понять не могу. Пятеро водителей, один крановщик, двое строителей, двое железнодорожников, двое мотористов на судах речного класса, один автомеханик. Все из различных регионов. В двух частях сумел выцыганить фотографии. Вот — Лемехов полез в папку и достал оттуда несколько кусочков картона.
Максим перебрал их. Нет, убитого среди этих ребят не было. Но все равно полезно. Он кивнул, придвинул фотографии к себе и, так же аккуратно сложив стопочкой, сунул под скрепку.
— Я так понимаю, что это еще не все, Петр Васильевич?
— Так точно, не все, товарищ полковник, — усмехнулся Лемехов. — С одним командиром части разговорились. Толковый мужик. Он хотел своего парня — вот он, пятый в списке, Шарин, — оставить у себя сержантом. Говорит: малый сметливый и здоровый. Детдомовская школа, на таком не поездишь. Сержант, говорит, вышел бы отменный. Опять же механик, в машинах разбирается, как бог. С закрытыми глазами мог сказать, какая неисправность в двигателе. Хотел этот командир части дать ему сержанта и оставить у себя личным водителем после того, как его нынешний на дембель уйдет, а туг приказ. Он уж и в штаб округа звонил, и с самим Саликовым разговаривал, и с Сивцовым. Все без толку. Загребли парня.
