Дороти Сэйерс - Встреча выпускников

Когда Харриет появилась из туалета, она обнаружила мисс де Вайн в одиночестве.

— Слава Богу, они ушли, — сказала Харриет. — Боюсь, что я выглядела посмешищем. Это было довольно сокрушительно, правда? Что произошло с Питером?

— Он ушёл, — сказала мисс де Вайн.

Она поколебалась, а затем продолжила:

 — Мисс Вейн, я совершенно не хочу вмешиваться в ваши дела. Остановите меня, если я скажу слишком много. Но мы как-то говорили о том, что нужно смотреть фактам в лицо. Разве не время, чтобы вы взглянули на факты, касающиеся этого человека?

— Я уже давно учитываю один факт, — сказала Харриет, глядя во дворик невидящими глазами, — что если я однажды уступлю Питеру, я сгорю, как солома.

— Это, — сухо заметила мисс де Вайн, — довольно очевидно. И как часто он использовал это оружие против вас?

— Никогда, — сказала Харриет, — пытаясь припомнить моменты, когда он мог его использовать. — Никогда.

— Тогда, чего вы боитесь? Себя?

— Разве этот день не является достаточным предупреждением?

— Возможно. Вам выпала редкая удача встретить очень бескорыстного и очень честного человека. Он сделал то, что вы его просили, не заботясь о том, чего ему это стоило и не уклоняясь от проблемы. Он не пытался замаскировать факты или оказать влияние на ваши рассуждения. По крайней мере, с этим вы должны согласиться.

— Может быть, он понял, какие чувства я должна была испытывать?

— Понял? — переспросила мисс де Вайн с лёгким раздражением. — Моя дорогая девочка, будьте всё-таки справедливы в отношении его ума. Он у него превосходен. Он крайне чувствителен и намного более умен, чем было бы достаточно для него. Но я действительно не думаю, что можно продолжать всё так, как шло у вас раньше. Вы не сможете сломить его терпение, его самоконтроль или его дух, но сможете разрушить его здоровье. Он похож на человека на последней стадии нервного истощения.

— Он много был в разъездах и усиленно работал, — попыталась защититься Харриет. — Я не очень хорошая спутница жизни для такого человека, как он. У меня дьявольский характер.

— Ну, это его риск, если ему хочется рискнуть. Он, кажется, не испытывает недостатка в храбрости.

— Я сделаю его жизнь сплошным страданием.

— Очень хорошо. Если вы считаете, что недостойны чистить его ботинки, скажите ему об этом прямо и откажите ему.

— Я пыталась отдалить от себя Питера в течение пяти лет. На него это не действует.

— Если бы вы действительно захотели, то отшили бы его за пять минут… Простите меня. Не думаю, что это были лёгкие времена для вас самой. Но для него это также не могло быть легко: видеть всё и быть не в силах вмешаться.

— Да. Мне почти жаль, что он не вмешался, вместо того, чтобы быть таким ужасно умным. Было бы настоящим облегчением для разнообразия услышать грубость.

— Он никогда этого не сделает. В этом его слабость. Он никогда не будет принимать решение за вас. Необходимо будет принимать свои собственные решения. Вы не должны опасаться потерять свою независимость, он всегда насильно вернёт её вам. Если вы когда-нибудь обретёте с ним хоть какой-то покой, это будет лишь очень неустойчивое равновесие.

— Именно так он говорит о себе. Скажите, на моём месте вы захотели бы выйти замуж за такого человека?

— Если откровенно, — сказала мисс де Вайн, — то нет. Я не сделала бы этого по многим причинам. Брак двух независимых и одинаково раздражительных интеллектуалов кажется мне опрометчивым и вообще на грани безумия. Можно причинить друг другу такую ужасную боль.

— Я знаю. И я не думаю, что смогу ещё выдержать боль, которую я ощущаю.

— Тогда, — сказала мисс де Вайн, — полагаю, что следует прекратить причинять боль другим людям. Рассмотрите факты и сделайте заключение. Приложите к проблеме ум учёного и покончите с ней.

— Думаю, вы совершенно правы, — сказала Харриет. — Так и сделаю. И это напомнило мне одну вещь. На «Истории просодий» мисс Лидгейт сегодня утром собственноручно написала «В ПЕЧАТЬ». Я подхватила весь материал и послала первую попавшуюся студентку отнести его наборщикам. Я почти уверена, что слышала слабый голос из окна — что-то о сноске на странице 97, — но притворилась глухой.

— Хорошо, — сказала, смеясь, мисс де Вайн, — слава Небесам, хотя бы эта часть научной работы дала, наконец, результат!

Утром от Питера не было ни словечка. Директриса выпустила краткое и осторожное объявление по колледжу, гласящее, что преступник выслежен и проблема разрешилась. Профессорская, немного оправившись от шока, постепенно занялась текущими делами семестра. Все вновь стали нормальными. Да они никогда и не были другими. Теперь, когда кривое зеркало подозрений было удалено, они вновь стали доброжелательными, умными людьми, — возможно, видевшими ненамного дальше собственных интересов, чем обычный мужчина вне его профессии или обычная женщина вне её собственного домашнего хозяйства, — но столь же понятными и приятными, как хлеб насущный.

Харриет, выбросив из головы корректуры мисс Лидгейт и чувствуя, что у неё пока не хватает решимости заняться Уилфридом, взяла свои заметки о Ле Фаню и вышла, чтобы немного поработать в Камере Рэдклиффа.

Незадолго до полудня до её плеча дотронулась чья-то рука.

— Мне сказали, что вы здесь, — произнёс Питер. — У вас найдётся свободная минутка? Мы можем подняться на крышу.

Харриет подала руку и прошла вместе с ним через круглый зал со столами, за которыми сидели тихие читатели.

— Я так понимаю, — сказал он, открывая вращающуюся дверь, которая вела к винтовой лестнице, — что наша проблема решается сейчас медицинскими средствами.

— О, да. Когда академический ум действительно ухватил суть, что может занять некоторое время, он работает с большой тщательностью и эффективностью. Ничто не будет упущено.

Они поднялись в тишине и вышли через небольшую башенку на галерею библиотеки. Вчерашний дождь закончился и оставил солнце, заливающее весь город. Осторожно ступая по дощатому полу в сторону юго-восточного сегмента, они были немного удивлены, натолкнувшись на мисс Кэттермоул и мистера Помфрета, которые сидели рядышком на каменном выступе и вспорхнули при их приближении, как галки, вспугнутые на колокольне.

— Не уходите, — любезно сказал Уимзи, — места хватит на всех.

— Всё в порядке, сэр, — сказал мистер Помфрет. — Мы как раз собирались. В самом деле. У меня лекция в двенадцать.

— Вот это да! — сказала Харриет, наблюдая, как они исчезли в башенке. Но Питер уже потерял интерес к мистеру Помфрету и его делам. Он облокотился о парапет и смотрел вниз на Катт-стрит. Харриет присоединилась к нему.

Там, в восточном направлении, на расстоянии брошенного камня высились башни-близнецы колледжа Всех Душ, фантастические, нереальные как карточный домик, чётко вырезанные ярким светом, ниже промокший овал дворика сиял как изумруд в кольце из драгоценных камней. Позади них, чёрно-серый Новый колледж был мрачен, как крепость, с тёмными кругами прорезей в колокольне; далее шёл Квин-колледж с его куполом из зёленой меди; а когда глаза направились к югу, Магдален-колледж, жёлтый и стройный, высокая лилия из башен; Экзаменационные школы и зубчатый фасад Университетского колледжа; Мертон-колледж, с острыми шпилями в вершинах квадрата, полускрытый позади затенённой северной стороны и возносящегося шпиля колледжа Сейнт-Мэри. На западе вновь Крайст-Чёрч, протянувшийся между шпилем собора и башней Том-тауэр; прямо под рукой Брасенос-колледж; Сейнт-Олдейтс и дальше башня Карфакс; шпили, башни и четырехугольники двориков, — весь Оксфорд лежал под ногами с трепещущими листьями и вечными камнями, окружённый защитной линией из голубеющих холмов.

— Харриет, — сказал Питер, — Я хочу попросить у вас прощение за прошедшие пять лет.

— Думаю, — ответила Харриет, — должно быть наоборот.

— А я считаю, что нет. Когда я вспоминаю, как мы встретились в первый раз…

— Питер, не думайте о том ужасном времени. Я был сыта собой по горло — душой и телом. Я не понимала, что делала.

— И я выбрал именно то время, когда обязан был думать только о вас, чтобы навязывать вам себя, требовать вас, как глупый высокомерный дурак — как если бы мне достаточно было только попросить, чтобы получить. Харриет, я хочу, чтобы вы знали, что, независимо от того, на что это было похоже, мои ошибки не были ничем худшим, чем тщеславием и слепым, ребяческим нетерпением получить свой собственный шанс.