— Конечно знаю, куколка. И…
— Сэр Генри, — прервал Мастерс, — я был бы вам обязан, если бы вы убрали с вашего лица это странное выражение! Судя по тому, что я слышал, мистер Харви — единственный благоразумный человек из принимающих участие во всей этой истории.
— Не сомневаюсь, Мастерс. Только…
— Только — что?
— Только никто так упорно не утверждает, что все в Европе приходит в упадок, и не является таким яростным поборником джефферсоновской[22] демократии. — Г. М. задумчиво нахмурился. — Тем не менее…
Он не договорил. Но выражение лица Вирджинии свидетельствовало, что она наконец нашла человека, разделяющего ее чувства, которые ей не вполне удавалось облечь в слова.
— Думаю, я вас понимаю, — промолвила она с благодарностью, оставшейся загадкой для Мастерса. — Как бы то ни было, это не важно. Вы спрашивали, почему мы все пребывали в таком напряжении.
— Вы имеете в виду, что ваш муж и ваш старик не ладят друг с другом?
— Вовсе нет! — с искренним негодованием воскликнула Вирджиния. — Они отлично ладят. Каждый тайком восхищается другим, хотя ни за что в этом не признается. Но…
— Да, куколка?
— Папа спорит с Томом из-за того, как следует воспитывать нашего Томми. Он считает, что Томми должен воспитываться как американец, а Том… ну, не вполне в этом убежден. Они кричат и стучат кулаками по столу, а это просто ужасно!
— Понимаю, — с сочувствием произнес Г. М. — А ваша мать не может примирить их друг с другом?
— Моя мать умерла. Папа вдовец и довольно обидчивый.
— Вот как?
— Вдобавок в среду, прежде чем мистер Лоуф из музея позвонил насчет чаши, папа получил телеграмму из Америки, предписывающую ему срочно вернуться из-за совещания по какому-то юридическому вопросу. К счастью, в четверг утром пришла другая телеграмма, сообщающая, что с возвращением можно повременить. Но до того все пошло кувырком. Папа сказал, что должен немедленно заказать билет на самолет, но не на рейс Британской трансатлантической авиакорпорации, так как их самолет называется «Монарх», а на самолет «Пан-Америкэн», который называется «Президент». Том, используя знакомства, заказал билет на вечер четверга. Как я сказала, папе он в итоге не понадобился. Но вы можете себе представить, в каком мы с Томом были состоянии, когда позвонил мистер Лоуф.
Вирджиния вздохнула — ее серые глаза выражали беспокойство о домашних делах.
— Могу добавить еще одно. Хотя папа юрист, но в Телфорде уже несколько дней работают водопроводчики, и это не улучшает ситуацию.
Вирджиния не казалась способной на столь очевидную non sequitur.[23] Г. М., опять начавший доставать из кармана портсигар, недоуменно уставился на нее поверх очков.
— Простите, — пробормотала она. — Должно быть, это прозвучало нелепо. Понимаете, папа твердит всем, что начинал карьеру как водопроводчик, — в итоге у людей возникает ощущение, будто он сожалеет, что не стал им.
— А это неправда, куколка моя?
Вирджиния скривила губы:
— Ничего, что говорит папа, не бывает абсолютной неправдой. У моего дедушки, старого Джона Д., была idee fixe,[24] что каждый молодой человек должен изучить какое-то ремесло…
— И что в этом дурного, мисс? — воинственно осведомился Мастерс.
— Ничего, мистер Мастерс. Только почему вы должны изучать ремесло, если вы этого не хотите? Папа всегда ненавидел работать руками, хотя не вздумайте говорить ему это! Когда он учился в школе и колледже, мой дедушка заставлял его проводить все каникулы, обучаясь ремеслу водопроводчика. А теперь папа, который с возрастом стал походить на старого Джона Д., искренне убежден, что упустил свое призвание.
— Так вот оно что! — пробормотал Г. М., чье лицо прояснилось.
— Папа говорил это и вам?
— Еще как говорил, куколка моя! Я не вполне мог его понять, так как знал от нескольких друзей, что ваш старик получил степень магистра искусств в Принстоне, прежде чем поступил в юридическую школу. Меня удивляло, что ему хватило времени на образование — слушая его, можно было подумать, что он с раннего детства только и делал, что возился в чьих-то ванных.
— Нам это чем-то поможет? — проворчал Мастерс.
— Да! — отозвалась Вирджиния. — Вы должны знать подробности, чтобы иметь ясную картину происшедшего в среду ночью.
В атмосфере вновь почувствовалось странное напряжение.
— После того как Том вернулся из Черритона с Чашей Кавалера и рапирой, мы выпили коктейли перед обедом…
— Минутку, куколка! Помимо слуг, кто там был?
— Только Том, папа, Томми и я. Я не имею в виду, что Томми пил коктейль, но, когда у нас папа, Томми разрешают обедать с нами.
— Угу. Продолжайте.
— Том беспокоился и упомянул о кражах со взломом по соседству. Тогда вмешался папа. Господи, он, конечно, адвокат по уголовным делам, но я в жизни не слышала столько историй о взломах. Потом папа перешел к Раффлзу,[25] Арсену Люпену[26] и еще к какому-то персонажу по имени Джимми Валлентайн.[27] Конечно, он только хотел поддразнить Тома…
— У него была какая-то особая причина дразнить вашего мужа?
— Никакой, кроме того, что папа ненавидит традиции и уважение к старине. Он говорит, что все старинные дома в Англии нужно снести и заменить их современными многоквартирными зданиями с паровым отоплением. Наконец Том забеспокоился и сказал: «Знаете, сэр, я запру чашу в сейф в Дубовой комнате. Окна там оборудованы самыми современными запорами, снаружи никто не сможет пробраться туда, а дверь надежна, как крепость». Но папа только ухмыльнулся и ответил: «Мой мальчик, ловкому второэтажнику ничего не стоит…»
Мастерс снова вмешался — к растущему недовольству Г. М.:
— Мисс, вы рассказываете об этом сэру Генри куда более подробно, чем мне. Что такое «второэтажник»?
— Corpo di Вассо! — воскликнул синьор Равиоли, обращаясь к Г. М., но драматически указывая на Мастерса. — Этот человек — невежественный коп! Второэтажник — тот, кого в Англии называть «кошачий взломщик»! Но если эта комната на нижнем этаже, зачем вам второэтажник?
— Папа об этом не думал, — серьезно объяснила Вирджиния. — Ему было все равно. «Ловкому второэтажнику, — сказал он, — ничего не стоит потихоньку взломать окно, удалить весь сейф и отнести его в автомобиль». Но потом папа внес толковое предложение: «Почему бы тебе, мой мальчик, не забрать чашу в вашу спальню на ночь? Ты сильный парень, и никто не сможет отнять ее у тебя». Но беда в том, что и Томми, и я спим очень крепко. Нас и пушкой не разбудить, когда дело доходит до сна.
— Прошу прощения, мисс, — опять прервал Мастерс, — но что именно вы подразумеваете под фразой «когда дело доходит до сна»?
Последовала краткая пауза. Злобные взгляды сэра Генри Мерривейла и синьора Равиоли устремились на злополучного Мастерса, как лучи прожекторов.
— Просто фигура речи! — поспешно ответила Вирджиния. — Слово за слово, и папа с Томом опять начали орать друг на друга и стучать кулаками по столу. Тогда Том решил не беспокоить меня, поставить чашу в сейф и просидеть всю ночь в Дубовой комнате.
Приближаясь к кульминации повествования, Вирджиния тщательно выговаривала каждое слово.
— В начале двенадцатого Том поместил чашу в сейф, запер его и положил ключ в карман. Я видела, как он это сделал. Том с трудом нашел ключ — даже Дженнингс не знал, где он, — но мы обнаружили его висящим там, где должен был висеть ключ от винного погреба.
Весь вечер Том пил черный кофе. Дженнингс принес ему напоследок большую чашку, и муж выпил ее залпом, дабы быть уверенным, что не заснет. После этого Том подошел к окнам и убедился, что они крепко заперты — длинные стержни с рукояткой на одной стороне опускаются в гнезда в подоконнике. Снаружи через них пробраться невозможно — поверьте мне на слово.
Наконец Том пожелал мне доброй ночи и запер за мной дверь на замок и на два очень тугих засова — один сверху, другой снизу. Остальное он может рассказать вам сам.
Том сидел на не слишком удобном стуле с высокой спинкой перед узким маленьким столиком с пепельницей. Несмотря ни на что, он, конечно, заснул и внезапно проснулся в призрачное время перед рассветом, когда небо становится серовато-голубым. Он не сознавал, что проспал несколько часов, положив руки на стол, а голову на руки. Подняв голову, он увидел прямо перед глазами то, что едва не свело его с ума.
Подбежав к окнам, Том обнаружил, что они по-прежнему надежно заперты. Дверь также была заперта на замок и засовы. Он даже попытался заглянуть в дымоход, но на некотором расстоянии вверх поперек его находится железная решетка, которую невозможно сдвинуть. И там нет никаких потайных входов или выходов.
Никто не мог ни войти в Дубовую комнату, ни выйти оттуда. Тем не менее дверца маленького сейфа была распахнута настежь. На столике, рядом с тем местом, где минуту назад лежала голова Тома, стояла Чаша Кавалера. Золото, бриллианты, рубины и изумруды поблескивали при первом солнечном свете…
