— Ты выиграла, Кристина, — сказала она, — теперь нам с Вальдемаром ни за что тебя не догнать.
Ей не хотелось говорить, что последним остался Вальдемар, ведь он мог обидеться.
Неожиданно она услыхала за спиной голоса.
— Смотри, эта девочка прыгает на наших «классиках», хотя не живёт тут!
Гюро обернулась — к ней подошли две сердитые девочки.
— Это наши «классики», — сказала одна из них. — Мы сами хотим играть!
Гюро ничего не ответила, она спрятала в рюкзак Вальдемара и Кристину и отошла в сторону. Уходить совсем она не собиралась, ведь мама была в котельной.
Девочки начали играть. И хотя они не взяли Гюро в игру, они всё время помнили о её присутствии — говорили нарочно громко, чтобы она всё слышала, и поглядывали на неё, желая убедиться, что она на них смотрит.
Вдруг за дверьми котельной раздался страшный грохот.
Створки дверей распахнулись, и оттуда выехал трактор. Он был намного меньше того трактора, на котором маме приходилось работать в Гампетреффе. Но этот маленький, почти игрушечный трактор был очень сильный и тащил за собой прицеп. И как вы думаете, кто вёл его? Конечно, мама!
— Смотри-ка, тётя на тракторе! — сказала одна из девочек.
Немного проехав, мама остановила трактор, но мотор не выключила. Он громко тарахтел, и потому мама только помахала Гюро рукой. А вот дворнику шум не мешал разговаривать.
— Если хочешь, можешь немного прокатиться. Ты, наверно, ещё ни разу не каталась на таком маленьком тракторе? — сказал он, подойдя к Гюро.
Он поднял её на руки и понёс к трактору. Девочки встрепенулись.
— Мы тоже хотим прокатиться хоть разок! — закричали они.
— Ладно, — сказал дворник. — Разрешаю вам всем прокатиться до газона, а потом мы с Эрле будем работать. Нам надо собрать весь железный лом, что тут валяется.
Девочки забрались на трактор, теперь они больше не казались сердитыми. Трактор довёз их до газона и остановился, мама спрыгнула на землю.
— У тебя дело пойдёт, — сказал дворник. — Мне повезло с такой помощницей.
— Разве эта тётя тоже работает дворником? — спросила одна из девочек.
— Да, она мне помогает, — сказал дворник. — Вы её здесь увидите ещё много раз.
— А вы нас ещё прокатите? — спросила та же девочка.
— Возможно, что и прокачу, — ответила мама, — но только не днём, а рано утром. Днём здесь будет столько детей, что, если я начну всех катать, мне будет некогда работать. И запомните, меня зовут Эрле.
— А нас Анна и Грета, — сказали девочки.
— Мама, у тебя есть мел? — спросила Гюро.
— Зачем тебе мел? — удивилась мама.
— Хочу начертить себе «классики», — ответила Гюро.
— А я видела возле котельной уже начерченные, — сказала мама.
— Это чужие, — объяснила Гюро.
— А ты прыгай на наших, — сказала девочка, которую звали Анной. — Правда, Грета? Мы можем играть все вместе, так будет даже интереснее.
Сначала Гюро хотела отказаться, но она вспомнила, как папа однажды сказал ей: «Это хорошо, что ты не злопамятна. Злопамятной быть плохо». Да, Гюро была не злопамятной. Она быстро сердилась и быстро забывала обиду. Так было и на этот раз. Гюро кивнула девочкам, и они стали играть втроём.
Гюро не выиграла, она вышла второй, поэтому она сказала:
— Ну вот, Анна первая, а мы с Гретой обе вторые.
— Нет, ты — вторая, а Грета — третья, — поправила её Анна.
— Это всё равно! — сказала Гюро.
— Анна! Анна! Где ты? Пошли скорей, а то я опоздаю на работу! — крикнул женский голос.
— Ой, мне пора в детский сад, — сказала Анна. — Бежим, Грета! Мама нас проводит. До свидания, Гюро!
Они убежали, и Гюро стало очень одиноко. Даже кататься на санках было нельзя, потому что снега уже почти не осталось. Гюро медленно осматривала все балконы. Их было много, и на одном, высоко-высоко, развевался большой красный платок. Это означало, что Гюро может подняться к Тюлиньке. На этот раз она поднималась не на лифте, но мама объяснила ей, сколько пролётов она должна пройти.
А дверь Тюлиньки Гюро узнала по приклеенному к ней рисунку. Она сама его нарисовала. На нём была изображена зелёная лужайка, окаймлённая деревьями, а по лужайке бежал конь. Вернее, не конь, а жеребёнок.
— Гюро, не окажешь ли ты мне одну небольшую услугу? — спросила Тюлинька.
— Конечно, если смогу, — ответила Гюро.
— Тогда поедем со мной в город и пойдём на Телеграф, где я раньше работала. У меня там остались туфли, и мне надо их забрать.
— А маме мы скажем об этом? — спросила Гюро.
— Обязательно, мама всегда должна знать, где мы, — сказала Тюлинька. — И ты посмотришь, как работают телеграфистки.
Гюро, конечно, согласилась.
— Сперва мы зайдём на Телеграф, а потом погуляем по городу и пойдём в пансионат ждать маму, — сказала Тюлинька.
— И ты посмотришь, как мама выкрасила твою комнату, — обрадовалась Гюро.
— Мою бывшую комнату, — поправила её Тюлинька.
Она надела пальто и шляпку, у которой был весёлый, задорный вид, и они отправились в путь. На улице они легко нашли маму по шуму трактора. Увидев их, мама заглушила мотор и спрыгнула на землю.
— Бьёрн уехал в город за шурупами, так что теперь я здесь самая главная, — сказала мама.
— Ты зовёшь его просто Бьёрном? — спросила Гюро.
— Конечно, — ответила мама. — Если люди вместе работают, им проще всего звать друг друга по имени.
— Ну кто бы мог подумать, что ты умеешь водить трактор! — восхитилась Тюлинька. — Я должна тебя сфотографировать! Пожалуйста, сделай серьёзный вид. Так, готово! Благодарю тебя. Сейчас мы с Гюро поедем в город, мне надо зайти на Телеграф, а потом будем ждать тебя в пансионате.
— Ты скоро приедешь? — спросила Гюро.
— Не очень, нам ещё надо кое-что сделать, — ответила мама. — Мне очень нравится работать на улице. Но к обеду я непременно вернусь. Счастливой поездки!
В метро Гюро некоторое время с удивлением разглядывала женщину, сидевшую напротив: лицо у неё было густо накрашено красной и коричневой краской, а брови и ресницы были очень чёрные. Потом взгляд Гюро упал на Тюлинькины пальцы: они сегодня были какие-то беспокойные и всё время шевелились. Наверно, Тюлинька волновалась, что едет туда, где проработала больше тридцати лет.
Тюлинька о чём-то задумалась, иногда она взглядывала на Гюро, их глаза встречались, и тогда они начинали мысленно разговаривать друг с другом, но вслух ни одна из них не произнесла ни слова.
Телеграф находился недалеко от метро. Тюлинька шла быстро и уверенно, она привыкла к большому городу, её не смущали, как маму, широкие шумные улицы и бесконечный поток автомобилей.
— Нам сюда, — сказала она и показала на большое тёмное здание. — Сюда, Гюро, я за свою жизнь входила много тысяч раз.
Они миновали сначала одну дверь, потом другую, поднялись на несколько ступенек и попали в огромный вестибюль, куда спускалась большая, широкая лестница. Её ступени были такие светлые и гладкие, что Гюро захотелось потрогать их рукой.
— Какая красивая лестница! — сказала она.
— Да, здание солидное, — согласилась Тюлинька. — Но нам с тобой надо сперва не наверх, а вниз, я покажу тебе наш гардероб.
Гюро никогда в жизни не слышала такого слова, и Тюлинька объяснила ей, что гардероб — это место, где служащие Телеграфа оставляют свои пальто.
Гюро огляделась, но не увидела ни одного пальто, зато здесь было множество шкафчиков, не деревянных, а железных, с небольшими стальными дверцами. Все шкафчики были выкрашены в светло-голубой цвет и стояли вплотную друг к другу.
— Вот это мой шкафчик, — показала Тюлинька, — но ключа от него у меня теперь нет. Здесь я всегда вешала своё пальто и шляпу, здесь же стояли у меня и туфли для работы. Неприятно целый день сидеть в тёплых сапожках. Мы все здесь переобувались. Покупки, которые мы делали днём в городе, мы тоже оставляли в гардеробе, а вечером забирали домой. Так что, как видишь, гардероб — это очень важное место. А теперь пошли дальше, мы поднимемся на лифте.
Здесь был не один лифт, а сразу много, у них были толстые и блестящие дверцы, лифты были расположены так близко друг к другу, что казалось, будто они срослись боками.
Но Тюлинька знала точно, в какой лифт надо войти и на какую кнопку нажать.
— Сейчас будет зал, где я работала, — сказала она, и они вошли в огромный зал.
Там на выстроенных в ряд стульях сидело много-много людей. Они все разговаривали, но, к удивлению Гюро, не друг с другом, а как будто сами с собой или по телефону, хотя никакой трубки в руках у них не было. Выглядели они странно — на ушах у них были наушники, над головой висела изогнутая трубка, а перед ртом находился маленький шарик, в который они и говорили. Они нажимали на кнопки, вытаскивали или вставляли пробки, к которым были прикреплены длинные провода, и писали что-то на карточках.
