Винни и ее спутники спускались по пологому склону и как будто совершали путешествие вглубь веков. Сначала они прошли мимо церкви. Ее массивная каменная кладка и узенькие окошки напоминали о ранних днях поселка. На большой, свежевыкрашенной доске было вывешено объявление о сборе пожертвований на реставрацию крыши и колокольни. Тут же был нарисован старомодный термометр, который наглядно показывал, насколько возрос уровень собранных средств. Весьма прискорбно, но столбик не достиг и серединной отметки. Реально это означало, что особой щедростью местные жители не отличались. Наверное, скромный вклад Оливии еще не успели дорисовать.
Церковь выходила фасадом на дом аббата. Как сказала Винни, когда-то он достался семейству Парсло, был расширен и достроен. Теперь там жил доктор Барнетт, а до этого в нем селились священники.
— Викарию купили жилье в «новых домах», — сказала Винни. — Это довольно странно, хотя сам он считает, что это знаменует проникновение церкви в современный мир. Однако вряд ли он видит кого-то из своих соседей среди прихожан по воскресеньям. Не думаю, что это разумно — покупать новый дорогой дом священнику, когда разрушается церковь. Основным аргументом было то, что новый дом еще долго не будет требовать ремонта, в то время как старые постройки нуждаются в нем регулярно. Том Барнетт приобрел этот домик почти даром.
Мередит это нисколько не удивило. Про себя она подумала, что хотя дом доктора Барнетта и стар, он еще к тому же и слишком обветшал. Она сочувствовала доктору, потому что знала, во что обходятся ремонты в старых домах. У нее самой был крошечный старый коттеджик в Бамфорде, который постоянно приходилось подновлять. Но дом аббата, похоже, никто и не пытался привести в порядок, можно было хотя бы покрасить его.
Винни вела их все дальше и дальше. Скоро они оказались у добротного, окрашенного в теплые цвета квадратного дома в георгианском стиле. На высоком каменном заборе красовалась вывеска: «Продается», кованые металлические ворота приоткрыты, позволяя войти во двор по гравиевой дорожке, кое-где уже заросшей травой.
— Грачиное гнездо, — сообщила Винни.
Не сговариваясь, все остановились у ворот, разглядывая дом, который стал последним прибежищем Оливии Смитон. «А он вовсе не такой уж и большой, — подумала Мередит. — Наверное, он был построен для семьи, в которой не было детей». Даже для Оливии он не так уж велик, окна закрыты складными деревянными ставнями. Грачиное гнездо требовало почти такого же ремонта, как и церковь. Кусок брезента на крыше надорвался и хлопал на ветру.
— Во время дождя через дыру в крыше в дом попала вода, — сказала Джанин. — Я говорила об этом поверенному, но он ответил, что ничего не может сделать. Мистер Кромби обещал прислать кого-нибудь залатать дыру. Стыдно, что старый дом все бросили, пусть хоть на куски разваливается. Миссис Смитон, наверное, в гробу переворачивается.
Макби сделал шаг вперед и протянул руку, чтобы толкнуть ворота.
— Может, зайдем, посмотрим…
От Мередит не ускользнуло нетерпение, прозвучавшее в его голосе. Она была уверена: его привел сюда не только интерес к трагической судьбе Оливии. Но что же тогда? В ней шевельнулось какое-то предчувствие.
Джанин выбрала из связки нужный ключ. Дверь распахнулась легко, как грустное напоминание о том, что лишь недавно хозяйка этого дома покинула его навсегда.
Сквозь закрытые ставнями окна свет почти не проникал, но они разглядели пол, покрытый черной и белой мраморной плиткой, широкую лестницу, которая вела на второй этаж, слева открытую дверь в кабинет. Джанин шагнула к окну и энергичным жестом распахнула ставни.
— Я как могу, стараюсь, чтобы дом не казался заброшенным, — сказала она. — Хотя это уже не моя работа, верно? Мне за это ничего не платят, хотя должны бы. Когда дом продадут, я, как говорит мистер Беренс, получу гонорар, — Джанин, казалось, была довольна, что сумела вспомнить это слово, — в виде компенсации за труды. — Последние слова она произнесла, слегка картавя. Мередит догадалась, что она передразнивает мистера Беренса, и постаралась скрыть улыбку.
В помещение хлынул поток света, и в солнечных лучах заплясали пылинки. Комната оказалась изящной, очень стильной, по стенам, у потолка, тянулся лепной карниз. У одной стены располагался отличный классический камин. Доски пола были широкими, вероятно, дубовыми. Мередит, испытывая их на прочность, несколько раз топнула ногой.
— Странно видеть этот дом пустым, — заметила Джанин. — У Оливии было столько милых вещиц! Видели «Гордость и предубеждения» по телеку? У нее и мебель была такая же.
— Жаль, что все продали, — вздохнула Мередит. — Тот, кто купит этот дом, должен постараться обставить его в том же стиле.
— А мне старье не нравится, — заявила Джанин. — Полируешь его, полируешь, а через два дня пыль опять скапливается во всех этих резных штучках. — Она провела пальцем по рельефной поверхности ставни.
Макби всматривался в стену.
— Так-так… — бормотал он.
— Конечно, кое-где нужно подкрасить, — согласилась Джанин. — Бог знает, когда тут красили в последний раз.
— В последний раз? — усмехнулся Алан. — Я бы сказал, что в последний раз стены красили во времена Регентства или чуть позже. Точно, как ты сказала, Джанин, во времена «Гордости и предубеждения». Вот такой розовый оттенок получается путем подмешивания в краску свиной крови.
— Правда? — Винни подвинулась поближе к стене. — Никогда не обращала внимания. Какой ужас! — И вдруг добавила: — Я не свиную кровь имею в виду, ужасно, если кто-то вдруг купит этот дом, да и перекрасит все современной эмульсией!
— По мне — так это было бы лучше всего, — вмешалась Джанин. — Остальное смотреть будете?
— Они хотят увидеть лестницу! — громко объявила Винни.
Как эхо, где-то в доме хлопнула дверь или ставня.
* * *
— Вот здесь в одиночестве и умерла Оливия. Здесь она пролежала, может быть, без сознания, а может быть, в сознании, какое-то время. Она не могла пошевелиться. Возможно, она лежала здесь целых два дня и две ночи, пока в понедельник утром ее не нашла Джанин.
— Вот тут, — показала Джанин. — Тут я ее и нашла.
Все молча стояли, сосредоточенно изучая участок пола и подножие лестницы. На мраморной плите до сих пор были видны слабые следы очерченных мелом контуров тела. Мередит почувствовала, что ее начинает пробирать дрожь.
Алан взглянул вверх.
— Она упала откуда-то сверху?
Джанин затопала по лестнице своими крепкими ногами в сапогах.
— Я покажу.
Вытертую ковровую дорожку оставили на месте.
— Этой дорожке в субботу сто лет, старая, как и все остальное, — ворчала Джанин. — Оливия ничего здесь не меняла. Но не потому, что у нее не было денег, а потому, что ей это было не нужно, вот что она вечно повторяла. — Джанин остановилась и указала на деревянные перила: они были сломаны.
— Все решили, что она споткнулась, ухватилась за перила, но они не выдержали, треснули, вот она и грохнулась вниз. — Джанин села на верхнюю ступеньку. — А все из-за старых шлепанцев. Сколько раз я ей говорила, чтобы она купила новые, и вот наконец она их заказала по почте, да только поздно! Вот такая она была. Денег много, а тратить жалко. Она никогда себе ничего нового не покупала, это-то ее и погубило! — Джанин с удовлетворением кивнула головой, доказав всем свою правоту.
Алан осмотрел сломанные перила.
— Н-да… — пробормотал он.
Они спустились обратно в холл.
— Хотите посмотреть кухню? — спросила Джанин. — Если собираетесь покупать, вам просто необходимо посмотреть кухню. Прямо вам скажу, все там надо менять.
Мередит вспомнила, что они пришли сюда под видом потенциальных покупателей, и поспешила на кухню.
Как и следовало ожидать, кухня была громадной: вдоль одной стены располагалась огромная викторианская печь, рядом стояла более современная газовая плита. Под окном разместилась каменная раковина размером с поилку для лошадей, вторая дверь вела из кухни в сад.
Джанин сентиментально вздохнула.
— Здесь я ей готовила обеды. Она мало ела. Пару картошек, немножко рыбки…
— Она обедала в столовой? — поинтересовалась Мередит.
Джанин покачала головой, и серебряный череп в ухе опять весело запрыгал.
— Нет, она всегда спускалась сюда, я звала ее, когда все было готово. У нас тут располагался большой стол, вот тут стоял.
Все посмотрели туда, куда указывала Джанин, но смогли увидеть только оставшиеся от ножек стола четыре следа на плитке.
— Раз в неделю я пекла пирожки с повидлом, воздушные пирожные или яблочный пирог. Она обычно приходила посмотреть, — Джанин помолчала. — В тот день я как раз занималась выпечкой, ну, в тот раз, когда я дала ей вырезку из журнала. Она сидела вот здесь… Жарко тогда было, солнце так и палило, а когда духовка работает, так здесь вообще форменная баня. Я и дверь открыла, и окно, но все равно обливалась потом. Я как раз доставала из духовки последнюю партию, как сейчас помню, это были лимонные марципаны. Так вот, поставила я их на стол, а тут она входит и говорит: «Я бы выпила чашечку чая». Лично я бы выпила холодного пивка, — Джанин рассмеялась. — Ну, сделала я нам по чашке чая — сидим, пьем. Тут я достаю вырезку из журнала. «Вот, — говорю, — заказ по почте. Не нужно никуда идти, ничего покупать, вам все пришлют. Старые шлепанцы уже невозможно носить, — говорю. — Вы уже раз в них упали». Она и вправду уже в них падала.
