Ну вот! Теперь уже все позади!
— Подложи мне, пожалуйста, третью подушку! Покончено с глупыми нежностями, вспышками гнева, детскими выходками.
— И набей мне трубку!
На площади мальчишки поссорились. Один из них получил оплеуху и побежал прямиком к низенькому дому и, входя туда, заплакал, стал жаловаться матери.
— Короче говоря, прежде всего нужно составить план действий. И, думаю, лучше всего исходить из того, что больше мы ничего нового не получим! То есть, нам надо делать ставку на то, что у нас есть, и проверить все гипотезы, пока какая-нибудь не окажется верной…
— В городе я встретила Ледюка.
— Он говорил с тобой?
— Конечно! — сказала она, улыбаясь. — Он опять настаивал на том, чтобы я уговорила тебя уехать из Бержерака и перебраться к нему. Он выходил от прокурора.
— Так-так…
— Он говорил очень много, словно был чем-то смущен.
— Ты ходила в морг, чтобы еще раз посмотреть на труп?
— Здесь морга нет. Его положили в камере. В дверях набилось полсотни человек. Я отстояла в очереди.
— Ты видела его носки?
— Они из прекрасной шерсти, связаны вручную.
— Значит, это человек семейный или, по крайней мере, у него есть жена, сестра или дочь, которые о нем заботятся. Или же это бродяга! Потому что бродягам в благотворительных обществах дают носки, связанные девушками из богатых семей.
— Но бродяги не ездят в спальных вагонах!
— И мелкие буржуа, как правило, тоже. Еще реже в них ездят мелкие служащие. По крайней мере, во Франции. Если судить по спальному вагону, можно предположить, что этот человек привык к дальним поездам. А ботинки?
— На них есть фирменный знак. Такие же продаются в ста или двухстах филиалах этой фирмы.
— Какой был на нем костюм?
— Черный, очень поношенный, но из хорошего материала, сшитый по заказу. Его носили не меньше трех лет, как и пальто.
— А шляпа?
— Ее не нашли. Наверное, ветер далеко отнес. Мегрэ попытался вспомнить, была ли шляпа у человека из поезда.
— Ты ничего больше не заметила?
— Рубашка была заштопана на воротничке и манжетах. Довольно аккуратно.
— Значит, наверное, о нем заботилась женщина. Как насчет бумажника, документов, разных мелочей из карманов?
— Ничего, только мундштук, очень короткий, из слоновой кости.
Оба они разговаривали просто, непринужденно, как двое добрых товарищей по работе. После нескольких часов напряжения это была разрядка. Мегрэ попыхивал своей трубкой.
— Вон идет Ледюк!
Видно было, как он шел через площадь, его походка была нерешительнее, чем обычно, соломенная шляпа слегка сползла на затылок. Когда он поднялся по лестнице, мадам Мегрэ открыла ему, и он вошел, забыв с ней поздороваться.
— Я только что от прокурора…
— Знаю.
— Ну да… тебе сказала жена… Потом я зашел к комиссару, чтобы убедиться, что полученные мною сведения верны. Это что-то неслыханное, просто невозможное.
— Слушаю тебя.
Ледюк вытер пот. Машинально выпил половину лимонада в стакане, приготовленном для Мегрэ.
— Извини… первый раз сталкиваюсь… Отпечатки пальцев, само собой, отправили в Париж!.. Только что получен ответ… Ну так вот!..
— Что «ну так вот»?
— Наш мертвец умер несколько лет назад!
— Что-что?
— А то, что официально наш мертвец умер несколько лет назад. Это некий Мейер, известный под именем Самюэль, приговоренный к смерти в Алжире… И…
Мегрэ приподнялся на локтях.
— И приговор был приведен в исполнение?
— Нет! За несколько дней до этого он умер в больнице!
Мадам Мегрэ не могла сдержать мягкой, чуть насмешливой улыбки при виде сияющего мужа.
Мегрэ заметил ее улыбку, он чуть было сам не улыбнулся в ответ, но чувство собственного достоинства взяло верх. Он принял подобающее случаю серьезное выражение.
— Что совершил этот Самюэль?
— В ответе из Парижа об этом не говорится. Мы получили лишь шифрованную телеграмму. Сегодня вечером придет копия его анкеты. Не забывай, что сам Бертийон признает, что, если не ошибаюсь, один раз из ста тысяч отпечатки двух человек могут совпадать. Почему не допустить, что мы имеем дело с таким совпадением?
— Прокурор недоволен этим?
— Конечно, это создает ему сложности. Теперь он собирается обратиться за помощью в Париж. Но он боится нарваться на инспекторов, которые за инструкциями будут приходить к тебе. Он спрашивал меня, пользуешься ли ты большим влиянием в управлении и все такое.
— Набей мне трубку! — обратился к жене Мегрэ.
— Но это уже третья!
— Ничего! Спорим, что у меня температура не больше тридцати семи! Самюэль! Ботинки на резинках. Самюэль — еврей. У них обычно чувствительные ноги. Кроме того, семья для них превыше всего: вязаные носки. А также экономия: трехлетней давности костюм из вечного драпа…
Он прервал сам себя.
— Я шучу, дети мои! Но должен вам признаться: я пережил очень неприятные моменты! Только подумаю о том, что мне приснилось… Но сейчас, по крайней мере, этот морж — если это был не кит! — этот морж, говорю вам, тронулся в путь… И вы увидите, что он плохо ли, хорошо ли, дойдет куда надо по своей дорожке.
И Мегре рассмеялся, потому что Ледюк посмотрел на его жену с явным беспокойством.
Обе новости были получены почти одновременно, вечером, за несколько минут до приходу доктора. Сначала была телеграмма из Алжира:
Имя доктора Риво неизвестно в больницах. Дружеский привет, Мартэн.
Мегрэ только что вскрыл ее, как вошел Ледюк, но не решился спросить приятеля, что тот читает.
— Посмотри-ка.
Ледюк взглянул на телеграмму, покачал головой. «Ну, конечно!»
И это означало:
«Ну, конечно, в таком деле все будет непросто! Наоборот, на каждом шагу нам встретятся новые препятствия! И я был прав, когда говорил, что лучше всего переехать и жить в Рибодьере.»
Мадам Мегрэ вышла. Несмотря на сумерки, комиссар не собирался включать свет. На площади горели фонари, и ему нравилась в этот час вереница огней. Он знал, что первыми зажгут свет во втором доме налево от гаража и что он увидит освещенный лампой силуэт склонившейся над работой портнихи.
— У полиции тоже новости! — пробормотал Ледюк.
Он был смущен. Ему не хотелось показывать Мегрэ, что он пришел ввести его в курс дела. Может быть, ему даже и запретили сообщать комиссару результаты официального следствия.
— Новости о Самюэле?
— Вот именно! Во-первых, получена копия его дела. Кроме того, Люка, он им раньше занимался, позвонил из Парижа и сообщил кое-какие подробности.
— Рассказывай!
— Определенно неизвестно, откуда он родом. Есть, однако, веские основания предполагать, что он родился в Польше или в Югославии. Во всяком случае, где-то там! Это был человек молчаливый, который не очень-то доверял посторонним. В Алжире у него была контора. Угадай, какая?
— Торговля почтовыми марками!
Мегрэ был в восторге, это как нельзя лучше подходило к его представлению о человеке из поезда.
— Торговля почтовыми марками, за которыми, естественно, скрывалось совсем другое! Самое-то главное, что все было так ловко сделано, что полиция ни о чем не подозревала, пока не произошло двойное преступление… Я в общих чертах повторяю то, что рассказал по телефону Люка. Контора эта была одной из самых крупных фабрик по производству фальшивых паспортов и прежде всего фальшивых договоров о найме на работу. У Самюэля были клиенты в Варшаве, в Вильно, в Силезии, в Константинополе.
За окном было уже совсем темно. Дома выделялись жемчужно-белым цветом. Снизу доносился привычный гул, характерный для часа аперитива.
— Любопытно! — отчеканил Мегрэ.
Но любопытным ему показалась не профессия Самюэля, а то, что нити, протянутые когда-то между Варшавой и Алжиром, дотянулись сюда, в Бержерак!
А главное, что, начав с маленького, местного масштаба сельского преступления, он напал на след международной банды.
Таких людей, как Самюэль, он встречал сотнями в Париже и в других местах, и всегда изучал их с любопытством, к которому примешивалась неловкость, даже не отвращение, словно такие люди были совсем другой особью рода человеческого.
Эти типы, которые бывают барменами в скандинавских странах, гангстерами в Америке, владельцами игорных домов в Голландии или еще где-нибудь, метрдотелями или директорами театров в Германии, торговцами в Северной Африке…
Это было здесь, в Бержераке, напоминанием об ужасном своим могуществом, многообразием и трагичностью мире.
В Чикаго больше поляков, чем американцев… Франция впитала в себя целые караваны беженцев из Центральной и Восточной Европы, и чиновники мэрии в маленьких городках просят повторять по буквам имена, когда жители приходят к ним по случаю рождения или смерти…
