“What is that you are saying (да что вы такое говорите)? Why, that little one (ведь та малышка) — she was the delight of the house (она была любимицей всего дома; delight — восторг, восхищение; источник наслаждения). Tonio, she called me (Тонио — звала она меня). And she would sit in the car (сядет, бывало, в машину; would — зд. выражает часто повторяющееся или привычное действие: бывало, как правило) and pretend to hold the wheel (и делает вид, что держит руль = ведет машину; to pretend — притворяться, делать вид; играть, делать понарошку /в детских играх и т.п./; wheel — колесо, колесико; рулевое колесо). All the household worshipped her (все домашние обожали ее; to worship — поклоняться, почитать; обожать, боготворить)! Even the police came to understand that (даже полиция поняла это; to come to do smth. — начинать делать что-либо). Ah, the beautiful little one (ах, прелесть, что за малышка)!
conspiracy [kǝnˈspɪrǝsɪ] infamy [ˈɪnfǝmɪ] delight [dɪˈlaɪt] worship [ˈwǝ:ʃɪp]
“It is a conspiracy. You are going to frame me? All for a pig of a man who should have gone to the chair! It was an infamy that he did not. If it had been me — if I had been arrested — ”
“But it was not you. You had nothing to do with the kidnapping of the child.”
“What is that you are saying? Why, that little one — she was the delight of the house. Tonio, she called me. And she would sit in the car and pretend to hold the wheel. All the household worshipped her! Even the police came to understand that. Ah, the beautiful little one!”
His voice had softened (его голос стал тише; to soften — смягчаться; становиться мягче, добрее, нежнее; снижать, понижать, приглушать звук; смягчать звук). The tears came into his eyes (в глазах появились слезы). Then he wheeled round abruptly on his heel (затем он резко повернулся на каблуках; to wheel — катить, подкатить; поворачиваться, вертеться; heel — пятка, пята; каблук) and strode out of the dining-car (и большими шагами вышел из вагона-ресторана; to stride (strode, stridden)).
“Pietro (Пьетро),” called Poirot (позвал Пуаро).
The dining-car attendant came at a run (подбежал официант; run — бег, пробег; at a run — бегом).
“The No. 10 — the Swedish lady (/позовите/ шведскую даму — место номер 10).”
“Bien, Monsieur (слушаюсь, мсье).”
“Another (еще одна)?” cried M. Bouc (воскликнул мсье Бук). “Ah, no — it is not possible (нет, это невозможно). I tell you it is not possible (говорю вам, это невозможно).”
abruptly [ǝˈbrʌptlɪ] Swedish [ˈswi:dɪʃ] another [ǝˈnʌðǝ]
His voice had softened. The tears came into his eyes. Then he wheeled round abruptly on his heel and strode out of the dining-car.
“Pietro,” called Poirot.
The dining-car attendant came at a run.
“The No. 10 — the Swedish lady.”
“Bien, Monsieur.”
“Another?” cried M. Bouc. “Ah, no — it is not possible. I tell you it is not possible.”
“Mon cher — we have to know (друг мой, мы должны /все/ узнать). Even if in the end everybody on the train proves to have had a motive for killing Ratchett, we have to know (если даже в конце концов окажется, что у каждого пассажира /в этом поезде/ был мотив для убийства Рэтчетта, мы должны знать /об этом/; to prove — доказывать; оказываться). Once we know (когда мы будем знать; once — как только), we can settle once for all where the guilt lies (мы сможем решить раз и навсегда, кто же виноват; guilt — вина, виновность; to lie — лежать; заключаться, быть /в чем-либо/).”
“My head is spinning (у меня голова кругом идет; to spin — крутить(ся), вертеть(ся)),” groaned M. Bouc (простонал мсье Бук).
Greta Ohlsson was ushered in sympathetically by the attendant (официант учтиво ввел Грету Ольсон /в вагон-ресторан/). She was weeping bitterly (она горько плакала; bitterly — горько; эмоц. — усил. сильно, очень).
settle [ˈsetl] guilt [ɡɪlt] spinning [ˈspɪnɪŋ] usher [ˈʌʃǝ] sympathetically [ˌsɪmpǝˈƟetɪk(ǝ)lɪ] weeping [ˈwi:pɪŋ] bitterly [ˈbɪtǝlɪ]
“Mon cher — we have to know. Even if in the end everybody on the train proves to have had a motive for killing Ratchett, we have to know. Once we know, we can settle once for all where the guilt lies.”
“My head is spinning,” groaned M. Bouc.
Greta Ohlsson was ushered in sympathetically by the attendant. She was weeping bitterly.
She collapsed on the seat (она рухнула на стул; to collapse — рушиться, обваливаться; свалиться /в результате удара, напряжения/; seat — место /для сидения/; стул, скамья, кресло) facing Poirot (напротив: «лицом к» Пуаро; to face — находиться лицом к; быть обращенным к) and wept steadily into a large handkerchief (и продолжила плакать в большой платок; to weep (wept); steady — прочный, твердый; устойчивый, постоянный, стабильный).
“Now do not distress yourself, Mademoiselle (не терзайтесь, мадемуазель; to distress — причинять горе, страдание; мучить, тревожить). Do not distress yourself,” Poirot patted her on the shoulder (Пуаро погладил ее по плечу; to pat — похлопывать /кого-либо/, шлепать, погладить /кого-либо/). “Just a few little words of truth (просто /скажите нам/ несколько словечек правды), that is all (вот и все). You were the nurse who was in charge of little Daisy Armstrong (вы были той самой няней, которая заботилась о маленькой Дейзи Армстронг; charge — нагрузка, загрузка; забота, попечение; to be in charge of — иметь /кого-либо/ на попечении или /что-либо/ на хранении, отвечать за кого-либо, что-либо)?”
collapse [kǝˈlæps] distress [dɪsˈtres] charge [tʃɑ:dʒ]
She collapsed on the seat facing Poirot and wept steadily into a large handkerchief.
“Now do not distress yourself, Mademoiselle. Do not distress yourself,” Poirot patted her on the shoulder. “Just a few little words of truth, that is all. You were the nurse who was in charge of little Daisy Armstrong?”
“It is true (это правда) — it is true,” wept the wretched woman (всхлипнула несчастная женщина). “Ah, she was an angel (ах, она была ангелочком) — a little sweet trustful angel (прелестным доверчивым ангелочком; sweet — сладкий; милый, прелестный; to trust — доверять, верить). She knew nothing but kindness and love (она не знала /в жизни/ ничего, кроме доброты и любви; to know (knew, known) — знать; испытать, пережить) — and she was taken away by that wicked man (а ее похитил этот злодей; to take (took, taken) away — убирать, забирать, уносить, уводить; wicked — злой, злобный) — cruelly treated (жестоко с ней обращался) — and her poor mother (а ее бедная мать) — and the other little one who never lived at all (и другой малыш, который так и не родился: «который никогда и не жил»). You cannot understand (вам не понять: «вы не можете понять») — you cannot know — if you had been there as I was (если бы вы были там /как была я/) — if you had seen the whole terrible tragedy (если бы вы видели всю эту ужасную трагедию)! I ought to have told you the truth about myself this morning (мне следовало вам рассказать всю правду о себе сегодня утром). But I was afraid (но я боялась; afraid — испуганный, напуганный; боящийся) — afraid. I did so rejoice that that evil man was dead (я так обрадовалась, что этот злодей умер) — that he could not any more kill or torture little children (что он больше не сможет убивать или мучить маленьких детей). Ah! I cannot speak (ах, я не могу говорить) — I have no words (у меня нет слов). …”
wretched [ˈretʃɪd] angel [ˈeɪndʒ(ǝ)l] trustful [ˈtrʌstʃ(ǝ)l] wicked [ˈwɪkɪd] cruelly [ˈkru:ǝlɪ] terrible [ˈterǝb(ǝ)l] rejoice [rɪˈdʒɔɪs] torture [ˈtɔ:tʃǝ]
“It is true — it is true,” wept the wretched woman. “Ah, she was an angel — a little sweet trustful angel. She knew nothing but kindness and love — and she was taken away by that wicked man — cruelly treated — and her poor mother — and the other little one who never lived at all. You cannot understand — you cannot know — if you had been there as I was — if you had seen the whole terrible tragedy! I ought to have told you the truth about myself this morning. But I was afraid — afraid. I did so rejoice that that evil man was dead — that he could not any more kill or torture little children. Ah! I cannot speak — I have no words. …”
She wept with more vehemence than ever (она заплакала с еще большей силой; vehemence — сила, страстность, горячность; more than ever — более чем когда-либо).
Poirot continued to pat her gently on the shoulder (Пуаро продолжал ласково поглаживать ее по плечу). “There (ну, ну; there — зд. в грам. значении междометия, служит для привлечения внимания) — there — I comprehend (я понимаю) — I comprehend everything (я понимаю все) — everything, I tell you (все, говорю я вам). I will ask you no more questions (я больше не задам вам ни одного вопроса). It is enough that you have admitted what I know to be the truth (достаточно того, что вы признали то, что, как я знаю, правда). I understand, I tell you (я понимаю, говорю вам).”
By now inarticulate with sobs (теперь уже, захлебываясь в рыданиях; inarticulate — нечленораздельный, невнятный, бессвязный), Greta Ohlsson rose and groped her way towards the door (Грета Ольсон поднялась и ощупью направилась к двери; to grope — ощупывать, идти ощупью). As she reached it she collided with a man coming in (когда она добралась до нее, она столкнулась с мужчиной, который входил /в вагон-ресторан/).
vehemence [ˈvɪǝmǝns] comprehend [ˌkɔmprɪˈhend] inarticulate [ˌɪnɑ:ˈtɪkjʋlɪt] reach [ri:tʃ] collide [kǝˈlaɪd]
She wept with more vehemence than ever.
Poirot continued to pat her gently on the shoulder. “There — there — I comprehend — I comprehend everything — everything, I tell you. I will ask you no more questions. It is enough that you have admitted what I know to be the truth. I understand, I tell you.”
By now inarticulate with sobs, Greta Ohlsson rose and groped her way towards the door. As she reached it she collided with a man coming in.
It was the valet — Masterman (это был слуга /Рэтчетта/ — Мастермэн).
He came straight up to Poirot (он подошел прямо к Пуаро; to come (came, come) up — подходить) and spoke in his usual quiet, unemotional voice (и заговорил своим обычным спокойным, бесстрастным голосом).
“I hope I’m not intruding, sir (я надеюсь, что не помешаю вам, сэр; to intrude — вторгаться, бесцеремонно вмешиваться). I thought it best to come along at once, sir, and tell you the truth (я подумал, что будет лучше всего немедленно прийти /к вам/, сэр, и рассказать вам правду). I was Colonel Armstrong’s batman in the War, sir (сэр, во время войны я был денщиком полковника Армстронга), and afterwards I was his valet in New York (а после этого я служил у него слугой: «был его слугой» в Нью-Йорке). I’m afraid I concealed that fact this morning (боюсь, что я скрыл этот факт сегодня утром; to conceal — прятать, укрывать; скрывать, утаивать). It was very wrong of me, sir (я был /очень/ неправ, сэр; wrong — неправильный, неверный, ошибочный), and I thought I’d better come and make a clean breast of it (и я подумал, что мне лучше всего прийти и чистосердечно признаться в этом; breast — грудь; совесть, душа; to make a clean breast of smth. — все выложить, полностью признаться в чем-либо). But I hope, sir, that you’re not suspecting Tonio in any way (но я надеюсь, сэр, что вы никоим образом не подозреваете Тонио). Old Tonio, sir, wouldn’t hurt a fly (сэр, старина Тонио, он и мухи не обидит; to hurt — причинять боль; повредить, ушибить, ударить). And I can swear positively that he never left the carriage all last night (и я несомненно могу поклясться, что он ни разу не вышел из купе за всю прошлую ночь). So, you see, sir, he couldn’t have done it (поэтому, вы понимаете, сэр, он не мог сделать этого; to see — видеть; понимать, сознавать). Tonio may be a foreigner, sir (Тонио, он хотя и иностранец: «он может быть иностранцем», сэр), but he’s a very gentle creature (но он очень добрый: «добрая душа»; gentle — мягкий, добрый, кроткий; creature — создание, творение; человек, создание /обыкн. с эпитетом/). Not like those nasty murdering Italians one reads about (не такой, как те мерзкие итальянские убийцы: «готовые к убийству итальянцы», о которых читаешь /в газетах/; murder — умышленное убийство; to murder — убивать /жестоко, зверски/).”
