— Безмозглый, безмозглый… Что за этим стоит? Развивая свою мысль, Гастингс, вы бы могли, наверное, добавить, что у Сильвии Уилкинсон куриные мозги, выразив таким образом свое мнение о ее умственных способностях. Но давайте тогда рассмотрим курицу. Она существует и размножается, не правда ли? А это признак высокой природной организации. Прелестная леди Эджвер не знает ни истории, ни географии, ни, скажем, классической литературы — sans doute[33]. Если при ней произнести имя Лао-Дзы[34], она подумает, что речь идет о чьем-то, и вполне возможно, что Мольер[35] в ее воображении ассоциируется с maison de couture[36]. Но как только дело доходит до выбора туалетов, или удачного замужества, или устройства собственной карьеры — ей нет равных! Я не стал бы спрашивать философа о том, кто убил лорда Эджвера, потому что, с точки зрения философа, убийство — это путь к достижению максимальной выгоды для максимального числа людей, а поскольку конкретно определить это трудно, философы редко становятся убийцами. Но мнение «безмозглой» леди Эджвер может быть весьма ценным, поскольку она стоит на земле обеими ногами и руководствуется знанием худших сторон человеческой натуры.
— Возможно, в этом что-то есть, — согласился я.
— Nous void[37], — сказал Пуаро. — Мне тоже любопытно знать, почему мисс Марш так срочно хочет меня видеть.
— Естественное желание! — не удержался я. — Вы же сами объяснили четверть часа назад. Естественное желание увидеть неповторимое и уникальное вблизи.
— А вдруг это вы произвели на нее неизгладимое впечатление, мой друг? — спросил Пуаро, дергая за ручку звонка.
Передо мной всплыло удивленное лицо девушки, стоящей на пороге своей комнаты. Я хорошо запомнил эти горящие темные глаза на бледном лице. Их взгляд невозможно было забыть.
Нас провели наверх, в гостиную, куда через несколько минут вошла и Адела Марш.
Внутренняя напряженность, которую я ощутил в ней раньше, теперь усилилась. Эта высокая, худая, бледная девушка с лицом, на котором глаза по-прежнему горели мрачным огнем, казалась существом необыкновенным.
Она была совершенно спокойна, что, учитывая ее юность, было просто удивительным.
— Я очень благодарна вам, мосье Пуаро, за то, что вы так быстро откликнулись на мое письмо, — сказала она. — Сожалею, что мы не встретились утром.
— Вы спали?
— Да. Мисс Кэррол — секретарша моего отца — настояла на этом. Она очень добра ко мне.
В ее голосе прозвучало еле уловимое, удивившее меня недовольство.
— Чем я могу быть вам полезен, мадемуазель? — спросил Пуаро.
Она минуту помедлила и затем спросила:
— За день до того, как мой отец был убит, вы приходили к нему.
— Да, мадемуазель.
— Почему? Он.., посылал за вами?
Пуаро не спешил с ответом. Казалось, он колеблется. Теперь я понимаю, что он делал это намеренно, и расчет его оказался верен. Он хотел заставить ее говорить, а она, как он догадался, была нетерпелива. Ей все нужно было скорей.
— Он чего-то боялся? Почему вы молчите? Вы должны мне сказать! Я должна знать! Кого он боялся? Что он вам сказал?
Я не зря подозревал, что ее спокойствие — деланное. Она начинала нервничать, и ее руки, лежащие на коленях, заметно дрожали.
— Разговор, происходивший между лордом Эджвером и мной, был конфиденциальным, — сказал наконец Пуаро.
Она не отрывала взгляда от его лица.
— Значит, вы говорили о.., чем-то, связанным с нашей семьей? Ну зачем, зачем вы мучаете меня? Почему вы ничего не говорите? Мне нужно знать.., понимаете, нужно!
Пуаро вновь отрицательно покачал головой, что, разумеется, усилило ее волнение.
— Мосье Пуаро! — Она выпрямилась. — Я его дочь. Я имею право знать, чего мой отец боялся за день до смерти. Несправедливо держать меня в неведении! К тому же это несправедливо и по отношению к нему.
— Вы так сильно любили своего отца, мадемуазель? — мягко спросил Пуаро.
Она отшатнулась, будто ее ударили.
— Любила его? — прошептала она. — Любила его? Я?.. Я…
Тут ее покинули остатки самообладания, и она расхохоталась, неудержимо и громко, чуть не упав со стула.
Этот истерический смех не остался незамеченным. Дверь распахнулась, и в гостиную вошла мисс Кэррол.
— Адела, дорогая моя, это никуда не годится, — твердо сказала она. — Успокойтесь, прошу вас. Слышите? Сейчас же прекратите.
Ее строгость и настойчивость возымели эффект. Адела начала смеяться тише, затем смолкла, вытерла глаза и снова уселась прямо.
— Простите, — тихо сказала она, — со мной такое в первый раз.
Мисс Кэррол продолжала пристально смотреть на нее.
— Не беспокойтесь, мисс Кэррол, все в порядке. Фу, как глупо…
И она вдруг улыбнулась странной, горькой улыбкой, исказившей ее лицо.
— Он спросил меня, — сказала она громко, отчетливым голосом, глядя прямо перед собой, — сильно ли я любила своего отца.
Мисс Кэррол не то кашлянула, не то вздохнула, скрывая замешательство, а Адела продолжала, пронзительно и зло:
— Интересно, что мне сейчас лучше сказать, правду или ложь? Наверное, правду. Нет, я не любила своего отца. Я его ненавидела.
— Адела, дорогая…
— К чему притворяться? Вы не испытывали к нему ненависти, потому что он не смел вас тронуть! Вы из тех немногих, с кем он считался. Вы на него работали, а он платил вам жалованье. Его странности и вспышки ярости вас не касались — вы их игнорировали. Я знаю, что вы скажете — мы все должны мириться с недостатками друг друга. Вы жизнерадостны и равнодушны. Вы очень сильная женщина. Может быть, вы даже не человек. Но вы в любой момент могли уйти отсюда навсегда. А я не могла. Я его дочь.
— Послушайте, Адела, не стоит так взвинчивать себя. Отцы и дочери часто не ладят между собой. Но чем меньше об этом говорить, тем лучше, поверьте мне.
Адела повернулась к ней спиной.
— Мосье Пуаро, — сказала она, обращаясь к моему другу, — я ненавидела своего отца. Я рада, что он умер. Это означает, что я свободна. Свободна и независима. Я не считаю, что нужно разыскивать убийцу. Я допускаю, что у него были достаточно веские основания, которые его оправдывают.
Пуаро внимательно слушал.
— Руководствоваться таким принципом опасно, мадемуазель.
— А что, если кого-нибудь повесят, мой отец воскреснет?
— Нет, — сухо ответил Пуаро, — но это может спасти жизни других невинных людей.
— Не понимаю.
— Тот, кто совершает убийство, мадемуазель, почти всегда убивает снова — иногда снова и снова.
— Я вам не верю. Нормальный человек на это не способен.
— Вы считаете, что на это способен только маньяк? Ошибаетесь! Первое убийство совершается, быть может, после тяжких сомнений. Затем возникает угроза разоблачения — и второе убийство дается уже легче. Третье происходит, если у убийцы возникает хотя бы малейшее подозрение. И постепенно в нем просыпается гордость художника — ведь это metier[38], убивать. Он едва ли не получает от этого удовольствие.
Девушка спрятала лицо в ладонях.
— Ужасно. Ужасно. Я вам не верю.
— А если я скажу вам, что это уже произошло? Что для того, чтобы спасти себя, убийца уже совершил второе преступление?
— Что вы говорите, мосье Пуаро? — вскрикнула мисс Кэррол. — Другое убийство? Где? Кто?
Пуаро покачал головой.
— Это была всего лишь иллюстрация. Прошу прощения.
— Теперь я понимаю. Хотя в первое мгновение я действительно подумала… Вы сделали это, чтобы я перестала говорить чушь.
— Я вижу, вы на моей стороне, мадемуазель, — сказал Пуаро с легким поклоном.
— Я против смертной казни, — вмешалась мисс Кэррол, — но во всем остальном я тоже на вашей стороне. Общество необходимо защищать.
Адела встала и поправила растрепавшиеся волосы.
— Извините, — сказала она, — Я, кажется, вела себя очень глупо. Вы по-прежнему отказываетесь сказать мне, почему мой отец приглашал вас?
— Приглашал? — изумилась мисс Кэррол. Тут Пуаро вынужден был раскрыть карты.
— Я всего лишь размышлял, насколько наша беседа может считаться конфиденциальной. Ваш отец не приглашал меня. Я хотел увидеться с ним по просьбе клиента. Этим клиентом была леди Эджвер.
— Ах вот что!
На лице у девушки появилось странное выражение. Сначала мне показалось, что это разочарование. Потом я пенял, что это облегчение.
— Меня мучили глупые мысли, — медленно произнесла она. — Я думала, мой отец считал, будто ему угрожает какая-то опасность.
— Знаете, мосье Пуаро, — сказала мисс Кэррол, — я просто похолодела, когда вы сейчас предположили, что эта женщина совершила второе убийство.
Пуаро не ответил ей. Он обратился к девушке:
— Вы считаете, что его убила леди Эджвер, мадемуазель?
Она покачала головой.
— Нет. Не могу себе этого представить. Она слишком.., слишком ненастоящая.
