У него бывали моменты, когда он начинал думать, что недостаточно продать дом, а нужно продать абсолютно все, подать прошение о переводе в какой-либо другой город, другое место.
Но он знал, что никогда не сделает этого — здесь была его жизнь.
По другую сторону торгового центра, недалеко от эскалатора и часов «Эммет», стояла группа поляков в пальто, кепках в клеточку, с сигаретами, зажатыми в ладонях. Они говорили о прошлом: медалях, военных кампаниях, о борще и суровых зимах. Их привлекла сюда работа на аэродромах и шахтах, а затем они остались. Водка для этих мужчин будет всегда иметь вкус и запах рябины или зубровки, вишни или меда.
Когда Резник был молодым, единственно известная ему водка производилась в Уоррингтоне.
Он спустился на лифте на стоянку автомобилей. Через десять минут он будет в «Мидленд телевижн», где, как он надеялся, сумеет переговорить с Гарольдом Роем.
Маккензи был на ногах с шести часов. Сок из двух апельсинов, овсяная каша, посыпанная пророщенными зернами пшеницы и отрубями. До этого он двадцать минут плавал в бассейне, продумывая распорядок предстоящего дня. Сейчас он был в кабинете. Затемненное стекло в разделительной перегородке отражало широкоплечего человека в синем блейзере с двумя рядами золотых пуговиц, отутюженных брюках, галстуке с золотой заколкой — человека, не старше тридцати пяти, хотя на самом деле ему было на десять лет больше.
Он сел за стол, подкатился на кресле с роликами к монитору и вставил кассету в видеомагнитофон. На экране появилась первая сцена, заснятая в предыдущий день.
Маккензи подтянул к себе блокнот в жесткой обложке, снял колпачок с ручки и принялся заносить в блокнот замечания. Он надеялся, Гарольд помнит о том, что на восемь тридцать назначена их встреча. Он предпочел бы, чтобы этот тяжелый разговор состоялся до того, как придут другие сотрудники. Дело не в том, что он считал их присутствие помехой, просто по опыту знал, что слухи распространяются быстрее, чем факты.
Маккензи поморщился, глядя на сцену на экране, подумал, как много зрителей заметят легкое вздрагивание, краткое колебание у актера, прежде чем он бросился в страстные объятия ведущей актрисы. Но и тогда они могут отнести это на счет плохого запаха из ее рта, а не сексуального неприятия ее актером.
— Мак…
Маккензи нажал кнопку «пауза» и повернулся.
— Мак, я хотел застать вас пораньше… — В дверях стоял сценарист сериала Роберт Делевал.
— Слушаю вас, Роберт.
— Эта сцена… Я хотел, чтобы вы взглянули на нее.
— Роберт, я бы сделал это, если бы была возможность.
— Это немного, всего несколько изменений.
Маккензи передернул плечами.
— До того, как придут другие, я должен просмотреть то, что мы засняли вчера. Совещание в четверть десятого. — Он обратился к Роберту Делевалу с улыбкой, означающей конец разговора. — Вы знаете, как обстоят дела.
— Может быть, мне проговорить тогда с Гарольдом? — Делевал посмотрел на зеленые листки сценария в своей руке.
— А вы не думаете, что ему и так достаточно?
Делевал покачал головой.
— Но, Мак, эти строчки совершенно не ложатся в текст. Я не уверен, что они вообще имеют какой-либо смысл.
— Несколько поздновато решать это теперь. Вы этого не находите?
— Я их даже не видел до вчерашнего дня. Кто-то изменил их после того, как они были одобрены всеми.
— Кто-то?
— Есть у вас соображения — кто?
Роберт Делевал, прежде чем ответить, несколько секунд смотрел на продюсера.
— Нет.
— Я переговорю с Гарольдом по этому вопросу, не беспокойтесь. Оставьте это мне. Мы что-нибудь подправим.
— Требуется все переписать.
— Оставьте это мне. — Маккензи протянул руку в ожидании, когда Делевал передаст ему полдюжины листов. Он переждал, пока тот не вышел из комнаты и зашагал по коридору, потом разорвал страницы пополам, еще раз и бросил их в ближайшую корзину.
— Писаки! — провозгласил он на весь кабинет. — Без них мир был бы лучше.
Гарольд Рой забыл о договоренности с продюсером. Он проснулся поздно, в поту, с отвращением к запаху, исходящему от его собственных простыней. Мария плавно передвигалась в своем домашнем халате с отвлеченным выражением лица за исключением тех моментов, когда она поглядывала на себя в зеркало. Над головой Гарольда все еще висел призрак пропавшего килограмма чистого кокаина, и каждый раз, когда он заворачивал за угол или входил в какую-либо дверь, он ожидал встретиться лицом к лицу с его хозяином.
Господи, как он дал уговорить себя. «Послушайте, Гарольд, — говорил тогда этот человек. — Что вы теряете? Я утверждаю, что ничего. Но, с другой стороны, что вы можете выиграть? Выиграть! Вы получите свой процент, назовите это небольшой платой за хранение. Я не могу оставить его у себя в данный момент. У меня возникли проблемы. Женщина, вы знаете, как это бывает. Я должен уехать. Все, что я прошу, — чтобы вы сохранили это. Не надо ничего трогать, не надо залезать в пакет. Вы получите вашу долю. Это я обещаю. Двухнедельное, нет, месячное снабжение. Послушайте, Гарольд, это хороший товар. Вы должны помнить это».
И Гарольд ушел с килограммом кокаина в чемоданчике. Если бы тогда было возможно остановить поток слов, вылетавших изо рта этого человека! Но его нельзя было заставить замолчать.
— Вы запоздали, Гарольд.
— Я знаю, Мак, прошу извинить.
— Ладно, не беспокойтесь. — Маккензи обхватил его рукой за плечи. — Пойдемте позавтракаем.
— Я уже завтракал.
— Тогда пойдемте выпьем кофе.
— Я думал, у нас совещание?
— Так оно и есть.
— Тогда зачем нам идти пить кофе?
— Там нам легче будет беседовать.
— А чем плохо это место?
— Ничем.
Сотрудники и секретарь уставились на зеленые экраны своих мониторов. Их пальцы лежали на клавишах, но не двигались.
— Это рабочий кабинет, не правда ли?
— Ну и что?
— Мы собираемся поговорить о нашей работе?
— О чем же еще?
— Тогда давайте говорить здесь.
Маккензи вздохнул. Что случилось сегодня утром с этим сопляком?
— Вам нужны свидетели. Это вы хотите сказать?
— Я говорю, что это дискуссия, что это совещание, и я хочу, чтобы оно состоялось здесь. Что-нибудь не так?
— Нет, ничего.
— Прекрасно.
— Вы не думаете, что за кофе это было бы приятней?
— Мак!..
— Да.
— Что бы вы ни собирались сказать, говорите.
— Я приглашаю другого режиссера.
— Что?
— Я приглашаю…
— Вы не сделаете этого!
— Приглашаю другого…
— Вы не можете.
— Гарольд…
— Вы не имеете права!
— Послушайте, Гарольд. Дайте мне возможность объясниться.
— Это мой сериал!
— Нет, Гарольд, вы — всего-навсего режиссер.
— Вот именно.
— Это — мой сериал. Мой!
— Вы наняли меня.
— Ну и что?
— У меня контракт.
— Я знаю и это.
— Тогда вы чертовски здорово знаете, что не можете выгнать меня и взять другого режиссера.
Маккензи покачал головой. Он не думал, что это произойдет таким вот образом.
— Гарольд, это уже сделано.
— Что вы имеете в виду? Что сделано? Ничто не может быть сделано. Что за чепуху вы городите?
— Мы должны сесть и поговорить об этом. Работа…
— Нам не о чем разговаривать.
— Надо договориться.
— Не о чем договариваться!
— Гарольд, он приступает сегодня. Сейчас. Утром.
— Кто это? Кто приступает к работе сегодня утром? Кто?
— Фриман Дэвис.
— Фриман Дэвис?!
— Он прилетает в Ист-Мидленд из Глазго. Без пяти одиннадцать. Я посылаю машину встретить его.
— Фриман Дэвис не может управлять даже движением на проселочной дороге!
— Он получил премию телевидения британских вооруженных сил.
— Для получения такой премии не требуется особого умения.
— Дешевый выпад, Гарольд.
— Это он дешевый режиссер.
— Нет, Гарольд, это вы были дешевкой, — ухмыльнулся Маккензи. — Пятнадцать или более лет в этом бизнесе, и вы все еще… даже дешевле, чем уборщик Клафам Коммон в тихий субботний день. Дэвису придется платить деньги, которые наше производство с трудом может себе позволить.
— Тогда вместо того, чтобы посылать шофера, направьте послание: «Возвращайтесь в Глазго. Вы нужны Шотландии».
— Он нужен нам. Потому что, как бы это ни было дорого, все-таки это дешевле, чем провал всего сериала.
— Это абсурд. Провала не может случиться. После всего, что уже сделано…
Маккензи достал из кармана конверт.
— Вчера в Лондоне состоялось специальное заседание правления компании. Если мы будем отставать от графика съемок хотя бы на полдня, они разорвут контракт и взыщут с меня свои потери. — Он постучал конвертом по столу. — Это было передано мне по факсу в гостиницу вчера вечером.
