— Вы дали ему деньги?
— Нет. Отказал наотрез.
— Он настаивал?
— Очень… Произошла чертовски неприятная сцена. А теперь… — Осгуд стиснул зубы и уставился в пространство. — А теперь он мёртв. Боже милостивый! Знай я тогда, что эти десять тысяч как-то связаны…
— Пожалуйста, успокойтесь, сэр. Давайте работать. Я обращаю ваше внимание на совпадение, которое вы, возможно, и сами заметили: пари, которое заключил вчера ваш сын с Праттом, было как раз на сумму в десять тысяч долларов. Верно? Пратт отказался заключать так называемое джентльменское пари, если вы не поручитесь за сына. Насколько мне известно, он позвонил вам и вы гарантировали выплату в случае, если ваш сын проиграет. Это так?
— Да.
— Мда. — Вульф нахмурился, глядя на стоявшие перед ним пустые бутылки. — Это несколько нелогично… Сперва вы отказываете сыну в десяти тысячах, необходимых ему, чтобы избежать неприятностей, а затем по телефону преспокойно соглашаетесь гарантировать точно такую же сумму в случае проигрыша пари.
— Не вижу противоречия.
— У вас имелись особые основания полагать, что ваш сын выиграет пари?
— Какие, к чёрту, основания? Я даже не знал, по какому поводу заключено пари.
— Вы не знали, что ваш сын поспорил, что Пратт не зажарит Гикори Цезаря Гриндона на этой неделе?
— Нет. Тогда не знал. Нэнси позднее рассказала мне… Когда Клайда уже не стало.
— Разве Пратт не объяснил вам по телефону?
— Нет, я оборвал его на полуслове. Когда я услышал, что Клайд находится у Тома Пратта, да ещё побился с ним об заклад, и к тому же Пратт нагло спросил, поручусь ли я за своего сына, — вы что думаете? Чтобы я выяснял у этого подлого шакала подробности? Я сказал, что любая сумма, которую мой сын ему задолжает, будь это десять тысяч или даже сто, будет немедленно выплачена, и швырнул трубку.
— По возвращении домой ваш сын не раскрыл условия пари?
— Нет. Было не до этого. Уж коль вы… словом, я хочу, чтобы вы знали всё. Когда появился Клайд, я был вне себя от гнева и потребовал объяснений… Я вспылил, мы повздорили, и он хотел уйти. Я обвинил его в предательстве. Обвинил в том, что он заключил с Праттом фиктивное пари и договорился, чтобы тот позвонил мне. Потом я бы выплатил деньги, а Пратт передал бы их Клайду. Тогда он ушёл. Лишь впоследствии я выяснил, в чём состояло пари и как оно заключалось. А тогда я сел в машину и поехал в Кроуфилд к своему старому другу. Я не хотел ужинать дома с дочерью, женой и Бронсоном, приятелем Клайда… Моё присутствие испортило бы всю трапезу. Обстановка и так была слишком накалена. Около десяти вечера я вернулся и застал жену, рыдавшую у себя в комнате. Примерно через полчаса позвонил племянник Пратта, и я отправился… Туда, где уже лежал мой сын. Мёртвый!
Вульф немного подождал, потом вздохнул и заговорил:
— Да, очень жаль… Жаль, что вас тогда не было дома — я надеялся выяснить, когда Клайд ушёл, а также куда и зачем. Но вы не сможете сообщить мне это.
— Нет, смогу. Моя дочь и Бронсон рассказали мне…
— Прошу прощения. Если не возражаете, я хотел бы услышать это от них самих. Который час, Арчи?
Я сказал — десять минут шестого.
— Спасибо. Вы понимаете, мистер Осгуд, что мы ищем иголку в стоге сена. Сотни людей в округе знают вашего сына. Кто-то из них вполне мог ненавидеть или бояться его настолько, чтобы желать его смерти. Хотя мой помощник дежурил той ночью на пастбище, пробраться туда незамеченным ничего не стоило — ночь была тёмная… Но давайте не будем отвлекаться и закончим с теми, кто был у Пратта в тот вечер. Что вы можете сказать о Мак-Миллане? Были ли у него причины ненавидеть Клайда?
— Если и были, то мне о них ничего не известно. Монта Мак-Миллана я знаю всю жизнь. Даже если бы он застал Клайда на месте преступления, за попыткой сыграть с быком дурную шутку, клянусь богом, Монт не убил бы… И вы сами говорили…
— Я знаю. Клайда не застукали возле быка. — Вульф вздохнул. — Кажется, всех перебрали. Пратт, Мак-Миллан, племянник, племянница, мисс Роуэн… И никаких мотивов. Поскольку ваш дом расположен всего в миле от фермы Пратта, то есть по соседству, то я полагаю, нам следует обсудить и всех тех, кто находился здесь. Что вы можете сказать о Бронсоне?
— Ничего. Клайд приехал с ним и представил как своего друга.
— Старого друга?
— Не знаю.
— Вы его не видели прежде и не слыхали о нём?
— Нет.
— Что вы можете сказать о людях, которые у вас работают? Кто-нибудь из них имел зуб на вашего сына?
— Нет. Безусловно, нет. В течение трёх лет Клайд управлял всеми делами. Он во всём разбирался, его уважали и даже любили. Разве что… — Осгуд вдруг замолк, разинув рот, а затем, после некоторого замешательства, продолжил: — Бог мой, я только сейчас вспомнил… но нет, смешно…
— Что именно?
— Так… один наш бывший работник. Два года назад у нас пал телёнок от племенной коровы, и Клайд обвинил этого человека в преступной халатности и выгнал. С тех пор тот постоянно болтает, что не был виноват, и, как мне говорили, тешит себя надеждой отомстить Клайду. Теперь он, кстати, служит на ферме Пратта. Тот его нанял прошлой весной. Зовут его Дэйв Смолли.
— Он был там вчера вечером?
— Возможно.
— Конечно, был, — бесцеремонно вмешался я, — вы же должны его помнить. Тот самый придурок, что пытался доказать вам, что валун — это не зал ожидания.
Вульф покосился на меня.
— Ты имеешь в виду того идиота, который размахивал ружьём и прыгал, как обезьяна?
— Угу. Дэйв Смолли — это как раз он.
— Тьфу! — Вульф поморщился. — Нет, мистер Осгуд, он не подходит. Вы совершенно справедливо заметили, что убийца должен отличаться умом и сообразительностью. Дэйв невиновен.
— Слышали бы вы его болтовню!
— К счастью, бог миловал. — Вульф поудобнее устроился в большом мягком кресле. — Продолжим нашу работу. Перед тем, как побеседовать с вашей дочерью, хочу высказать несколько мыслей. Во-первых, должен предупредить вас, что, несмотря на мой разговор с Уодделлом, официальная версия почти наверняка будет гласить, что ваш сын сам залез на пастбище, чтобы как-то навредить быку. При расследовании неминуемо всплывёт, что Клайд побился об заклад с Праттом о том, что тот не зажарит Гикори Цезаря Гриндона на этой неделе. Они будут утверждать, что Клайду для выигрыша пари надо было всего лишь на пять дней задержать пиршество, и он, возможно, попытался это сделать. Их заворожит формулировка «на этой неделе». Вообще-то, в формулировке условий пари и в самом деле есть кое-что важное… Но это им не понять.
— О чём вы говорите? Пари было дурацкое… Чистое ребячество!
— Нет, я не согласен. Пари отнюдь не было дурацким. В своё время я укажу вам на важность формулировки. Во-вторых, по какому бы пути ни пошёл мистер Уодделл, мы должны проявлять к нему уважение. Если сочтёте его поведение оскорбительным, не выходите из себя и не посылайте его к чёрту, поскольку нам могут понадобиться собранные им факты. Многие из них. Например, чем занимались различные обитатели дома Пратта вчера вечером между девятью и половиной одиннадцатого. Сам я этого не знаю, поскольку в девять часов мне захотелось побыть в одиночестве, и я поднялся к себе в комнату почитать. Нам потребуется медицинское заключение о времени, когда наступила смерть. Можно предположить, что это произошло не ранее, чем за пятнадцать минут до появления мистера Гудвина, но заключение эксперта будет более точным. Важно установить, подтвердится ли моя версия про возможные следы крови на траве около шланга и на рукоятке кирки и так далее. В-третьих, я вновь задаю вопрос, на который вы не ответили. Итак — за что вы ненавидите мистера Пратта?
— Я же сказал, что это никак не связано с нашим делом!
— В любом случае прошу вас ответить. Конечно, это бестактно с моей стороны, но мне самому придётся решать, относится это к делу или нет.
— Тут нет никакого секрета. — Осгуд пожал плечами. — Здесь это известно всем. Никакой ненависти к нему я не питаю — только презрение. Я вам рассказывал, что его отец служил у моего конюхом. Уже с детства Том был диким и задиристым парнем, но с амбициями, если можно так выразиться. Позднее он ухаживал за одной девушкой по соседству и вынудил её пообещать, что она выйдет за него. Когда же я вернулся домой после колледжа, мы с ней приглянулись друг другу и вскоре поженились. Том уехал в Нью-Йорк и долгое время здесь не появлялся. Очевидно, он надолго затаил обиду, потому что лет восемь назад вдруг начал мне мстить. Он разбогател и пустил в ход деньги и всю свою изобретательность, чтобы досаждать и пакостить мне. Два года назад он приобрёл землю по соседству с моим хозяйством и затеял строительство, что усугубило положение.
— Вы не пытались отплатить ему той же монетой?
— Если я и попробую ему отплатить, то только хлыстом. Нет, я стараюсь просто не замечать его.
