— Дедушка, дорогой, такая радость… замечательно. Соня, милая, — лепетал он, — просто здорово. — И Седрик поцеловал ее.
— Ну что же, папа, — последовала за сыном Миллимент, разве что мисс Орринкурт не поцеловала, — нельзя сказать, что это для нас такой уж сюрприз. Думаю, выражу общее мнение, если скажу, что все мы надеемся, что ты будешь счастлив.
Полин дала больше воли чувствам.
— Дорогой мой, — заговорила она, беря отца за руки и вглядываясь в него повлажневшими глазами, — дорогой, родной папа. Поверь, ради Бога, поверь, что единственное мое желание, чтобы ты был счастлив.
Сэр Генри слегка кивнул. Полин провела ладонью по его усам.
— О, Полин, — произнес он трагически-отрешенным голосом, — меня оскорбили. Полин! Оскорбили до глубины души.
— Нет, — залилась слезами Полин. — Нет!
— Да, — вздохнул сэр Генри. — Да.
Полин невидяще отвернулась от него и протянула руку мисс Орринкурт.
— Будьте подобрее к нему, — слабо проговорила она. — Это все, о чем мы вас просим. Будьте подобрее.
Сэр Генри величественно повернулся, пересек гостиную и бросился в кресло.
Оно издало громкий и какой-то на редкость противный звук.
Багрово покраснев, сэр Генри вскочил на ноги и сорвал с кресла небрежно наброшенный чехол. Под ним обнаружилось нечто в форме мочевого пузыря с надписью печатными буквами: «„Малина“. Способствует хорошему мочеиспусканию». Он схватил этот странный предмет, и вновь из невидимого отверстия раздался тот же устрашающий звук. Он метко швырнул его в огонь, и в комнате сразу запахло паленой резиной.
— Ну вот что, доложу я вам, — сказала мисс Орринкурт, — хорошенького понемногу. Этот ребенок начинает себе слишком много позволять.
Сэр Генри молча прошагал к двери. Прежде чем уйти, он выдал реплику «под занавес»:
— Миллимент, будь любезна, пошли утром за моим адвокатом.
Хлопнула дверь. После минуты полного молчания Трой наконец удалось покинуть гостиную.
Утром Трой без особого удивления узнала, что сэр Генри чувствует себя неважно и позировать не сможет, хотя к обычному дневному сеансу рассчитывает оправиться. Записка, которую принесли вместе с утренним чаем, гласила, что, если это имеет смысл, Седрик будет счастлив позировать в театральном костюме. Почему бы нет, подумала она. Надо найти алый плащ. Трой предполагала, что в семейных рядах наступит расстройство, по крайней мере Фенелла и Пол удалятся, возможно, в противоположных направлениях. Но ей еще предстояло убедиться, какую гибкость проявляют Анкреды во внутриплеменных войнах. За завтраком появились оба: Фенелла, бледная и молчаливая, и Пол, раскрасневшийся и молчаливый. Полин немного запоздала. Вела она себя по отношению к сыну так, словно он заболел какой-то не очень приличной болезнью. Фенелла же у нее вызывала как будто сдержанную неприязнь, она вообще предпочитала к ней не обращаться. Главенствовала за столом Миллимент. Она была не такой оживленной, как обычно, но за тревогой, если она и впрямь была встревожена, Трой заметила налет некоторого самодовольства. В ее обращении с золовкой появилось какое-то покровительственное сострадание, и это, чувствовала Трой, Полин явно не нравится.
— Ну что, Милли, — нарушила затянувшееся молчание Полин, — ты и при новой дирекции собираешься играть свою прежнюю роль?
— Знаешь, Полин, я всегда теряюсь, когда ты употребляешь театральные фигуры речи.
— Хорошо, ты собираешься вести дом и при новой хозяйке?
— Вряд ли.
— Бедная Милли! — сказала Полин. — Это все для тебя так тяжело.
— Ну, не очень. Мы с Седриком давно подумываем о том, чтобы вместе обосноваться в Лондоне.
— Хорошая мысль, — с излишней поспешностью заметила Полин. — Заодно у Седрика, наверное, появится возможность немного умерить свой пыл.
— А Фенелла с Полом, быть может, подумают, не пригласить ли меня в качестве домохозяйки. — Миллимент засмеялась в первый раз за все утро. И с видимым участием повернулась к ним: — А в самом деле, как вы собираетесь одни управляться?
— Как всякая пара, у которой нет денег, — отрезала Фенелла. — Пол получает пенсию, у меня есть профессия. Оба найдем работу.
— А еще, — непринужденно заметила Миллимент, — быть может, твой дед в конце концов…
— Мы не хотим, чтобы дед что-нибудь для нас делал, тетя Милли, — быстро сказал Пол. — Он, впрочем, и так бы ничего не сделал, но это не важно, мы все равно не хотим.
— Дорогой! — вскинулась его мать. — К чему такая непреклонность! Такая злость! Не узнаю тебя. Пол, когда ты начинаешь так говорить. Что-то, — она с откровенным отвращением посмотрела на Фенеллу, — что-то в тебе страшно переменилось.
— А где Пэнти? — бодро спросила Миллимент.
— В школе, где же еще, — с достоинством ответила Полин. — Обычно она с нами не завтракает.
— Как знать, как знать, — возразила Миллимент. — Она ведь повсюду болтается, разве не так? Да, Полин, между прочим, у меня к Пэнти есть дело. Кто-то залез в мою работу. Целый большой узор в вышивке пропал. Я оставила ее в гостиной и…
— Пэнти никогда туда не заходит, — запротестовала Полин.
— Да? Впервые слышу. Но вчера вечером, например, во время ужина, она точно должна была быть там.
— Почему это?
— Потому, Полин, что Соня — полагаю, мы так ее должны теперь называть, — говорит, что она сидела перед ужином именно в том кресле. И еще она говорит, что в этом нет ничего необычного.
— Ничем не могу помочь, Милли. Вчера Пэнти не заходила в гостиную во время ужина по той простой причине, что именно тогда вместе с другими детьми принимала лекарство и рано пошла спать. Ты ведь сама мне говорила, Милли, что мисс Эйбл нашла лекарство в оранжерее и отнесла его непосредственно доктору Уизерсу, чтобы тот дал его детям.
— Да, верно, — согласилась Миллимент. — Поверишь ли, наша несравненная Соня не позаботилась отнести его мисс Эйбл, а папину бутылку передать мне. Вместо этого она отправилась в оранжерею, куда вроде бы, — Миллимент презрительно фыркнула, — специально для нее были доставлены орхидеи. И все цветы на пол повалила. Мисс Эйбл потом обыскалась этого лекарства, и я тоже.
— Тью-ю, — присвистнула Полин.
— Пусть так, — сказал Пол, — и все же пари готов держать, что Пэнти…
— Это еще доказать требуется, — остановила его Полин, скорее порывисто, чем убежденно, — что Пэнти имеет какое-то отношение к… к…
— К «Малине»? — ухмыльнулся Пол. — А кто же еще, мама?
— У меня есть основания полагать… — начала Полин.
— Да брось ты, мама. Это Пэнти, больше некому. Вспомни ее проделки.
— А как к ней попала эта штука? Я не давала.
— Кто-нибудь из ребят дал, наверное, а может, сама купила. Я видел нечто подобное в деревенских лавках, а ты, Фен? Еще тогда подумал, что место им в мусорной яме, со старой резиной.
— Я говорила с Пэнти, — упрямо настаивала Полин, — и она дала честное слово, что не делала этого. А уж я могу отличить, когда ребенок говорит правду, Милли. Мать не ошибется.
— Да брось ты, мама, — отмахнулся Пол.
— Кто бы что ни говорил… — начала Полин, но ее прервало появление Седрика. Выглядел он в высшей степени презентабельно и элегантно, в повадке чувствовалась некоторая снисходительность.
— Доброе утро, дражайшая миссис Аллейн. Доброе утро, мои дорогие, — заговорил он. — Пол, старина, ты уже строишь планы, как бы побольше извлечь из сложившейся ситуации? Я лично просто места себе не нахожу, все обдумываю, как организовать двойное бракосочетание. Тут есть некоторые тонкости. Видите ли, в отсутствие дяди Клода посаженым отцом Фенеллы должен быть Старик, а потом ему же предстоит по-быстрому переодеться в костюм первого жениха. Думаю, я в обоих случаях мог бы стать шафером, а Пол — вторым женихом и одновременно Сониным отцом. В общем, интересный может получиться спектакль. Дядя Томас будет пажом, а Пэнти цветочницей, в этой роли она сможет сколько угодно швыряться разными предметами. А ты, мама, дорогая, вместе со всеми тетушками составите группу будущих вдовствующих фрейлин. Я придумал всем вам совершенно потрясающие костюмы.
— Кончай валять дурака, — бросила Миллимент.
— Да нет, я серьезно, — сказал Седрик, накладывая себе на тарелку еду. — Мне действительно кажется, что вы обе устраиваете свои дела, мягко говоря, не лучшим образом.
— Не всем же дано, как тебе, так ловко обделывать делишки, — сухо заметил Пол.
— Что ж, льщу себя надеждой, что мне и впрямь удалось проявить некоторую изобретательность, — с готовностью согласился Седрик. — Соня поручает мне заняться ее приданым, а Старик говорит, что хоть кто-то сумел выказать семейные чувства. Боюсь только, дражайшая тетя Полин, что дела Пэнти практически безнадежны. У нее совершенно бесподобное чувство комического.
