— Даже если дом кругом заложен, — Миллингтон распахнул дверь в кабинет и отступил в сторону, чтобы пропустить Резника, — ему все равно пришлось достать где-то огромную кучу денег.
— И вы не думаете, что он скопил их, обслуживая системы безопасности?
— Когда он въезжал, он представился как консультант по электронному наблюдению. Кажется, он использует свой дом для проведения демонстраций. Вытащите крокус из клумбы, и вы будете оглушены по самые уши сигналами тревоги.
— Крокус? — удивился инспектор.
«Правильно, — подумал он, — я тоже знал несколько таких штучек». В конце комнаты Патель перестал печатать докладную и старался поймать взгляд Резника. Дивайн раскачивался на задних ножках стула и со скучающим видом слушал кого-то по телефону.
— А сам Фоссей? — спросил Резник.
— Медовый месяц, сэр. Ожидается дома послезавтра.
— Канарские острова? — попробовал догадаться Резник. — Турция?
Миллингтон покачал головой.
— Бенидорм. Испания.
— По крайней мере, это не Скегнесс.
— Закройте глаза, сэр, и трудно будет отличить. Так они говорят.
Резник знал, что Миллингтон вывозил жену и детей каждое лето в Девон, а каждую осень на неделю к родителям жены куда-то к северу от Абердина. В прошлое Рождество жена побывала в России в туристической поездке с посещением трех городов. Сам Миллингтон оставался дома и наряжал елку.
— Сэр, — обратился к нему Патель.
— Минутку… — Резник поднял руку с широко растопыренными пальцами.
— Я связался с несколькими фирмами по безопасности, — продолжил Миллингтон, — чтобы выяснить, не знает ли кто-либо, чем занимается Фоссей. Получается вроде так, что он заводит разговоры с разными людьми, ходит по их домам, производит много шума, болтает о необходимости установки системы и в большинстве случаев приводит кого-то, чтобы наладить ее.
— И берет свои проценты со всей суммы.
— Естественно.
— Хорошая работенка, если ухитриться найти такую. А если система, которую вы рекомендовали, не предохраняет от воров, вы просто не получите в этом месте в следующий раз работы.
— Точно, — подтвердил Миллингтон. — Кстати, видимо, есть еще дома, которые он хорошо осмотрел и где его потом не взяли в качестве консультанта.
— Мы можем это проверить?
— Трудно, по крайней мере, пока я не смогу добраться до Фоссея и не найду возможности посмотреть его бумаги. При условии, конечно, что он ведет какие-то записи.
— Стоит проверить все фирмы по безопасности, выяснить, какие контакты он имел с ними.
Миллингтон кивнул.
— Я выделю человека, чтобы он занялся этим, сэр. Фирмы на 137–143 желтых страницах справочника. Может быть, Нейлора, когда он закончит проверять штат страховых компаний.
— А вы устроите встречу Фоссею по его возвращении?
— Рейс БА-435. Я его поприветствую при возвращении.
Миллингтон отошел. Патель все еще ждал. Резник повернулся к Дивайну, еще слушавшему вполуха затянувшийся телефонный вызов.
— Риз Стэнли?
— Тянет резину, сэр. Нет снега. Вернулся на два дня раньше, как мы и говорили.
Резник принял информацию к сведению, поманил Пателя.
— Я наткнулся на полицейского, который ходил в дом семьи Рой, сэр, того, который взял заявление от Марии Рой.
— Наткнулся на него?
— Я сделал так, чтобы было похоже на это, сэр. Я думал, что так будет лучше.
— И?..
— Он считает, что что-то было не так. Пытался объяснить это инспектору Харрисону, но того это не заинтересовало. Сказал ему, чтобы он записал заявление миссис Рой и забыл об этом.
Грабянский достал из плейера пленку семьи Рой и убрал ее подальше от глаз Грайса. Не потому, что тот вздумает смотреть ее второй раз. Всем известно, что, когда речь идет о сексуальной привлекательности, плоть одного мужчины является ядом для другого, а Грайс видел достаточно, чтобы сделаться вегетарианцем.
Грабянский, вставший утром нормальным человеком с хорошим юмором, чувствовал себя отвратительно, как скучающий по любви теленок. Весь опустошенный. Слишком большая плата за обмен телесными жидкостями. Он всегда знал, что обрезание волос у Самсона было символом, обозначающим что-то другое.
— Что она сказала о нашей идее? Ты думаешь, она пойдет на это?
Грабянский действительно чувствовал себя неважно. Он уже несколько часов не открывал своей книги о птицах.
— Ты объяснил ей, насколько невыгодно не заплатить?
— Да, — промычал Грабянский неуверенно.
— Ты должен был делать что-либо, кроме… Хорошо, все в порядке, не обижайся. Нет необходимости ругаться из-за этого. Мне просто надо быть уверенным.
— Так будь уверен. Я выложил ей все. — Грайс подавил в себе смешок. — Как мы планировали. Уличная стоимость кило кокаина двадцать четыре тысячи фунтов, и она все время поднимается. Возвращаем им в руки за двадцать — без лишних разговоров.
— Что она ответила?
— Я же сказал тебе.
— Повтори еще раз.
— У них хороший шанс получить двадцать тысяч в течение сорока восьми часов, поскольку Англия должна стать победителем на следующем мировом чемпионате по футболу.
— Она что, фанат?
— Хорошо, она не сказала этого, но смысл тот же.
— Скажи точно, что она говорила.
— То, что она сказала, звучит так: ад замерзнет, пока они смогут достать такую крупную сумму.
— И каким был твой ответ? Кроме того, что ты перекрестился.
— Я не крестился.
— Давай к делу.
— Она сказала, что, во-первых, ее муж был дураком, согласившись хранить эту штуку, что теперь он напуган до смерти, все время оборачивается, боясь, что хозяин товара подумает, что его обманывают, и расправится с ним. Ее Гарольд боится, что этот человек порежет ему лицо, переломает ноги и убьет.
— Как она относится к этому?
— Мария? Она думает, что это будет здорово. Особенно последнее.
— Она хочет, чтобы ее старика убили?
— Предпочтительно медленно, но она удовлетворится и пулей в затылок.
— Боже! Что он ей сделал?
— Не так уж много.
— Здорово! Она хочет его смерти, чтобы ты и она могли вальсировать до захода солнца.
Грабянский поднялся, взял свой бинокль и пошел к окнам.
— Положи эту штуку и послушай меня. На улице темно. Все, что ты можешь увидеть, это уличные фонари и окна ванных. — Он дотронулся до руки Грабянского. — Так что? Полдня секса, и она укладывает чемодан. — Он ткнул пальцем в пах Грабянского. — Что там у тебя, кстати? Управляемая ракета?
— Дело не в том, что… — начал Грабянский.
— Я знаю, — не дал ему закончить Грайс. — Я могу обойтись без лекций об удовольствиях секса. Наибольшее удовольствие я получаю, когда ложусь на спину и все остальное доверяю массажной примочке номер девять. Как и массажистку, меня больше интересуют деньги.
— Она скажет ему и попытается добиться, чтобы он согласился. Она обещала мне это.
— Поспорю, что она поклялась, а сама надеется, что ее любимый Гарольд окажется покойником.
— Нет. Она скажет ему.
— Ты думаешь, он согласится?
— А ты бы не согласился?
— Я бы вначале предложил двенадцать тысяч, подождал, когда ты придешь и предложишь семнадцать с половиной, потом поторговались бы, и мы сошлись бы на пятнадцати. После чего начал бы думать, где раздобыть эту сумму.
— Он может продать машину, поговорить с управляющим своего банка, снять деньги со страховки — вот что он может сделать, — заявил Грабянский. — Думаю, он может найти пятнадцать тысяч.
— Надеюсь. Сидение здесь с килограммом кокаина вредно сказывается на моих нервах.
— У тебя их нет вовсе.
— Поправка: не было.
— Не беспокойся. Если он даже наполовину так напуган, как говорит она, он заплатит.
Желудок Грайса издал низкий шипящий звук, похожий на тот, который создает шар в кегельбане, медленно катясь по деревянному желобу.
— Мы собираемся есть? — Грабянский взглянул на суп и сардины.
— Позднее.
— А чем плохо это время?
— Дела не только у тебя. Я должен встретиться с одним человеком по поводу некоторой собственности.
— Арендовать или покупать?
— Грабить.
— Хочешь, чтобы с тобой пошел и я?
— Как хочешь.
— Оставлю это тебе. Приму ванну.
— Ладно. Почему бы тебе не встретить меня в баре «Олбани»? Мы сможем выпить по паре стаканчиков и пойти в «Карвери».
— Напитки есть и здесь. А поесть можно сходить и в другое местечко.
Грайс пожал плечами.
— Куда я действительно хотел бы, — мечтательно произнес Грабянский, — так это в хороший китайский ресторан.
По городу болтались двое бродяг. Оба были рослыми и воинственно настроенными. Вся их одежда состояла из лоскутков и заплаток. Когда они отпускали крепкие словечки, большинство людей отворачивалось в сторону, смеясь или возмущаясь. Редкими были дни дежурства Резника, когда бы он не встретил хотя бы одного из них. Они были настолько приметны, что легко можно было подумать, будто они являются единственными бродягами в городе. Если, конечно забыть про центры для бездомных, приюты, семьи, ютящиеся в грязных вонючих маленьких гостиницах, людей, прозябающих в наскоро сколоченных из неизвестно чего сарайчиках. И, несмотря на это, городской совет не планировал строить муниципальные дома и в предстоящем году. Резник пытался вспомнить, когда он впервые повстречал молодого человека, который протянул к нему руку за милостыней. В тот день в газете сообщалось о наличии 343 свободных рабочих мест. «Почему ты не почистишь немного себя, — подумал тогда Резник, — и не возьмешься за предлагаемую работу?» «Нет ли лишней монеты? — спросил молодой человек. — На чашечку чая?» Резник совершил ошибку, взглянув на его лицо, в глаза, — тому было лет восемнадцать. «Вот. Возьмите». — Он положил монету в один фунт в холодную ладонь молодого человека. Теперь их все больше и больше. А в газетах та же цифра о 343 вакансиях: для машинисток, специалистов по видеотехнике, операторов компьютеров, служащих контор, для лиц, умеющих работать на швейных машинках (работа неполный день).
