— Сэр Хьюберт, — продолжал Аллейн, дождавшись, пока русский смолкнет, — пожалуйста, возвращайтесь с мистером Уайлдом в дом. Можете кратко объяснить остальным, что произошло.
— Что вы собираетесь делать?
— Мы будем некоторое время отсутствовать. Я попрошу мисс Анджелу отвезти нас в здешний полицейский участок. Доктор Токарев…
— Я невиновен! Спросите крестьянина Василия, дворецкого! Он знает — в тот вечер… я должен рассказать вам!
— Должен предупредить вас, — вмешался Аллейн, и Найджел увидел, как он метнул враждебный взгляд на Уайлда, — все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Впоследствии, если пожелаете, вы сможете сделать официальное заявление. А теперь, сэр Хьюберт, и вы тоже, мистер Уайлд, идите, пожалуйста, в дом. Я с вами свяжусь позднее.
— Законники! — прорычал Токарев им вслед. — Адвокаты! Судьи! Юристы! Как вы их называете? Я их просто побью!
— Ну конечно, побьете. И скажите спасибо этому юноше, — сказал Аллейн, когда остальные ушли. — Пошли, Басгейт, в гараж. И, доктор Токарев, чтоб я больше не слышал «Смерти Бориса»!
Он решительно вывел их к подъездной дороге, где они нашли Анджелу в тихо урчащем «бентли».
— Молодчина! — мягко сказал Аллейн. — Доктор Токарев едет с нами, как видите. Садитесь, доктор. Басгейт, вы спереди. В местную тюрьму, мисс, пожалуйста.
— Силен! — прошептала Анджела, когда «бентли» рванулся с места.
— Действительно силен! — согласился Найджел. — Токарев арестован.
— За убийство?
— За что же еще?
— Но… он все время пел «Смерть Бориса»!
— Видимо, не все.
— Ну, вот и приехали, — очень скоро объявила Анджела, затормозив у дверей тюрьмы.
— Подождите нас, — попросил Аллейн. — Пойдемте, доктор Токарев.
Сержант полиции пригласил их в ярко освещенную, чисто вымытую комнату. Высокий офицер в голубой униформе тепло приветствовал посетителей.
— Инспектор Фишер — мистер Басгейт, — походя представил Аллейн. — А это доктор Токарев. Я хочу предъявить ему обвинение в…
Токарев, до сих пор молчавший, встрепенулся:
— Я невиновен в убийстве!
— А кто говорит, что вы в нем виновны? — устало ответил Аллейн. — Обвинение будет в заговоре и подрывной деятельности, если это правильная формулировка. Я вечно в них путаюсь, правда, Фишер? Этот человек обвиняется в соучастии в деятельности русского общества, имеющего штаб-квартиру на улице Литтл Рэкуит, 101, в Сохо. Он обвиняется в публикации и распространении некоторых памфлетов, содержащих подстрекательства к измене и подрывной деятельности и… черт возьми, в любом случае это — обвинение!
— Точно, — сказал инспектор Фишер, подходя к столу и надевая очки. — Давайте займемся делом.
Между двумя полицейскими состоялась краткая беседа, прерываемая скрипом пера тюремщика. Вошел сержант и бодро произнес:
— А теперь, доктор, извольте пройти в следующую дверь.
— Я хочу писать, делать заявление! — неожиданно сказал доктор Токарев.
— У вас будет такая возможность, — успокоил его Аллейн. — Ну и кашу вы заварили, уму непостижимо!
— Это все кинжал, — проникновенно сказал доктор Токарев. — Предательство кинжала означало для меня мое собственное предательство. Все несчастья пошли от поляка Красинского, который отдал кинжал мистеру Рэнкину.
— Красинский мертв, — заметил Аллейн, — а ваши письма были у него в кармане. Кто его убил?
— Откуда мне знать? В братстве никто ничего не знает. Я хочу написать нашему послу.
— Это ваше право. Он наверняка будет в восторге. Мы вас покидаем, Фишер. Я позвоню около часа. Доброй ночи.
— Доброй ночи, — смущенно попрощался Найджел и последовал за инспектором к машине.
В этой ночной поездке Анджела не уронила своей репутации адского водителя. Аллейн, дав ей адрес места назначения, отказался разговаривать и крепко заснул на заднем сиденье. Найджел поглядывал на тонкий профиль девушки и думал о своем.
— Как вы думаете, Аллейн верит, что доктор Токарев — убийца? — спросила она.
— Ничего не могу сказать, — ответил Найджел. — Насколько я могу судить, Токарев, возможно, также Василий, ваш дворецкий, и поляк Красинский, с которым Чарлз встретился в Швейцарии, были членами одной большой шайки. Красинский, Бог знает для чего, подарил Чарлзу Рэнкину кинжал. Судя по тому, что говорили сэр Хьюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал был символическим оружием братства, и расставание с ним означало роковую потерю доверия. Поэтому в субботу вечером кто-то зарезал Красинского в Сохо…
— А в воскресенье вечером кто-то заколол Чарлза Рэнкина во Фрэнтоке, — шепотом закончила Анджела. — Вы верите, что Токарев мог стремглав вылететь из своей комнаты, метнуть нож с лестничной площадки, примчаться обратно и как ни в чем не бывало продолжать «Смерть Бориса»?
— Вряд ли. А кто выключил свет? — возразил Найджел.
— А что имеет в виду мистер Аллейн, говоря, что Чарлз сам ударил в гонг? — безнадежно закончила Анджела.
— Не представляю, но я рад, что он спит. Анджела, если я поцелую мех вашего воротника, вы не рассердитесь?
— У нас на спидометре шестьдесят, а сейчас прибавим до шестидесяти пяти.[10] Разве это время для флирта?
— Пусть я погибну, но рискну, — отважился Найджел.
— Но это вовсе не мех! — возмутилась Анджела.
— О дорогая!
— Который час? — раздался вдруг голос Аллейна с заднего сиденья.
— Мы прибудем через двадцать минут, — сказала Анджела и оказалась права.
В конце одного из забавных маленьких тупичков за Ковентри-стрит, в котором «бентли» казался размером с автобус, Аллейн вставил ключ в американский замок зеленой двери.
— Сейчас окажется, что вы знаете моего слугу, — бросил он через плечо.
И действительно, в маленьком холле они увидели знакомую фигуру пожилого человека, встревоженно наклонившегося вперед.
— Василий! — вскрикнула Анджела.
— Мисс Анджела, дитятко мое! — старик бросился целовать ей руки. — Душечка! — добавил он по-русски.
— О Василий! — мягко сказала Анджела. — Зачем вы это сделали? Почему вы убежали?
— Я очень боялся. Я ужасно боялся. Представьте себе, моя маленькая мисс, что они могли подумать? Я сказал себе: полиция все выяснит. Они будут допрашивать Фому Андреевича — доктора Токарева, — и он им, наверное, расскажет, что я давным-давно тоже состоял в братстве у себя на родине. Он повторит то, что я сказал: что мистер Рэнкин не должен владеть священным ножом братства. Английская полиция — она ведь все знает и, наверное, уже узнала, что я получал письма из лондонского братства. Напрасно я бы стал говорить, что больше не замешан в эти дела. Я уже был на подозрении. Вот почему я убежал до прихода полиции. В Лондоне меня арестовали, я сделал в Скотленд-Ярде заявление и все рассказал инспектору Аллейну, когда он пришел ко мне в воскресенье. Тогда меня отпустили, и я остался здесь. Это замечательно!
— Он вел себя, как старый осел, — сказал Аллейн. — Вы получили мою записку, Василий?
— Да, конечно. Обед уже ждет, и коктейль тоже.
— Тогда дайте мисс Анджеле возможность попудрить носик в комнате для гостей, а мы с мистером Басгейтом пока что стряхнем с себя дорожную пыль.
Найджел, выйдя из туалетной, застал Анджелу уже в комфортабельном кабинете инспектора.
— Интересно, — сказала она вполголоса, — инспекторы уголовного розыска всегда приглашают родственников и друзей жертвы отобедать у себя дома и при этом нанимают прислуживать исчезнувших дворецких, как только их освобождают из-под ареста?
— Может быть, это и есть признак Ярда, — ответил Найджел, — хотя, надо сказать, Аллейн совершенно не соответствует моему представлению о полицейской ищейке. Я думал, они живут уединенно в квартирах с линолеумом на полу, букетом ландышей на столе и фотографиями полицейских отрядов на стенах.
— И в шесть тридцать как следует закладывают за воротник. Тьфу, мы рассуждаем, как пара снобов, прямо противно.
— И все же, — добавил Найджел, — я думаю, что это особенная личность. Он, должно быть, состоятельный джентльмен, который занимается уголовным розыском для души.
— Сожалею, что заставил вас ждать, — сказал Аллейн, появляясь в дверях. — Попробуйте один из «ках-телей» Василия и пойдем обедать.
Василий, сияющий и важный, отворил раздвижные двери, и инспектор провел гостей в столовую. Обед оказался очень приятной церемонией. Когда Василий принес кофе, поставил перед инспектором графин и удалился, Аллейн посмотрел на часы.
— Мы можем минут пятнадцать побеседовать, — сказал он, — а потом я бы хотел, чтобы вы немножко поработали на меня. Наверное, надо сказать «я могу поговорить минут пятнадцать», если вам не надоест, чтобы обозреть историю этого случая. По опыту знаю, что очень полезно поговорить с кем-то не из уголовного розыска. Не надо надувать щеки, Басгейт. Я не жду, что вы разгадаете загадку, а просто хочу, чтобы вы оценили ход моих мыслей, согласны вы с ними или нет.
