— У меня записка к ней от мисс Персехаус, — сказала Эмили.
Это подействовало. На лице горничной отразилось колебание, ее отношение изменилось:
— Пожалуйста, проходите!
Эмили вошла в помещение, которое агенты по найму определяют как «хорошо оборудованную прихожую», оттуда ее провели в большую гостиную. Здесь ярко пылал огонь, налицо были следы пребывания женщины: несколько стеклянных тюльпанов, изящная рабочая корзинка, девичья шляпка, кукла Пьеро с необычайно длинными ногами. Она отметила отсутствие фотографий.
Вобрав в себя все, что можно было увидеть, Эмили принялась греть перед камином руки, когда открылась дверь и вошла девушка примерно ее лет. Эмили обратила внимание, что она прехорошенькая, красиво и дорого одета. Она подумала также, что не часто встретишь девушку в таком нервозном состоянии. Нет, обнаружить это было не так просто, — ведь мисс Уиллет пыталась держаться непринужденно и приветливо.
— С добрым утром, — сказала она, подходя и протягивая руку. — Мне очень жаль, но мама не могла выйти, она все утро в постели.
— Ах, какая досада! Боюсь, что я пришла не вовремя.
— Нет, нет, что вы! Повар сейчас же напишет вам рецепт торта. Нам очень приятно оказать услугу мисс Персехаус. Вы у нее остановились?
Эмили, внутренне улыбаясь, подумала, что это, наверное, единственный дом в Ситтафорде, обитатели которого не знают определенно, кто она такая и почему здесь. В Ситтафорд-хаусе были свои отношения между хозяевами и прислугой. Прислуга, вероятно, знала о ней, хозяева — нет.
— Собственно, не совсем у нее, — сказала Эмили. — Поселилась-то я у миссис Куртис.
— Конечно, коттедж страшно мал, а у нее ведь еще племянник, Ронни, не так ли? Думаю, что для вас и места бы не нашлось. Она замечательный человек, правда? Какой сильный характер, всегда думаю я. Я даже немного ее побаиваюсь.
— Она ведь, пожалуй, задира, а? — живо откликнулась Эмили. — А как соблазнительно быть задирой, особенно если люди тебе не возражают.
Мисс Уиллет вздохнула.
— Как бы я хотела уметь возражать людям! — сказала она. — Нам все утро страшно надоедают репортеры.
— Ну конечно, — сказала Эмили. — Это ведь дом капитана Тревильяна, того самого, что убили в Экземптоне?
Эмили пыталась установить истинную причину нервозности Виолетты, — ведь девушка была явно взвинчена. Что-то тревожило ее, и тревожило довольно сильно.
Эмили намеренно резко произнесла имя капитана. Девушка явно не прореагировала на него.
— Да. Вы думаете, это не страшно?
— Ну расскажите, если вам, конечно, не претит говорить об этом.
— Нет, нет, только с чего бы мне начать?..
— Ну, хотя бы с того столоверчения, — продолжала Эмили. — Я услышала о нем совершенно случайно, и мне показалось это очень интересно, то есть я хочу сказать, это ужас какой-то.
«Скорее всего, девичьи страхи, — подумала она про себя. — Девичьи страхи, и ничего больше».
— Да, это был ужас, — сказала Виолетта. — Я никогда не забуду того вечера. Мы, конечно, подумали, что кто-то просто подурачился, правда, на наш взгляд, это была мерзкая шутка.
— Да, да…
— Не забыть мне, как все выглядели, когда включили свет. Вот мистер Дюк и майор Барнэби — они умеют владеть собой и никогда бы не признались, какое это произвело на них впечатление. А посмотрели бы вы, как майор Барнэби был по-настоящему напутан. Мне кажется, он поверил больше, чем кто-нибудь из нас. Ну а бедняга мистер Рикрофт! Я уж подумала, не случилось бы с ним сердечного приступа или еще чего-нибудь. А ведь он занимается исследованием психики, казалось бы, должен спокойно относиться к таким вещам. А Ронни — вы знаете Ронни Гарфилда? — тот выглядел так, будто ему и на самом деле явился какой-то дух. Даже мама ужасно расстроилась, я ее такой никогда не видела.
— Должно быть, настоящий призрак, — сказала Эмили. — Хотела бы я на пего взглянуть.
— Нет, это в самом деле было ужасно. Мы все делали вид, что это просто шутка, но ведь в самом деле на это было вовсе не похоже. А потом майор Барнэби вдруг решил отправиться в Экземптон. Мы пытались не пустить его, уверяли, что можно погибнуть в такую погоду, по он все равно пошел. Мы еще посидели немного после его ухода, и нам всем было страшно. А потом, вот уже вчера вечером — нет, утром, — мы узнали эту новость.
— Так вы считаете, что это был дух капитана Тревильяна? — спросила Эмили с невольной дрожью в голосе. — Или, может быть, ясновидение.., телепатия?..
— Я.., я не знаю. Но я больше никогда не буду смеяться над такими вещами.
Вошла горничная ее сложенным листком бумаги на подносе, вручила его Виолетте и удалилась.
Виолетта развернула листок, просмотрела его и передала Эмили.
— Это вам, — сказала она, — Словом, вы как раз вовремя. История с убийством очень расстроила слуг. Они считают, что жить здесь, на отшибе, опасно. Мама вчера, разговаривая с ними, вышла из себя и велела им складывать вещи. И вот после обеда они уезжают. Мы собираемся взять вместо них двух мужчин. Один будет вести дом, а второй — вроде швейцара и шофера. Думаю, это будет гораздо лучше.
— Слуги — просто глупцы, не правда ли? — сказала Эмили.
— Конечно, если бы еще капитана Тревильяна убили в этом доме…
— Кстати, как это вы решились поселиться здесь? — спросила Эмили, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно непринужденнее, словно простое проявление любопытства.
— О, нам казалось, что это будет так интересно! — сказала Виолетта.
— А вы не считаете, что тут довольно скучно?
— Что вы, совсем нет! Мне нравится в деревне.
Однако глаза ее избегали встречи со взглядом Эмили. Лишь на миг мелькнуло в них подозрение, даже испуг. Она нетерпеливо заерзала на стуле, и Эмили довольно неохотно поднялась.
— Мне пора идти, — сказала она. — Я вам очень благодарна, мисс Уиллет. Надеюсь, что ваша мама скоро поправится.
— О, вообще-то она чувствует себя хорошо, только из-за слуг всякие волнения.
— Ну разумеется.
Незаметным ловким движением Эмили положила свои перчатки на маленький столик. Виолетта проводила ее к парадной двери, и они, сказав друг другу обычные приятные слова, распрощались.
Горничная, впуская Эмили, отворила дверь, когда же Виолетта закрыла ее за уходящей гостьей, не слышно было, чтобы в замке повернулся ключ. Медленно двигаясь к калитке, Эмили так и не услышала щелчка замка.
Посещение Ситтафорд-хауса подтверждало возникшее у Эмили подозрение, что в доме происходит что-то странное. Нет, она не думала, что Виолетта — прямая соучастница преступления (если, конечно, не притворялась очень умело), но что-то тут было не так. И это «что-то», по всей видимости, имело отношение к трагедии. Это «что-то» должно было как-то связывать Уиллетов и Тревильяна. Это «что-то» могло, наверное, пролить свет на загадку.
Эмили проворно вернулась, подошла к входной двери, повернув ручку, легко открыла ее и переступила порог. Прихожая была пуста. Эмили остановилась, не зная, что предпринять. Основание у нее было — перчатки, «забытые» в гостиной. Она стояла не шевелясь и прислушивалась. Нигде ни звука, кроме еле доносившихся сверху голосов. Как можно осторожнее Эмили проскользнула к лестнице и остановилась, устремив взгляд наверх. Затем она бесшумно и быстро поднялась на площадку. Это было уже рискованно. Вряд ли можно было уверять, что ее перчатки сами собой отправились на второй этаж, но желание подслушать было очень велико. Нынешние строители, рассудила Эмили, не делают порядочных дверей. Сквозь дверь доносятся звуки голосов. Следовательно, если подойти поближе, можно ясно услышать разговор, происходящий в комнате. Еще шаг.., еще один… Голоса двух женщин. Несомненно, Виолетта и ее мать.
И вдруг разговор прервался. Послышался звук шагов. Эмили моментально ретировалась.
Когда Виолетта вышла из комнаты матери и спустилась вниз, она удивилась, увидев в прихожей свою недавнюю гостью, блуждающую, как потерянная собака.
— Перчатки, — объяснила Эмили. — Наверное, я их забыла у вас…
— Надеюсь, они здесь, — сказала Виолетта. Они прошли в гостиную, и действительно, на маленьком столике, рядом с которым сидела Эмили, лежали «забытые» перчатки.
— Ах, спасибо! — сказала Эмили. — До чего же я безголовая! Все забываю.
— А сегодня перчатки нужны, — сказала Виолетта. — Такой холод.
И они снова простились, только на этот раз Эмили слышала, как в замке повернулся ключ.
Она шла по проезжей дороге, и у нее было над чем подумать. Ведь когда дверь на верхней площадке открылась, она отчетливо услышала фразу, произнесенную женщиной, что постарше, раздраженно и жалобно: «Боже мой! Я уже не могу этого вы нести. Наступит ли наконец когда-нибудь вечер?»
Когда Эмили возвратилась в коттедж, приятеля своего она там не застала. Он ушел, как объяснила миссис Куртис, с какими-то молодыми джентльменами, а для леди есть две телеграммы. Эмили взяла их, вскрыла и сунула в карман свитера; миссис Куртис проводила их жадным взглядом.
