его лицо вообще было довольно невыразительным. Он просто ответил:
— Естественно, мы все сочувствуем ее беспокойству. Полагаю, у вас нет новых известий или соображений?
— Известий как таковых нет, — отозвался Смит, — по крайней мере новых. Что до соображений…
И он погрузился в угрюмое молчание.
— Я буду очень рад услышать ваши соображения, — проговорил священник. — Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что вас, судя по виду, гнетет какая-то мысль.
Молодой человек не то чтобы вздрогнул — просто поднял голову и очень пристально взглянул на священника, еще сильнее нахмурив лоб.
— Вы правы, — ответил он наконец. — Наверное, я должен кому-нибудь рассказать. И, наверное, вы тот человек, которому можно это открыть.
— Вы знаете, что случилось с Водреем? — спросил отец Браун спокойно, будто речь шла о чем-то совершенно обыденном.
— Да, — хрипло выдавил секретарь. — Кажется, я знаю, что с ним случилось.
— Чудесное утро, — произнес в самое его ухо довольно развязный голос. — Чудесное утро, хотя и невеселое.
На сей раз секретарь вздрогнул как подстреленный. На дорожку перед ним легла тень доктора Эббота. Доктор по-прежнему был в халате — роскошном восточном халате с цветами и драконами, такими яркими, словно под утренним солнцем расцвела еще одна пышная клумба, — и мягких домашних туфлях. Именно поэтому ему удалось подойти так незаметно. Никто бы не угадал заранее, что доктор способен передвигаться бесшумно, ибо он отличался очень грузным телосложением. Его благородные седины дополняли бородка и старомодные бакенбарды, обрамлявшие добродушное, очень загорелое лицо. Узкие глаза смотрели немного сонно; и впрямь, для своего преклонного возраста доктор поднялся чересчур рано, однако в целом выглядел крепким, как старый фермер или обветренный капитан. Среди обитателей дома доктор Эббот был единственным давним знакомцем и ровесником хозяина.
— Невероятная история, — сказал он, качая головой. — Дома там — словно кукольные, черная и парадная двери постоянно открыты настежь, внутри никого не спрячешь при всем желании, а я уверен, желания ни у кого не было. Мы с Дэлмоном вчера всех пристрастно расспросили. По большей части это старушки, которые мухи не обидят. Мужчины все в поле, кроме мясника, а вы с Дэлмоном видели, что Артур вышел из его лавки. И на том участке реки ничего произойти не могло — я все утро удил там рыбу.
Тут доктор глянул на Смита, и узкие щелочки глаз на миг показались не только сонными, но и хитроватыми.
— Надеюсь, вы с Дэлмоном сможете подтвердить, что видели меня и по пути туда, и по пути обратно?
— Да, — коротко ответил Эван Смит, досадуя на долгую помеху.
— Единственное, что приходит мне в голову… — очень медленно начал доктор Эббот, но тут перебившего разговор самого перебили. По лужайке между цветущими клумбами очень быстро шел коренастый, но в то же время стройный человек. Через мгновение Джон Дэлмон уже стоял перед тремя джентльменами.
— Мне только что принесли телеграмму из полицейского участка, — сообщил он, показывая листок бумаги. — Я телеграфировал им вчера вечером и попросил кого-нибудь прислать. Не знаете ли вы, доктор Эббот, кого еще нужно известить? Я имею в виду родственников.
— Есть племянник, Вернон Водрей, — ответил пожилой джентльмен. — Если пойдете со мной, я дам вам его адрес, а заодно кое-что о нем расскажу.
Дэлмон и доктор Эббот зашагали к дому. Когда они отошли на некоторое расстояние, отец Браун сказал просто, будто разговор и не прерывался:
— Вы говорили, что…
— Вы удивительно хладнокровны, — заметил секретарь. — Наверное, это от привычки выслушивать исповеди. У меня такое чувство, что я вам исповедуюсь, и я буду говорить начистоту, как собирался, хотя то, как старый слон подполз ужом, у многих отбило бы такое желание. Впрочем, на самом деле это не моя исповедь, а чужая. — Смит на мгновение умолк, нахмурился и дернул себя за ус, а потом выпалил: — Я думаю, что сэр Артур сбежал, и, кажется, знаю почему.
Он снова замолчал, затем продолжил с жаром:
— Я в ужасном положении, и многие назвали бы меня мерзавцем. Сейчас я поведу себя как подлец и наушник, однако я уверен, что это мой долг.
— Вам судить, — серьезно ответил отец Браун. — Так в чем состоит ваш долг?
— Гнусно пересказывать сплетни о сопернике, тем более об успешном сопернике, — с горечью произнес молодой человек, — но я не знаю, как без этого обойтись. Вы спрашивали, из-за чего исчез Водрей. Я абсолютно убежден, что причина — Дэлмон.
— Вы хотите сказать, что Дэлмон его убил? — все тем же ровным голосом спросил отец Браун.
— Нет! — неожиданно взорвался Смит. — Тысячу раз нет! Чего бы за ним ни числилось, этого он не делал! Он не убийца, кем бы еще ни был. У него лучшее алиби — свидетельство человека, который его ненавидит. Я не стал бы лжесвидетельствовать из любви к Дэлмону и готов присягнуть в любом суде, что он вчера не тронул Водрея и пальцем. Мы были вместе весь день, по крайней мере все утро. Сходили за сигаретами в деревушку, потом курили и читали в библиотеке. Нет, я убежден, что он — преступник, но Водрея не убивал. Скажу даже больше: именно потому, что Дэлмон преступник, он не убивал Водрея.
— Да, — терпеливо произнес его собеседник, — но как это понимать?
— Я имею в виду, что он совершил другое
