— Приятного отдыха, Олег Филимонович, — отвлек его хриплый голос незнакомого человека.
Хозяин дачи поднял на него маленькие глазки, заплывшие жиром и от этого казавшиеся еще меньше, и высокомерно спросил:
— По какому вопросу, товарищ?
— По личному мы, — вмешался в беседу человек маленького роста.
— По личным вопросам принимаю по вторникам и пятницам с семнадцати до девятнадцати часов. — И Нечаев сделал вид, что потерял всякий интерес к разговору, сосредоточив внимание на газетной статье.
— Вы неправильно нас поняли, — не отставал высокий. — Вопрос касается не наших личностей, а вашей. У нас сегодня приемный день, и мы готовы вас выслушать.
Лохматые брови хозяина дачи сдвинулись. Он отбросил газету и с интересом и некоторой тревогой уставился на посетителей.
— Если правильно понял, у вас претензия по жилплощади?
— Уже ближе к истине, — усмехнулся Кучер. — Только не претензия, а претензии, и по большим жилищным площадям, за которыми числится должок.
— Вы из милиции? — насторожился толстяк и вспомнил Груздева. Это он из мести мог донести на него. Нечаев приготовился к неизбежным неприятностям, но был уверен, что вывернется, потому как изобличающих его нелегальную деятельность фактов, как он считал, не было.
— В некоторой степени, — постарался Пигмей усыпить бдительность Нечаева, но лишь укрепил сомнения.
— Как это в «некоторой»? А ну предъявите удостоверения. — И он попытался подняться.
— Не дергайся, толстобрюхий! — Кучер ударил его ладонью по макушке, и тот плюхнулся в кресло, которое закачалось под тяжестью тела.
— Кто вы? — уже жалостливым баском отозвался Олег Филимонович. От испуга его бил мелкий озноб.
— Доброжелатели, — ответил Пигмей, наливая полную рюмку водки. — Будешь? — поинтересовался он у напарника.
— Глупо отказываться на халяву.
Рюмка утонула в огромной кисти Кучера, но долго там не задержалась и уже пустой вернулась на стол.
— Вот так доброжелатели… — все же рискнул урезонить их притихший хозяин.
Но те удостоили его ответом только после того, как выпили оба и закусили.
— Ты опять ничего не понял, — с ним теперь общались на «ты», — мы доброжелатели, но не твои.
— А чьи же? — Нечаеву не терпелось разобраться в ситуации, в которую он угодил впервые.
— Ты задолжал кругленькую сумму Груздеву, — наконец-то поставил его в известность Кучер.
— Так и знал, что без него тут не обошлось! — воскликнул хозяин дачи.
— Проблема от твоей догадливости не решается и остается открытой, — вернул его к действительности низкорослый.
— Я же объяснил Сергею Емельяновичу, что рассчитался с его женой, — решил воспользоваться испытанным способом попавший в западню.
— Поэтому она и покинула наш мир безвременно… — начал Пигмей.
— В полной нищете, не на что даже было лекарство купить, — закончил Кучер.
— Поверьте, моей вины здесь нет, — изобразил невинную мину Нечаев. — Она не докладывала, каким образом распорядилась капиталом.
— Легче всего списать все на усопших. — В голосе Касаткина зазвучали угрожающие нотки. — Только Ольга Игоревна жаловалась мужу в письмах, что все от нее отвернулись, и ты, толстый боров, в том числе.
— Это неправда, Груздева и не обращалась ко мне за помощью.
— Как же ты тогда с ней рассчитался?
Пигмей наступил Олегу Филимоновичу на ногу, и тот взвыл от боли.
— Я принес ей деньги на дом, — повизгивая, врал хозяин дачи, а на глазах у него выступили мелкие капельки.
Пигмей наступил допрашиваемому на вторую ногу, а Кучер за волосы откинул его голову назад.
— Это когда ты ее гнал из собственной квартиры? — спросил последний.
— Решение о выселении принимали без меня.
— Осторожный, сволочь! — И низкорослый сплюнул сквозь зубы в сторону. — Только мы не следственные органы и не собираемся доказывать твою виновность, а для нас она не вызывает сомнений.
— Одумайся, толстый, добром прошу. — Великан влепил ему две увесистые пощечины, от которых у того загорелись щеки и помутнело в глазах.
— Отпустите меня, пожалуйста, — взмолился несчастный.
— Признаешь должок? — Пигмей порылся в карманах и извлек оттуда нож с откидным лезвием. Он демонстративно нажал кнопку, и на солнце блеснул отполированный металл.
— Признаю, признаю, — торопливо и подобострастно произнес Олег Филимонович. Жировые складки заметно разгладились, глаза уже не казались слишком маленькими, и в них отчетливо прочитывался неподдельный испуг.
Торг не занял много времени. Олег Филимонович соглашался на все условия мучителей.
— Учитывая возложенные вами на меня проценты, получается приличная сумма, и мне необходимо некоторое время для ее сбора, — единственное, о чем попросил Олег Филимонович.
— Сколько дней? — Кучер был краток.
— Неделю, — запросил толстяк.
— Два дня, — предложил свой вариант Касаткин, а Носов не вмешивался.
— Хотя бы пять дней.
— Трое суток, и закончим, — поставил точку великан. — Но учти: вздумаешь юлить или обратишься в милицию, порешу вот этими руками. — И он продемонстрировал их хозяину дачи.
— Договорились.
Эти двое уже внушали ему панический страх.
Посетители исчезли так же быстро и незаметно, как и появились. Только теперь Нечаев смог свободно вздохнуть. Он опрокинул в рот рюмку водки, предварительно сходив за новой бутылкой. Прикасаться к бутылке, из которой пили непрошеные гости, он брезговал. Затем закусил ломтиком холодного шашлыка и недоверчиво осмотрелся. Все еще не верилось, что его на время оставили в покое, а что на время — сомнений не было.
— Вот скоты! — выругался он вслух. — Совсем совесть потеряли.
— Ты это на кого ругаешься? — поинтересовалась Ольга Витальевна, которая только что вместе с дочерью вернулась с пляжа.
— Да это я так, вспомнил кое-что, — постарался изобразить на лице беспечную улыбку Олег Филимонович, но она получилась вымученной и кислой.
— На тебе лица нет, — заволновалась жена. — И из губы кровь сочится. — Она взяла со стола бумажную салфетку и приложила к ранке супруга.
— Споткнулся, упал, ударился, — бессвязно пролепетал Олег Филимонович.
— Нужно быть осторожнее.
— А вас почему так долго не было? — перевел мужчина разговор.
— Вода в реке парная, а на обратной дороге встретили твоего бывшего подчиненного, он более часа нам зубы заговаривал.
— Кого именно? — насторожился Нечаев.
— Сергея Емельяновича. — Она посмотрела на мужа и, поняв выражение его лица по-своему, добавила: — По-моему… дай Бог памяти… Груздева.
— Помню такого, — сухо заметил супруг. — И о чем же он рассказывал? — Для него картина полностью прояснилась. Поэтому бандиты и не очень-то спешили, а хладнокровно добивались своего.
— Знаешь, человек столько лет провел в неволе, а не пал духом. Одним словом — оптимист.
— Мама, я проголодалась, — напомнила о себе пятнадцатилетняя дочка.
— Иду, Светочка, иду.
Она была единственным ребенком в семье Нечаевых, и они в ней души не чаяли. Ольга Витальевна кинула вопросительный взгляд на главу семейства.
— Иди уж, — буркнул Олег Филимонович, — а то еще умрет с голоду наследница.
Оставшись один, мужчина задумался. Нервишки его несколько пришли в норму.
«Чего, собственно, я переполошился? Преступный сговор налицо, сдам всю троицу в милицию, и дело с концом. Получат свое, негодяи, за вымогательство. А брать лучше всего с поличным. Позвоню-ка я Антону Герасимовичу, друзья мы с ним не близкие, но услуги приходилось оказывать, и подполковник вроде как у меня в долгу».
Нечаев решительно поднялся и побрел на дачу.
— Кушать будешь? — пригласила его жена к столу, за которым уже уплетала обед дочка.
— Спасибо, я сыт, — отказался муж и прошел к лестнице. — У меня серьезный разговор по телефону, прошу не беспокоить, — предупредил он на всякий случай, прежде чем скрыться из виду.
— Подполковник Глебов, — долетел до абонента голос начальника городского УВД.
«Слава Богу, на месте», — мелькнуло в голове Нечаева.
— Антон Герасимович, это Олег Филимонович вас беспокоит.
— Добрый день, старина, — голос заметно потеплел и потерял официальный оттенок. — Как супруга, дочка?
— Живы-здоровы, а как ваш зятек поживает на новой квартире? — намекнул Нечаев об услуге с его стороны.
— Спасибо, Олег Филимонович, спасибо. Неустанно вспоминает и благодарит вас.
— А я ведь звоню по делу, — перешел Нечаев к тому, зачем понадобился подполковник.
— Как говорится, чем смогу, тем помогу, — обнадежил его собеседник.
— Тут у меня кое-кто вздумал вымогать деньги, — пожаловался толстяк.
