— Это убедительно, — согласилась Эмили. — Я не думала об этом.
— Я выяснял у него мельчайшие подробности визита к дяде, — продолжал мистер Дакрс. — Он сказал, что капитан Тревильян заставил его снять ботинки и оставить их на пороге. Поэтому в холле и не обнаружили мокрых следов.
— А не говорил он о каких-нибудь звуках, ну о чем-нибудь таком, что выдавало бы чье-то присутствие в доме?
— Нет. Но я его спрошу.
— Спасибо. — сказала Эмили. — Если я напишу ему записку, вы передадите?
— Разумеется, подлежит прочтению.
— Там не будет ничего секретного.
Она прошла к письменному столу и нацарапала несколько слов:
«Дражайший Джим!
Не унывай. Все будет хорошо. Я работаю, как сто тысяч негров, чтобы установить правду. Какой же ты был идиот, мой дорогой!
Привет. Эмили».
— Вот, — сказала она.
Мистер Дакрс, прочитав, промолчал.
— Я старалась поразборчивее, — сказала Эмили, — чтобы тюремные власти могли прочесть. А теперь мне надо идти.
— Позвольте предложить вам чашку чаю.
— Спасибо, мистер Дакрс. Время не ждет. Я иду к тете Джима — Дженнифер.
В «Лаврах» Эмили сказали, что миссис Гарднер вышла, но скоро возвратится.
Эмили мило улыбнулась горничной:
— Я зайду, подожду ее.
— Не хотите пока поговорить с сиделкой Дэвис? О, Эмили всегда была готова поговорить с кем угодно!
— Хочу, — немедленно ответила она. Несколько минут спустя появилась сиделка Дэвис, накрахмаленная, любопытствующая.
— Здравствуйте. Я Эмили Трефусис, — представилась Эмили. — В некотором роде племянница миссис Гарднер. То есть собираюсь стать ею, но мой жених Джим Пирсон арестован, что, я думаю, вам известно.
— Ах, такой страх! — сказала сиделка Дэвис. — Мы прочитали об этом сегодня утром в газетах. Ужасная история! Но вы молодцом, вы, кажется, это хорошо переносите. — В голосе сиделки послышалась нотка неодобрения. Она считала, что больничные сиделки справляются со всякого рода переживаниями благодаря силе характера, что же касается остальных смертных, то они должны давать волю чувствам.
— Нельзя унывать, — сказала Эмили. — Я надеюсь, вы согласитесь со мной. Я понимаю, как неловко быть связанной с семьей убийцы.
— Конечно, очень неприятно, — слегка оттаивая от этого знака внимания, сказала сиделка Дэвис. — Но прежде всего — долг перед больным.
— Великолепно! — сказала Эмили. — Должно быть, тете Дженнифер очень приятно чувствовать, что у нее есть на кого опереться.
— Ну, конечно, — сказала сиделка, притворно улыбаясь. — Вы так добры. Но, разумеется, у меня были всякого рода любопытные случаи и до этого, ну вот, скажем, в предыдущем случае, когда я ухаживала…
Эмили пришлось терпеливо выслушать различные подробности сложного процесса развода и установления отцовства. Рассыпавшись в комплиментах по поводу такта, благоразумия и savoir faire сиделки Дэвис, Эмили незаметно вернулась к Гарднерам.
— Я совершенно не знаю мужа миссис Гарднер. Я не была с ним никогда знакома. Он ведь совсем не выходит из дома?
— Не выходит, бедный.
— Что же с ним такое?
Сиделка Дэвис углубилась в эту тему с профессиональным смаком.
— Значит, он может поправиться, — задумчиво проговорила Эмили.
— Он все равно будет очень слаб, — сказала сиделка.
— Да, но состояние его постепенно улучшается, ведь правда?
Сиделка с твердым профессиональным унынием покачала головой.
— Мало что может помочь в таких случаях…
У Эмили в ее маленькой записной книжке было перечислено то, что она назвала алиби тети Дженнифер. И вот ради проверки она как бы невзначай проронила:
— Странно подумать, что тетя Дженнифер была в кино, когда убивали ее брата.
— Да, весьма прискорбно, — сказала сиделка Дэвис. — Конечно, она не могла знать, но все равно остается неприятный осадок.
Эмили пыталась узнать то, что ей нужно, не спрашивая об этом напрямую.
— Не было ли у нее какого-нибудь видения или предчувствия? — спросила она. — Не вы, когда она пришла, встретили ее в прихожей и заметили, что у нее какой-то необычный вид?
— Нет, — сказала сиделка, — не я. Я не видела ее до тех пор, пока мы не сели обедать, и выглядела она как всегда.
— Может быть, я что-то путаю, — сказала Эмили.
— Да, возможно, ее встретил кто-то другой, — предположила сиделка. — Я сама вернулась довольно поздно. И я чувствовала себя виноватой за то, что надолго покинула пациента, но он сам меня просил, чтобы я пошла. — Она вдруг глянула на часы. — Ах, он просил у меня еще грелку. Мне надо этим заняться. Извините, мисс Трефусис.
Эмили милостиво отпустила ее и, подойдя к камину, нажала кнопку звонка.
Вошла неряшливая горничная с испуганным лицом.
— Как вас зовут? — спросила Эмили.
— Беатрис, мисс.
— Ах, Беатрис, в конце концов я, может быть, так и не дождусь своей тети — миссис Гарднер. Я хотела спросить ее о покупках, которые она сделала в пятницу. Вы не знаете, она вернулась с большим пакетом?
— Нет, мисс. Я не видела, как она входила.
— А это не вы говорили, что она возвратилась в шесть часов.
— Да, мисс. Она так и пришла. Я не видела, как она входила, но, когда я в семь часов понесла к ней в комнату горячую воду, я испугалась, потому что она лежала в темноте на кровати. «Ой, мадам, — сказала я, — вы меня так напутали». — Я пришла давно, в шесть часов», — сказала она. И я не видела нигде большого пакета, — повторила Беатрис, усердствуя в своем желании помочь.
«До чего же все трудно! — подумала Эмили. — Столько надо всякого выдумывать. Сочинила уже и предчувствие, и пакет, но, насколько понимаю, надо еще что-то изобретать, если не хочешь вызывать подозрения».
— Ничего, Беатрис, это не так важно, — ласково улыбнулась она.
Беатрис вышла. Эмили вытащила из сумочки местное расписание, посмотрела в него. «Из Эксетера в три десять. Приходит в Экземптон в три сорок две. Дойти до дома брата и совершить убийство — какое дикое, жестокое слово, какая дикость весь этот вздор! — времени требуется, скажем, от половины до трех четвертей часа. Когда идут поезда назад? Есть один в четыре двадцать пять и еще, о котором говорил мистер Дакрс, в шесть десять, что приходит без двадцати трех семь. Годятся и тот и тот. Жаль, что нет причины подозревать сиделку. Она весь день отсутствовала, и никто не знает, где была. Не может же быть убийства без мотива! Конечно, я на самом деле не верю, что кто-то из этого дома убил капитана Тревильяна, но как-то утешительно знать, что могли бы. Ага, входная дверь!»
В прихожей послышался разговор, дверь открылась, и в комнату вошла Дженнифер Гарднер.
— Я Эмили Трефусис, — сказала Эмили. — Та самая, что обручена с Джимом Пирсоном.
— Значит, вы Эмили? — сказала миссис Гарднер, протягивая руку. — Ну и сюрприз!
И вдруг Эмили почувствовала себя беспомощной и маленькой, совсем маленькой девочкой, которая совершает какую-то глупость. Необыкновенный человек тетя Дженнифер. Характер это, вот что. Характера тети Дженнифер хватило бы на двух и три четверти человека вместо одного.
— Вы пили чай, дорогая? Нет? Тогда попьем сейчас. Только минутку, я должна сначала пойти наверх, заглянуть к Роберту.
Странное выражение промелькнуло на ее лице, когда она произнесла имя мужа. Словно луч света скользнул по темной водной зыби. И глубокий красивый голос смягчился.
«Она боготворит его, — подумала Эмили, оставшись одна в гостиной. — И все равно в ней есть что-то пугающее. И по душе ли дядюшке Роберту такое обожание?»
Когда Дженнифер Гарднер вернулась и сняла шляпу, Эмили восхитилась ее гладкими, зачесанными от лба назад волосами.
— Вы пришли поговорить о делах, Эмили? Если нет, я вас очень понимаю.
— Не слишком-то много проку от их обсуждения, не так ли?
— Нам остается лишь надеяться, что они найдут настоящего убийцу, — сказала миссис Гарднер. — Будьте добры, Эмили, позвоните. Я пошлю сиделке чаю. Не хочу, чтобы она тут болтала. Терпеть не могу больничных сиделок.
— Она хоть хорошая?
— Наверное. Во всяком случае, Роберт считает, что да. Мне она совсем не нравится и всегда не нравилась. Но Роберт говорит — гораздо лучше тех, что были раньше.
— Она и выглядит неплохо, — сказала Эмили.
— Глупости. Это с ее-то лапищами?
Эмили посмотрела, как длинные белые пальцы тети касаются молочника, щипчиков для сахара.
Вошла Беатрис, взяла чашку чаю, тарелку с печеньем и вышла.
— Роберт очень расстроен всем этим, — сказала миссис Гарднер. — Он вводит себя в такие странные состояния. Думаю, это все проявление болезни.
— Он не был близко знаком с капитаном Тревильяном?
Дженнифер Гарднер покачала головой.
— Он не знал его и не испытывал к нему интереса. Честно говоря, я и сама не могу особенно глубоко скорбеть по поводу его кончины. Он был жестоким, скупым человеком. Ему было известно, как нам тяжело. Бедность! Он знал, что, ссуди он нас вовремя деньгами, и Роберту стало бы доступно специальное лечение, которое могло поправить дело. Ну вот ему и воздалось.
