Глава 17
Оползень
Я быстро спустился вниз, склонился над Егором, перевернул его на спину. Он что-то промычал, не открывая глаз. Лоб его был сильно рассечен, но кровь уже запеклась и не сочилась. Наверное, произошло следующее: он спускался по лестнице, запнулся о мою леску и кубарем полетел вниз, стукнувшись головой о валявшийся тут же металлический брусок. Вот и доигрался в своего «Убийцу в темном доме». Сам чуть не оказался трупом. Я похлопал его по щекам, приводя в чувство.
— Э? Отстань… Что тут, где я? — пробормотал он, открыв глаза.
— Очухался, налоговый инспектор? — произнес я почти точно так же, как несколько часов назад сам Марков, когда я лежал на берегу озера. — Будешь знать, как по незнакомым подвалам лазать.
— Кажется, я знатно грохнулся. Какой болван натянул веревку? Впрочем, не отвечай, догадываюсь.
— Это была леска. Специально для таких придурков, как ты. Жаль, шею не сломал.
— Помоги подняться. Чего-то голова кружится.
— Немудрено. Наверное, сотрясение мозга. Хотя вряд ли… Чего там сотрясать-то?
— Ладно, остряк. Давай выбираться наверх. Водку еще не всю выпили?
— Да мы там все потерялись, как в глухом лесу. Сначала Ксения убежала… Потом Маша исчезла. Это ты вопил первый раз?
— Нет, — серьезно ответил Марков. — Я и сам не понял, что это было.
— Кто же тогда? — Я задумался, чувствуя, что капитан говорит правду. — Непонятно.
— Просто у тебя весь дом, нашпигован всякими привидениями.
— А зажигалки и спички ты украл?
— Ну, я.
— А пробки?
— Не выворачивал.
— Ерунда какая-то…
— Слушай, Вадим, я думаю, у тебя тут кто-нибудь еще живет. Когда я спускался в подвал, кто-то прошмыгнул внизу. Какой-то человечек, клянусь своим пистолетом.
— Мне тоже так кажется… Пошли искать остальных.
Мы выбрались наверх через люк в мою комнату и направились налево по коридору.
— Смотри-ка! — шепотом сказал Марков. — Там кто-то шевелится.
Дверь в комнату Ксении была отворена, а внутри стояли два человека, тесно прижавшись друг к другу. Они так страстно целовались, что даже не заметили нашего появления. И лишь луч фонарика, осветивший их лица, заставил разомкнуть объятия. Это были Коля Комочков и Маша Барсукова, которые испуганно посмотрели на нас.
— Все в порядке, — прошептал я. — Проверка документов.
Теперь я понимал, куда исчезла Маша и кто ее увлек за собой из зала. Но куда делась Ксения? Честно говоря, мне было все равно, чем они тут занимаются, хотя и несколько обидно за Сеню. А Марков повел себя более агрессивно.
— На Востоке вас обоих посадили бы в яму с голодными крысами, — сказал он.
— Пойдем, — остановил его я. — Это нас не касается. Обойдем дом с другой стороны. Надо же найти нашу крикунью.
Но теперь вдруг и у меня как-то неприятно засосало под ложечкой: я представил себе, что и моя жена, там, в зале, целуется с Сеней Барсуковым. А почему бы и нет? Что я знаю о них, об их тайной жизни? Что мы вообще знаем друг о друге? Мы видны лишь настолько, насколько сами хотим открыться другим, даже самым близким. А вся основная, самая большая часть души скрыта во тьме. И мой фонарик не высветит то, что может там оказаться… Мы прошли через все коридоры и помещения и снова уперлись в комнату Ксении, но ни Маши, ни Комочкова там уже не было. Тогда я открыл дверь в зал, где уже горели свечи, а за столом чинно сидели все пятеро наших друзей. Чета Барсуковых, держащаяся за руки, рядом — чуть смущенный Комочков, напротив него — Милена, а по левую руку от нее — Ксения, голова которой почему-то постоянно стремилась вниз, словно она клевала носом какие-то зернышки со своей груди. Приглядевшись внимательней, я вдруг догадался, что она совершенно пьяна.
— Ну где вы бродите? — сказала моя жена. — Я нашла спички.
— А что с Ксенией? — Я кивнул головой в сторону ее подруги.
— Мне пришлось влить в нее целый стакан водки, чтобы она успокоилась, — пояснил Барсуков.
— А ты выяснил, почему она орала?
— Выяснил… Кто-то в темноте наступил ей на ногу. Вот нервы и сдали.
— Это был я, — хмуро сознался Комочков. — Случайно. Я не хотел, братцы.
— Ясно, — сказал я. — Непонятно только одно: кому принадлежал первый крик? И если никому из нас, то кто-то действительно стремился испортить нам ужин.
— Кстати, поросенок уже остыл, — сказал Сеня. — Предлагаю продлить наше пиршество в Полынье, самом таинственном месте на всей планете. Что там Бермудский треугольник! Нет, правда, мне здесь начинает нравиться все больше и больше.
— А Маркову надо придумать какое-нибудь наказание, — добавила Милена. — Ни грамма спиртного!
— Это слишком жестоко, — поправил ее Сеня. — Пусть он лучше застрелится.
Тут Ксения очнулась, сфокусировав на мне и Егоре свое внимание. Потом громко икнула и нечленораздельно произнесла:
— Брав-во! Один получил по глазу, другой — по лбу! Бис…
— Не отправить ли ее в постельку? — предложил Марков. Но Ксения вцепилась в краешек стола, словно он собирался от нее уплыть в далекое море, и резко замотала головой.
— Пусть сидит. Только глядите, чтобы не упала, — сказала Маша. — А то и третий из нас что-нибудь себе расшибет.
— Все-таки, Марков, ты настоящая скотина, хоть и раненый, — заметил Барсуков. — Ну зачем ты все это придумал?
— Хотел показать вам, что мы сами создаем себе условия для страха. А что, интересно вышло? То ли еще будет.
— Готовишь второе действие?
— Так ведь в хорошей пьесе должно быть несколько актов. Так, Вадим? Ты актер, должен знать.
— В таком нервном ритме мы вряд ли доберемся до финала, — отозвался я, занимая свое место рядом с Миленой. Я подозрительно покосился сначала на нее, а потом на Сеню. Меня не оставляла мысль, что они здесь целовались так же, как там, в комнате, Маша и Комочков. Но Милена смотрела на меня нежно и ласково, чего с ней давно не случалось. Может быть, специально, чтобы усыпить мою бдительность? Я махнул рукой и потянулся за поросенком. Кто разберется в природе человеческих взаимоотношений?
Наверное, лишь мы с Марковым поглощали приготовленное четырехкопытное с аппетитом, остальные вяло ковыряли вилками в своих тарелках, а Ксения вообще продолжала клевать свои «зернышки» с груди. Чудовищная гроза тем временем продолжалась и, казалось, усилилась еще больше. Раскаты грома по-прежнему сотрясали стены дома, а потом произошло и вовсе что-то непонятное. Раздался такой грохот, будто бы на Полынью рухнул весь небесный свод. По крайней мере, у меня сложилось именно такое впечатление.
— Это не похоже на гром, — произнес Марков. — Какой-то взрыв, что ли?
— Лопнула огромная склянка с эфиром, величиной с гору, — предположил Комочков.
— Может быть, у вас тут есть скрытый артиллерийский склад? — добавил Барсуков.
— Поди выясни! — приказала мне Милена.
— Как же, была охота мокнуть, — отозвался я. — Если что и взорвалось, то узнаем утром.
И тут Ксения произнесла историческую и обнадежившую всех нас фразу:
— Утро в П-полынье не наступит никогда, ик!
Мы сразу же заспорили: стоит ли ее за такие скверно-пророческие слова немедленно отправить в постель или пусть побалдеет в нашей компании еще немного? Так и не придя к определенному решению, мы прислушались к трезвому предложению Сени Барсукова. Он сказал:
— А не лучше ли всем нам закончить наше ночное пиршество и разойтись по своим комнатам? Не пора ли баиньки?
— И то верно, — согласился Комочков, а за ним и все остальные. Странно, но на всех нас внезапно, словно выскочивший из-за угла убийца, напала какая-то непонятная сонливость. Можно было подумать, что грозовые разряды, сверкавшие над крышей дома, обладали этаким гипнотически-усыпляющим свойством. Я никогда бы не поверил, что можно захотеть спать под такими оглушающими раскатами грома. Все равно что находишься в железной бочке, по которой лупят молотом. У всех нас был такой вид, словно мы несколько дней и ночей без устали шли по какой-то бесконечно длинной дороге, а сейчас вдруг разом сломались, так и не достигнув цели, но зато обнаружив семь приготовленных для нас кроватей. «Или гробов?» — почему-то подумал я. Иногда меня посещают довольно мрачные мысли, несмотря на весь мой оптимизм и тягу к жизни.
— Вадим, помоги мне отвести Ксюшу! — велела мне Милена.
Лучше бы она сказала: отнесу, поскольку ее подруга вообще напрочь позабыла, что у нее где-то там существуют ноги. Мы взяли нашу крикунью под обе ручки и потащили в ее комнату. Марков с Комочковым уже ушли, в зале еще оставалась чета Барсуковых.
— А теперь уходи, — сказала Милена, когда мы уложили Ксению в постель. — Я сама ее раздену.
— Как угодно-с! — отозвался я. — Этим ты избавишь меня от лишних эмоций.
