Зажигалка погасла, стало холоднее, по ногам пробежал сквозняк — они подходили к двустворчатой двери. Сесиль тихо открыла верхний и нижний засовы, быстро выглянула наружу.
— Видишь? Никого нет. Больше ничем помочь не могу. Сворачивай налево, подальше от дверей на сцену, и беги. Понял?
От возбуждения, переживаний, событий безумного вечера в горле у Хью встал удушливый ком.
— Сесиль, — выдавил он, — не знаю, как вас отблагодарить. Никогда не смогу…
— Ах! Я всегда буду твоей французской мамочкой, и довольно!
Хью инстинктивно стиснул ее в объятиях, крепко поцеловал. Ответный поцелуй никто бы не назвал материнским, но потом Сесиль похлопала его по щеке, подтолкнула вперед и велела:
— Иди. Я против поцелуев не возражаю, только очень уж холодно — брр, — а я практически раздета. Может, потом ты еще меня поблагодаришь, а? — И она исчезла, тихо закрыв дверь.
Хью побежал на цыпочках по каменному пандусу к туманной улице и остановился, словно наткнулся на ту самую каменную стену Сесиль.
Посередине пандуса, изумленно глядя на него серыми глазами, столь широко открытыми, что Хью видел их при тусклом свете уличного фонаря, стояла Памела де Сакс.
Мысли лихорадочным вихрем закружились у него в голове: Хью никак не мог понять, как она сюда попала, каким чудом ее занесло не в то место.
— Пэм! — шепнул он, подбежав и схватив ее за руку. — Пэм, это никакого значения не имеет! Просто…
— Ш-ш-ш! — шикнула она, подобно всем прочим. — У меня тут такси-и с включенным мото-ором. Не туда, там у две-ери на сцену патрульный стоит… Бежи-им!
Они тихонько побежали. Действительно, у бровки тротуара стояло такси с открытой дверцей. Пэм нырнула в машину (довольно неловко, заметил Хью), он последовал за ней, бросив единственный взгляд направо.
Сценическая дверь располагалась слишком далеко в тумане, но была ярко освещена. Хью увидел, как возле нее появился мужчина в котелке, который, вытянув шею, начал озираться по сторонам.
Дверца хлопнула. Шофер, явно щедро подкупленный, взревев мотором, ринулся в туман. Неизвестно, услышал ли он позади полицейский свисток.
Пэм, держа на коленях пальто и шляпу Хью, сидела выпрямившись, словно трость проглотила, с полными слез глазами.
— Ну и ну-у! — воскликнула она. — Сколько тебе надо же-енщин? И все должны быть разде-етые?
Вокруг нее клубилось ангельское облако, издававшее сильный, но довольно приятный коньячный аромат. Хью вдруг вспомнил длинный список вин, заказанных в Букингемском отеле, заканчивавшийся арманьяком и указанием принести всю бутылку.
***
— Пэм, ты напилась?
— Фу, какой у-ужас! — возмутилась она, чуть покачиваясь и прижав к груди руку. — Гадко ду-умать, будто я могла напи-иться!
Тут ее настроение изменилось. Она приподнялась, пересела к Хью на колени, угнездила голову у него на плече и замурлыкала:
— Ла-адно, мивый. Я точно знаю, что никакие же-енщины тебе не помогут. А я помогу-у.
Заинтересовавшийся Хью не возражал против ее присутствия в машине, напротив, с большим удовольствием обнял ее.
— Слушай, Пэм, куда мы едем?
— Просто домо-ой, мивый. Ко мне домо-ой. Там никого не-ет, даже прислуги. Ви-идишь?… Видишь…
Пэм в тот вечер здорово поработала, коньяк тоже. Она доверчиво прижалась к Хью, закрыла глаза и со вздохом, подобным шелесту ангельских крыльев, намертво отключилась в его объятиях, пока такси с ревом и дребезгом мчалось к дому лорда Саксемунда, или отца Билла.
Хью Прентис открыл глаза.
В первые секунды мысли разбежались в разные стороны, бешено тычась в глухие углы, как бывает с каждым, кто просыпается в незнакомом месте.
Он пребывал в просторной роскошной спальне, правда обставленной слишком массивной, приземистой мебелью — такой ему никогда прежде не доводилось видеть. Лежал он в постели — один. Для проверки Хью ощупал себя и обнаружил, что на нем чья-то чужая пижама со слишком короткими рукавами и штанами, слишком узкая в плечах и столь широкая в поясе, что пришлось туго подпоясаться.
Правая рука автоматически, как в собственной квартире, принялась нашаривать на тумбочке наручные часы.
Тумбочка действительно стояла, однако рука наткнулась на какую-то выступающую панель с кнопками. Из невидимого места на потолке раздался треск, шипение, в полную силу грянула музыка, которая по идее должна была звучать тихо. Музыку поддержал могучий баритон:
О-о-о, взгляни мне в глаза,
Я отвечу с л-л-любовыо!
Подари поцелуй…
Хью вскочил, будто получил удар током.
Он принялся нажимать на все кнопки подряд, пока не попал в нужную. С очередным шипением и треском голос заглох. Он все вспомнил.
Это чья-то спальня в доме лорда Саксемунда на Парк-Лейн. Наручные часы лежат на столе, куда он их положил. Хотя тяжелые окопные портьеры не совсем плотно задернуты, о времени практически невозможно судить, ибо стекла застилал туман, просачиваясь струйками в одну приоткрытую створку.
Хью взглянул на часы, недоверчиво поднес их к уху, но они по-прежнему тикали. В полном изнеможении от вчерашних безумных событий, он проспал почти полсуток. Стрелки показывали половину второго.
— Пэм! — громко окликнул он. — Элен! Батлер!
Потом спустил ноги с кровати, сел, задумавшись, расставляя по местам все, что случилось после его поспешного бегства из театра «Оксфорд».
Почти любому мужчине, особенно в юности, приходится доставлять домой чью-то подвыпившую дочку. Дело не слишком приятное. Встречаешься лицом к лицу как минимум с одним разъяренным родителем, чаще с двумя. Тебя ждет либо леденящая холодность, либо крикливая мелодрама из тех, что разыгрываются в эстрадном театре «Адельфи». Каких бы взглядов родители ни придерживались, папа с мамой едины в одном: вы напоили невинную девочку крепкой водичкой с единственной злодейской целью — соблазнить ее.
Если говорить правдиво и честно, то надо признать: во многих случаях они совершенно правы.
С другой стороны, очень часто бывает и так, что невинной девочке вообще никаких поощрений не требуется.
Напротив, несмотря на слезные мольбы или проклятия сопровождающих, она хлещет рюмку за рюмкой, пока не достигнет такого состояния, когда никому уже в голову не приходит ее соблазнять, а если и приходит, то от нее ничего не добьешься.
Видно, именно в таком состоянии находилась Пэм де Сакс, когда такси остановилось в тумане перед домом лорда Саксемунда. Это был один из тех домов, которые с угрюмым упорством препятствуют наплыву на Парк-Лейн безобразных современных построек, — желтоватый, мощный, с виду узкий, но явно просторный, с крепкими трехстворчатыми окнами справа и длинной каменной лестницей перед парадной дверью.
Свет нигде не горел. Хью вздохнул свободней.
Легко подхватив Пэм в норковой шубке вместе со своим пальто, шляпой и ее сумочкой, он открыл дверцу такси и вылез. Весьма дружелюбный таксист, благоговейно пыхтя, выскочил с другой стороны и поспешил на помощь.
— Ключ есть, хозяин?
— Нет. Должен быть в сумочке. Откройте и посмотрите, если не возражаете.
— Ладно. А, вот! — прохрипел таксист. — Всего один ключ, не считая ключа от машины. Несите ее на лестницу, сэр. Я открою.
— Хорошо. Спасибо.
— Надо же, — бормотал таксист, пока они поднимались по лестнице, — чего девчонки теперь вытворяют!
— Что вы хотите сказать? — огрызнулся Хью.
В интересах истины здесь следует развеять еще одну литературную иллюзию.
Когда в романе девушка отключается, не видя больше белого света, провожатый якобы испытывает возмущение и отвращение. Почему — непонятно, разве что он сам — надутый осел, ни разу не напивавшийся до такой степени, что не мог подняться по лестнице без посторонней помощи.
Хью вовсе не был таким надутым ослом и нисколько не возражал против данной миссии. Напротив, крепко прижимая к себе Пэм, он чувствовал сильный прилив нежности.
Чересчур здравомыслящая и щепетильная Элен, мелькнуло у него в голове, никогда не попала бы в подобное положение. Нелогичная мысль привела его в ужас, хотя и утверждала истину. Необходимо было задать Пэм тысячи вопросов об Элен, о себе, о том, что происходило в Букингемском отеле после их с Батлером бегства, но сейчас даже это казалось не важным.
Замечание таксиста взбесило Хью.
— Что это значит? — рявкнул он. — И вообще, в чем дело?
— Эй, хозяин! Без обид!
Шофер наклонился, поспешно вставил ключ в замочную скважину, повернул, открыл дверь, бросил ключ в сумочку, защелкнул и сунул ее своему пассажиру.
— Все?
— Да. Дальше сам справлюсь, спасибо. Гм… извините, что накричал. Понимаете…
— Хозяин, — ухмыльнулся таксист, — я же сказал: без обид.
Хью порылся в кармане, вытащил банкнот.
— Хватит за проезд?
— Да, сэр! Спасибо вам, сэр. Спокойной ночи, желаю удачи.
