– Ясно! – ответил Морс с понятной стеснительностью. Когда затуманившийся взгляд Гринэвея (отдавая дань уважения к покинувшему их навсегда полковнику) прояснился, Морс продолжил разговор.
– Значит, чай вам не полагается?
Гринэвей покачал головой:
– Ну, им лучше знать, не так ли?
– А так ли?
– Врачи здесь что надо! Да и сестры тоже!
Морс кивнул, надеясь, что это и правда так.
– У вас те же проблемы, что и у меня? – спросил с видом заговорщика Гринэвей.
– Простите?
– Желудок, не так ли?
– Язва – так говорят.
– Моя с прободением! – Гринэвей объявил этот факт с известной мрачной гордостью и удовольствием, как будто сочетание тяжкого страдания и лучших лекарей было поводом для особых поздравлений. – В десять часов меня будут оперировать, поэтому мне и не позволяют пить, понимаешь?
– О! – На несколько мгновений Морсу почти захотелось ответить о наличии у себя целой вереницы жестоких язв, которые не просто прорвались, но даже продырявились в виде точек и тире. Но в этот момент один более важный вопрос заставил его переключить внимание, потому что Вайолет совершила поворот на 360 градусов и оказалась (наконец-то) у его постели. Она приветствовала своего нового подопечного жизнерадостной улыбкой.
– Доброе утро, мистер… э-э-э (уточняющий взгляд к написанному имени на табличке), мистер Морс!
– Доброе утро! – ответил Морс. – Для меня кофе, пожалуйста – с двумя ложечками сахара.
– О, о! Две ложечки! Сахара! – Глаза Вайолет из белесых орбит чуть не подскочили к потолку. Потом она повернула голову, призывая в соучастники ухмыляющегося Гринэвея.
– Слушайте сюда! – обратилась она снова к Морсу. – Вам не полагается ни кофе, ни чая, ни сахара, ничего. Понятно? – Она махнула своим коричневым пальцем в одну точку где-то над его головой и, повернув шею, Морс успел увидеть за штативом капельницы прямоугольную табличку с грустной надписью: «НЕ КОРМИТЬ».
Хорошим подарком пациенту будут цветы, книги и канцелярские принадлежности, но если вы хотите принести продукты, лучше сначала проконсультируйтесь с медсестрой.
Оксфордская служба здравоохранения, «Памятка пациентам и посетителям»
В этот воскресный вечер детектив сержант Льюис вошел в палату вскоре после семи часов, стискивая подмышкой пластиковый пакет из супермаркета «Сейнсберис» с видом слегка виноватого туриста перед таможней. При появлении своего сотрудника Морс испытал чувство радости и даже немного расчувствовался.
– Как вы узнали, что я здесь?
– Я же детектив, сэр. Не забывайте об этом!
– Вам позвонили по телефону, предполагаю.
– Шеф. Сказал, что вы плохо звучали, когда он вам звонил вчера утром. Поэтому он отправил Диксона заскочить к вам, но вас только что забрала неотложка. Тогда он позвонил мне и сказал, что, может быть, я пожелаю проверить на уровне ли все еще национальная служба здравоохранения, а также не нуждаетесь ли вы в чем-либо.
– Как, например, в бутылочке виски, это хотите сказать?
Льюис пропустил шутку мимо ушей.
– Я хотел прийти вчера вечером, но мне сказали, что вас нельзя посещать – пускали только близких родственников.
– Не плохо бы вам узнать, что я не «сирота казанская», Льюис. Где-то в Алнике живет моя троюродная тетя.
– Долго же ей придется добираться, чтобы посетить вас, сэр.
– Особенно в девяносто семь лет…
– Шеф… Стрейндж – не плохой человек, правда? – намекнул Льюис после краткой, немного неловкой паузы.
– Предполагаю да, после того как хорошо его узнаешь, – признался Морс.
– Вы могли бы сказать, что хорошо его узнали?
Морс отрицательно покачал головой.
– Ну? – спросил бодро Льюис. – Как здесь идут дела? Какие проблемы, что говорят доктора?
– Проблемы? Проблем нет! Это классический случай ошибочной идентификации.
Льюис ухмыльнулся.
– Нет, скажите серьезно?
– Серьезно? Вот дают мне страшно большие круглые таблетки, стоимостью в два-три фунта каждая – так говорят медсестры. Вы понимаете, что за эту цену человек может приобрести очень приличную бутылочку кларета?
– А еда хорошая?
– Еда? Какая еда? Кроме таблеток мне не дали ни крошки.
– И ничего выпить?
– Не пытаетесь ли вы провалить успех моего лечения, Льюис?
– Вон там – что это означает? – Льюис скосил глаза наверх на судьбоносное предупреждение над кроватью.
– Это только на всякий случай, – изрек Морс с неубедительной небрежностью.
Льюис снова скосил глаза, на это раз вниз, к пластиковому пакету.
– Давайте, Льюис! Покажите, что у вас там в пакете?
Льюис пошарил в сумке и вытащил бутылку лимонного сока с ячменным отваром, и был приятно обрадован тем нескрываемым удовольствием, которое нарисовалось на лице Морса.
– Вот… тут жена послала… вы ведь понимаете, она считает, что вам едва ли разрешат пить… что-то другое.
– Очень мило с ее стороны. Передайте ей, что при данных обстоятельствах я предпочел бы эту бутылку целому ящику виски.
– Вы ведь шутите, да, сэр?
– Но это не помешает вам передать ей то, что я сказал?
– А… вот и книга, – добавил Льюис, залезая еще раз в сумку. – Ее название: «Весы несправедливости – сравнительное исследование преступлений и соответствующих наказаний согласно архивам Графства Шропшир, 1842 – 1852».
Морс принял толстый том и поглядел на странно длинный заголовок, без какого-либо заметного энтузиазма.
– Хм! У нее вид достаточно интересного произведения.
– Опять шутите, не так ли?
– Нет, – ответил Морс.
– Она что-то вроде семейного сувенира и жена думает, что может быть…
– Скажите своей прекрасной жене, что я очень доволен.
– Вы окажите мне услугу, если оставите ее в библиотеке больницы, когда вас выпишут.
Морс тихо засмеялся, а Льюис непонятно почему очень обрадовался реакции своего шефа и тоже улыбнулся.
Улыбка все еще не сошла с его лица, когда одна удивительно красивая молодая сестра с осыпанным веснушками лицом и с волосами модного махагонового оттенка подошла к постели Морса. Она покачала предупреждающе пальцем и показала свои белые правильные зубы в знак безмолвного неодобрения, указывая на бутылку лимонного сока, которую Морс поставил на тумбочку. Морс со своей стороны кивнул с полным пониманием и показал в ответ свои приличные ровные, хотя и не совсем белые зубы, проговорив одними губами «О’кей».
– Кто это? – прошептал Льюис, когда девушка отошла от них.
– Это, Льюис, Прекрасная Фиона – хороша, не так ли? Иногда удивляюсь, как умудряются доктора держать свои похотливые лапы подальше от нее.
– А может быть, они не держат их подальше?
– Я думал, что вы здесь, чтобы укреплять во мне бодрость духа.
Но в данный момент хорошие поводы для бодрости духа вроде бы отсутствовали. Старшая сестра отделения (Льюис не заметил ее, когда пришел – просто прошел напрямик, так как думал, что так все делают), очевидно, не спускала орлиного взора с развития событий, как в целом отделении, так и в палате, у постели, где лежал главный инспектор. К этой постели она теперь приближалась решительным шагом от своего наблюдательного пункта за столом, стоящим в нескольких метрах. Левой рукой она молниеносно сграбастала запрещенную бутылку с тумбочки, а ее немигающие глаза приковали к месту несчастного Льюиса.
– В этой больнице есть правила – висят снаружи перед входом в отделение. Так что буду рада, если вы будете соблюдать эти правила и заранее сообщать мне или дежурной, когда решите вновь прийти на свидание. Здесь жизненно важно сохранять определенный порядок; попытайтесь понять это! У вашего друга достаточно плохое состояние здоровья и мы делаем все возможное, чтобы его восстановить. Как мы сможем этого достичь, если вы будете приносить сюда вещи, которые, по вашему мнению, хороши для него, а на самом деле совсем ему не подходят? Я уверена, что вы меня понимаете.
Акцент у этой мрачной личности со сжатыми губами был мягким – шотландским; ее темно-синяя униформа – стянута ремнем с серебряной пряжкой. Льюис, к бледному лицу которого, наконец, прилила кровь, выглядел отчаянно пристыженным, а сестра повернулась… и исчезла. Даже Морс несколько мгновений имел необычно смущенный и притихший вид.
– Кто это? – спросил Льюис (во второй раз за этот вечер).
– Вы только что вошли в контакт со скорбной душой нашей старшей сестры по отделению, посвятившей себя лишенному юмора прилежанию, примерно как тэтчеристкие кальвинисты.
– И то, что она сказала?..
Морс кивнул.
– Она, Льюис, старшая тут, как вы уже могли догадаться.
– Но это не значит, что надо быть такой резкой, ведь так?
– О, забудьте об этом! У нее, вероятно, проблемы в любовных отношениях или вроде того. Ничего удивительного, с таким-то лицом…
– Как ее зовут?
