Бородатый энергично протестовал, ссылаясь на свою невиновность, но тщетно. На него надели наручники, посадили в кеб и доставили в Скотленд-Ярд, где я, успев к тому времени разгримироваться и поручить антикварную лавку заботам настоящего мистера Абрахамса, присоединился к остальным действующим лицам. И там я услышал от подозреваемого, который к тому времени открыл свое настоящее имя и обрел, так сказать, нормальный вид, поразительнейшую историю.
Поскольку это ваша история, мистер Ханнифорд, мне кажется, будет лучше, если вы расскажете ее сами.
— Охотно, мистер Холмс, — отозвался Ханнифорд. — Прежде всего я должен сообщить вам, что был вынужден оставить службу в полиции два года назад, после того как упал со стены склада во время погони за одним известным негодяем, весьма хитроумным взломщиком по имени Берт Моррисон. Чуть позже я расскажу о нем подробнее.
У меня в двух местах оказался тяжелый перелом ноги, и о том, чтобы продолжать службу в полиции, нечего было и думать. Поэтому я рано вышел на пенсию. Поскольку у моей жены в Сомерсете были родственники, мы решили переселиться туда и открыть в Йеовиле небольшой пансион. Поначалу все шло как нельзя лучше, но вскоре я почувствовал, что мне не хватает остроты ощущений, которую давала служба в полиции, чувства радости, которое охватывало меня, когда удавалось одержать верх над преступным миром Лондона. Поразмыслив над тем, как лучше использовать свой опыт, я опубликовал в местной газете объявление с предложением своих услуг в качестве сыщика-консультанта. Должен сказать, что заняться этой разновидностью частного сыска меня в первую очередь надоумили успехи мистера Холмса на этом поприще.
Не буду утомлять вас, доктор Ватсон, излишними подробностями. Скажу только, что ко мне стали обращаться, хотя и не часто. Правда, дела были незначительные, главным образом о браконьерстве и мелких кражах в лавочках. Но три недели назад я получил письмо от мистера Хорейса Морпета. Как явствовало из его письма, он служил дворецким у леди Фартингдейл, владелицы поместья «Уитчетт-Мэнор». Мистер Морпет просил меня срочно прибыть в «Уитчетт-Мэнор», чтобы расследовать кражу, совершенную за две ночи до того. Полиция побывала на месте преступления, но так и не продвинулась в расследовании, а ее светлость очень хотела вернуть похищенное.
Нужно ли говорить, что кража со взломом была для меня гораздо интереснее, чем подручный из розничной лавочки, похитивший шиллинг-другой из кассы, или браконьер, подстреливший пару фазанов. Я нанял рессорную двуколку и в тот же день отправился в «Уитчетт-Мэнор». Престранное это было поместье, должен я вам сказать, доктор Ватсон!
Представьте себе большой дом в стиле Тюдоров с обветшавшими балками и облупившейся штукатуркой, расположенный вдали от дорог и окруженный запущенным садом. Внутри дом выглядел ничуть не лучше. Судя по толстому слою пыли, на котором вы при желании могли написать свое имя, и густой паутине, которой были затянуты все углы, дом годами на знал ни тряпки, ни щетки.
Дворецкий, человек уже в летах, прежде, чем провести меня к ее светлости, пригласил заглянуть к нему, чтобы сообщить мне подоплеку дела. По его словам, леди Фартингдейл была эксцентричной особой весьма почтенного возраста, вдовой бывшего посла Англии в королевстве Непал. После смерти мужа ее светлость вела все более затворнический образ жизни и редко куда-нибудь выезжала. Обладая довольно значительным состоянием, она внушила себе, что находится на грани нищеты и может окончить дни в работном доме, и поэтому стала необычайно скупой. Когда слуги умирали или отказывались от места, она не нанимала новых, и сейчас вся прислуга в доме сократилась до дворецкого и старой служанки. Чтобы экономить уголь, они живут в нескольких комнатах, а остальной дом пустует — комнаты просто заперты.
Ее светлость до смерти боится грабителей и имеет обыкновение прятать деньги и ценности в самых неожиданных местах. Морпет сам как-то обнаружил бриллиантовую брошь в банке с чаем, а пачку соверенов — в цветочном горшке.
Проболтался ли об этой привычке хозяйки кто-то из бывших слуг или внимание грабителя привлек дом, стоящий на отшибе, Морпет не брался утверждать со всей определенностью. Но только две ночи назад самые худшие опасения леди Фартингдейл сбылись, и дом ограбили. Поскольку множество ценностей были запрятаны в таких местах, заглянуть в которые даже самому изобретательному вору никогда не пришло бы в голову, добыча грабителя оказалась невелика. Украдено лишь несколько предметов столового серебра, пара позолоченных вазочек и небольшая деревянная шкатулка, покрытая резьбой в виде узора из драконов, в которой, по мнению Морпета, хранились какие-нибудь безделушки.
О краже дали знать в местную полицию. Полицейские прибыли, осмотрели место преступления, но не обнаружили никаких улик, которые помогли бы установить, личность грабителя. Поскольку ценность похищенного невелика, было решено но обращаться о Скотленд-Ярд. Но ее светлость так убивалась из-за украденных безделиц и так расстроилась, когда узнала, что полиция ничего не смогла найти, что Морпет, видевший мое объявление в газете, предложил послать за мной. Леди Фартингдейл ожидала нас в гостиной и просто сгорала от нетерпения увидеть меня.
Но моим девизом всегда было «факты прежде всего». Поэтому мистер Морпет по моей просьбе прежде всего проводил меня на чердак, чтобы я своими глазами увидел, как грабитель проник в дом. По словам Морпета, чердак был единственным местом, через которое можно было проникнуть в дом, потому что из страха перед ворами ее светлость превратила остальную часть дома в настоящую крепость: все окна наглухо закрыты ставнями, а двери заперты на замок и задвинуты на засов.
Я многого еще не знаю по части грима и переодевания, но вряд ли кто-то сумеет сообщить мне что-нибудь новое о методах, с помощью которых взломщики «берут хату»[39]. Как только я увидел небольшое окно в скате крыши и аккуратное маленькое отверстие, прорезанное в стекле возле защелки окна, мне сразу же стало ясно, что это работа Берта Моррисона.
— Тот самый, кого вы преследовали, когда упали со стены склада? — воскликнул я.
— Тот самый негодяй, — подтвердил Ханнифорд. — В этом не могло быть никаких сомнений. Встав на стул, я выглянул из окна и увидел, что ближайшая водосточная труба, по которой он мог залезть, находится от окна в добрых тридцати футах, да и до земли было не близко — футов пятнадцать. Никому другому просто не под силу взобраться в темноте и пройти по скату крыши, крутому, как склоны Монблана. Тут требовалась недюжинная ловкость!
Моррисон был истинной обезьяной и гибок, как уж. Пока я служил в Скотленд-Ярде, мне довелось расследовать не менее пятнадцати ограблений со взломом, которые совершил Моррисон. И все же мне ни рану не удалось ни схватить его на место преступлении, ни доказать его виновность.
Особенно он любил грабить оптовых торговцев и склады, где был богатый выбор. Когда же в Лондоне для него становилось слишком жарко, Моррисон «менял окраску», как принято говорить у уголовников, предпочитая грабить богатые загородные дома. Похищал он главным образом столовое серебро и драгоценности: стоило превратить это в лом или переплавить, и доказать его причастность к ним становилось невозможно.
Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем надеть на Моррисона наручники и отправить в тюрьму, ведь это из-за него я сломал ногу и лишился работы в полиции. А каким замечательным трофеем он был бы для меня! Я, частный сыщик-консультант, арестовал бы самого знаменитого лондонского взломщика! После этого я стал бы почти так же знаменит, как мистер Шерлок Холмс!
Погруженный в такие мечтания, я спустился по лестнице и отправился на встречу с леди Фартингдейл.
Леди Фартингдейл ожидала меня в гостиной. Она была очень стара и выглядела весьма необычно. Одетая во все черное, с вдовьим чепцом на голове, она сидела в кресле, опираясь обеими руками, напоминавшими когтистые лапы, на трость с серебряным набалдашником. Но взгляд ее был цепок и говорил об остроте ума.
Пока я пересекал гостиную, леди внимательно разглядывала меня, словно прикидывая, на что я способен. По-видимому, результаты осмотра ее удовлетворили. Отпустив дворецкого, она сунула руку под подушку за своей спиной и извлекла оттуда небольшой кожаный мешочек, которым потрясла передо мной.
— Здесь пятнадцать гиней. Они для вас, разумеется, помимо расходов, если вы сумеете вернуть похищенное.
Подумать только, пятнадцать гиней! Когда я служил в Скотленд-Ярде, доктор Ватсон, я не зарабатывал столько и за три недели! Должен признаться, что о кольце с рубином я тогда еще не слыхал и поэтому не мог взять в толк, почему она, будучи такой скрягой, хочет пожертвовать столь внушительную сумму за то, что, по словим Морпета, было всего лишь кучкой никчемных безделушек, красная цена которым не более нескольких фунтов.
