Я сел на кушетку у нее в ногах.
— Но, по твоим словам, это быстро кончилось?
— Наш роман продолжался несколько недель. Признаюсь, я была влюблена в Ральфа. Он был красивым, мужественным и все такое.
— И женатым.
— Вот почему я и порвала с ним. О нашем романе узнала миссис Хиллман — Элейн Хиллман, и явилась ко мне на квартиру в Бербанке. Между нами произошел скандал, и я не знаю, чем бы он кончился, если бы не Кэрол. Она привела нас в себя и сумела успокоить. — Сьюзен помолчала и грустно добавила: — Кэрол в то время мучили свои заботы, но ей удавалось успокаивать других. Помню, Кэрол сидела, словно маленькая куколка, и слушала, как Элейн клеймила меня… В конце концов я поняла, что поступала недостойно, обещала Элейн порвать с Хиллманом, и она ушла удовлетворенная.
— Мне жаль, что я вынуждаю тебя ворошить прошлое.
— Знаю. И знаю, что ты еще не кончил меня расспрашивать.
— Меня интересует телефонный разговор.
— Ты имеешь в виду разговор с Ральфом в тот раз?
— Правильно. Он настаивал, чтобы ты молчала. О чем?
Сьюзен неловко пошевелилась, подобрала под себя ноги и, подумав, ответила:
— Мне бы не хотелось причинять ему неприятности. По крайней мере хоть в этом он может на меня рассчитывать.
— Избавь меня от этих искусственно подогретых сантиментов. Мы говорим о серьезных вещах.
— Вовсе не обязательно грубить мне.
— Извини. Ну, так рассказывай.
— Видишь ли. Хиллман знал, что ты приходил ко мне, вот он и добивался, чтобы я говорила то же самое, что говорил он. А Хиллман сказал тебе не всю правду: он утверждал, будто не встречался с Кэрол, а в действительности было не так. После ареста Майка Гарли она обращалась к нему, и он сделал все, что мог. Ральф просил меня не говорить тебе о его интересе к Кэрол.
— А он интересовался ею?
— Не в том смысле, как ты думаешь. У него тогда была я. Ему просто не хотелось, чтобы совсем еще юная и неопытная Кэрол — она только что вышла замуж — оставалась одна в такой гостинице, как «Барселона». Он попросил меня взять ее под свое крыло, что я и сделала.
— Звучит слишком невинно.
— Но так оно и было. К тому же Кэрол мне нравилась. Тем летом в Бербанке я просто полюбила ее, мне иногда даже казалось, что ребенок, которым она была беременна, принадлежит нам обеим.
— А у тебя когда-нибудь был ребенок?
Сьюзен печально покачала головой:
— Нет и теперь уже не будет. В ту весну, о которой мы говорили, мне однажды показалось, что я в положении, но врач сказал, что я ошибаюсь.
— Кэрол тоже посещала врача?
— Да, по моему настоянию. Кстати, того же самого, Вейнтрауба.
— И он же принимал ее младенца?
— Не знаю. Я же говорила, к тому времени она уехала от меня к Майку Гарли. А у доктора Вейнтрауба я больше не бывала, не хотела будить неприятные воспоминания.
— Связанные с ним?
— При чем тут он? С Ральфом Хиллманом. Это он посылал меня к доктору Вейнтраубу. По-моему, они вместе служили на флоте.
Я вспомнил пухлое лицо Вейнтрауба, и меня осенило: да, я уже видел молодой вариант этого лица. На снимке в кабинете Хиллмана Вейнтрауб был одним из группы офицеров, сфотографированных на палубе авианосца.
— Все-таки странно, — продолжала Сьюзен, — можно на долгие годы забыть о каком-то человеке, а потом вдруг на протяжении нескольких часов приходится вновь и вновь вспоминать о нем. Так вот и с Вейнтраубом.
— Поясни, пожалуйста.
— Сегодня ко мне на службу приходил довольно оригинальный посетитель, я хотела рассказать о нем, но за нашим разговором забыла. Так вот, он тоже интересовался доктором Вейнтраубом.
— Ну-ка, ну-ка, кто же это?
— Он не хотел называть себя, но я настаивала и он назвался Джекменом.
— Сэм Джекмен?
— Он назвал только фамилию.
— Сэм Джекмен, мулат средних лет, по внешности и разговору — безработный музыкант.
— Он по виду действительно беден, но никак не мулат и не средних лет, а лет восемнадцати-девятнадцати, не больше.
— Опиши его.
— Тонкие черты худого интересного лица, темные, выразительные глаза. Похоже, хорошо воспитан, но так волновался, что я с трудом его понимала.
— Что же его волновало? — спросил я, чувствуя, что тоже начинаю волноваться.
— По-моему, смерть Кэрол. Он не сказал этого прямо, но спросил, знала ли я ее. Наверно, он начал разыскивать меня из Бербанка. Он наткнулся там на мою приятельницу — она долгие годы работает на киностудии «Уорнер» — и, ссылаясь на нее, вынудил секретаршу пропустить его. Ему хотелось знать все, что мне известно о младенце Гарли, а когда я ответила, что ничего не знаю, он спросил, какого врача посещала Кэрол. Я припомнила фамилию Вейнтрауба — такие имя и фамилию, как Илайджа Вейнтрауб, забыть трудно, — и это его удовлетворило. Я вздохнула с облегчением, когда он ушел.
— А я сожалею, что он ушел.
Сьюзен с любопытством взглянула на меня:
— Ты думаешь, это был юный Гарли?
Я молча достал фотоснимки. Руки у меня дрожали.
— Лу, он жив, да? Я не могу больше видеть фотографии мертвых! — с ужасом прошептала Сьюзен.
— Жив. Во всяком случае, надеюсь, что жив.
Я разложил перед Сьюзен фотоснимки.
— Вот с ним я сегодня говорила, — без колебаний показала она на фотографию Тома Хиллмана. — Правда, сегодня он выглядел очень утомленным. Это сын Гарли?
— Почти не сомневаюсь. Тот самый младенец, которого с помощью доктора Вейнтрауба усыновили Ральф и Элейн Хиллманы. Кстати, у тебя не сложилось впечатления, что он отправился к доктору Вейнтраубу?
— Определенно. — Сьюзен тоже начала волноваться. — Это похоже на сказку. Он ищет своих родителей?
— Как ни печально, оба его родителя мертвы. В какое время он приходил?
— Часа в четыре.
Сейчас было около шести. Я подошел к телефону и позвонил в приемную Вейнтрауба.
Справочная ответила, что он уже закончил прием. Телефонистка на коммутаторе отказалась сообщить его адрес или номер домашнего телефона. Мне пришлось удовлетвориться тем, что я назвал ей свою фамилию, дал номер телефона Сьюзен и стал ждать.
Прошел час. Сьюзен приготовила мне бифштекс и сама съела кусочек, впрочем, без аппетита. Мы сидели за столом и говорили о том о сем. Время шло, и мое беспокойство о Томе росло.
— Томас Гарли, — наконец громко сказал я. — Томас Хиллман… Он знал, что Ральф Хиллман не его отец, и считал себя подкидышем. Он бросил приемных родителей и отправился искать настоящих… Очень и очень жаль, что ими были Гарли.
— Но ты совершенно уверен, что он ребенок Гарли?
— Все соответствует тому, что мне известно о нем, и, кстати, становится понятным, почему Ральф Хиллман пытается скрыть свой интерес к Кэрол. Он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал об усыновлении ребенка.
— Но почему?
— Он скрывал это от всех, даже от Тома. Видимо, он немного помешался на этом.
— Представь, у меня сложилось такое же впечатление… Послушай, Лу, а ты не думаешь, что он в самом деле сошел с ума и убил Кэрол?
— Возможно, но маловероятно… О чем он говорил с тобой сегодня за завтраком?
Сьюзен брезгливо поморщилась:
— Спустя восемнадцать лет решил осчастливить меня.
— Я что-то не понимаю.
— Предложил выйти за него замуж. Вполне в духе наших нынешних нравов: готовить новый брак еще до того, как разделаются со старым.
— Мне не нравится слово «разделаются». Он не говорил, как намерен поступить с Элейн?
— Нет, — с беспокойством взглянула на меня Сьюзен.
— И что же ты ему ответила?
— Что буду ждать более приемлемого предложения.
Зазвонил телефон, и я взял трубку.
— Арчер слушает.
— Это доктор Вейнтрауб. — Судя по голосу, Вейнтрауб утратил свое обычное хладнокровие. — Я только что пережил несколько весьма неприятных минут, и…
— Вы видели Тома Хиллмана?
— Да. Он пришел ко мне, когда я уже собирался уходить домой, и задал мне, собственно, тот же самый вопрос, что и вы.
— И что же вы ответили, доктор?
— Он хотел знать, действительно ли Майк и Кэрол Гарли его родители, и я ответил: «Да».
— А он?
— Ударил меня, разбил мне очки и убежал.
— Вы сообщили полиции?
— Нет.
— Сообщите сейчас же и назовите его настоящую фамилию.
— Но его отец… его приемный отец запретил бы мне…
— Доктор, я прекрасно понимаю, как чувствует себя человек, когда ему приходится иметь дело со своим бывшим командиром. Ведь он был когда-то вашим командиром, не так ли?
— Так.
— Но теперь-то он не ваш командир, и вы не должны позволять ему решать за вас. Вы заявите в полицию, или я сделаю это сам?
— Я свяжусь с полицией, я понимаю, что мы не можем оставлять юношу на произвол судьбы в таком состоянии.
— А в каком он состоянии?
