Мадлен Фрейзер сидела на диване, обшитом зелёной джутовой тканью, обложенная десятком подушечек. Дебора Коппел сидела на табурете для игры на фортепиано. Элинор Венс примостилась на углу старого массивного чёрного стола. Талли Стронг пристроился на краю кресла, обшитого розовым шёлком, а Нэт Трауб стоял. Всё было как раньше, с одним добавлением: у дальнего конца дивана стояла Нэнсили Шеперд.
— Это Гудвин, — сказал Билл Медоуз, но они каким-то образом смогли вычислить это, тем более что я уже снял шляпу и пальто в коридоре и шёл практически за ним. Билл обратился к мисс Фрейзер: — Он говорит, что у него срочное дело.
Мисс Фрейзер отрывисто спросила меня:
— Вы надолго, мистер Гудвин? — Она выглядела свежей и отдохнувшей, как будто хорошо выспалась ночью, приняла душ, после этого как следует вытерлась махровым полотенцем и крепко позавтракала.
Я сказал, что, возможно, надолго.
— В таком случае, я должна попросить вас подождать. — Она просила у меня одолжения. У неё, безусловно, был профессиональный дар располагать к себе окружающих. — Мистеру Траубу необходимо скоро уезжать на встречу, а нам надо принять важное решение. Конечно, вам известно, что мы потеряли спонсора. Думаете, это расстроило меня? Ничего подобного. Знаете, сколько фирм попросилось на место «Хай спот»? Шестнадцать!
— Замечательно, — отозвался я. — Разумеется, я подожду.
Я пересёк комнату и сел в кресло подальше от места, где происходило совещание. Они полностью забыли, что я рядом. Все, кроме одного человека — Нэнсили. Она пересела так, что могла следить за мной, и выражение её лица ясно показывало, что она считает меня не заслуживающим доверия и способным на любую гадость.
— Нам необходимо отбросить ненужное, — заявит Талли Стронг. Он снял свои очки и держал их в руке. — Насколько я понимаю, серьёзных претендентов всего пять.
— Четыре, — сказала Элинор Венс, посмотрев в бумагу, которая была у неё в руках. — Я вычеркнула «Флафф», производителя бисквитов. Ты ведь так велела, не правда ли, Лина?
— Это хорошая компания, — с сожалением сказал Трауб. — Одна из лучших. Они тратят на радиорекламу свыше трёх миллионов.
— Ты только всё усложняешь, Нэт, — сказала ему Дебора Коппел. — Мы не можем взять всех. Я думала, что твой фаворит «Мелтетс».
— Угу, — согласился Трауб, — но я считаю, что все предложения хороши. Что вы думаете о «Мелтетс», мисс Фрейзер? — Он единственный из всей компании не называл её Линой.
— Я их ещё не пробовала. — Она огляделась. — Где они?
Внимание Нэнсили явно концентрировалось на мне куда в меньшей степени, чем на её идоле. Она заговорила:
— Они на пианино, мисс Фрейзер. Принести?
— Необходимо отбросить ненужное, — настаивал Стронг, для убедительности размахивая очками. — Как представитель других спонсоров, я должен повторить, что они твёрдо и единодушно выступают против «Спаркл», если он будет подаваться вместо «Хай спот» во время программы. Они никогда этого не хотели и не желают, чтобы эта идея реализовалась.
— Я его уже вычеркнула, — сказала Элинор Венс. — Если мы исключим «Флафф» и «Спаркл», остаётся четыре.
— И не потому, что мы идём на поводу у спонсоров, просто так получилось, — вставила мисс Фрейзер. — Решаем мы, а не они.
— Ты хочешь сказать, что решаешь ты, Лина? — В голосе Билла Медоуза прозвучало лёгкое раздражение. — Какого чёрта, мы и так это знаем! Ты не хочешь «Флафф» потому, что Кора сделала из их теста бисквиты и они тебе не понравились. Ты не хочешь «Спаркл» потому, что они требуют, чтобы их продукция использовалась во время программы, и, видит Бог, я тебя понимаю.
— Таким образом, остаётся четыре, — повторила Элинор Венс.
— Ладно, продолжаем исключать, — настойчиво сказал Стронг.
— Мы топчемся на месте, — сказала Дебора Коппел. — Проблема в том, что нет серьёзных возражений против кого-либо из четырёх. Я думаю, Билл прав: пусть решает Лина.
— Заранее заявляю, что я буду голосовать за «Мелтетс», — заявил Нэт Трауб голосом человека, сжигающего за собой мосты.
Что касается меня, то я бы не стал голосовать ни за кого. Им же нравилось сидеть здесь, и, насколько я мог понять, их не волновало ничего, кроме правильного выбора спонсора. Если кто-то из них к тому же совершил два убийства, но и виду не подаёт, успешно справляясь с собой, то мне он был явно не по зубам. Спор начинал разгораться, и, хотя все были согласны, что последнее слово за мисс Фрейзер, у каждого имелся свой фаворит из четырёх оставшихся. Именно это и усложняло процесс отбора.
Поскольку в моём кармане лежала псевдоанонимка, я, естественно, в первую очередь интересовался поведением Элинор Венс. Судя по всему, проблема спонсоров интересовала её не меньше остальных. Конечно, мне следовало выполнить инструкции и вступить в игру, как только мне представится такой шанс, но я чувствовал себя в дурацком положении. Хотя Вулф изложил всё очень туманно, одно было абсолютно ясно: я должен был им устроить хорошую встряску. У меня укрепились сомнения, получится ли это. Если они договорятся и будет назван счастливый победитель в конкурсе продуктов из шестнадцати претендентов, то моё анонимное письмо, даже утверждающее, что один из их хронический убийца, вряд ли заставит их заволноваться. Успешно решив такую серьёзную проблему, они не обратят внимания на такой пустяк, как убийство.
Но я оказался абсолютно не прав. Я обнаружил это случайно в ходе их дискуссии. Выяснилось, что два претендента вступили в смертельную схватку, и любой из них мог доставить радость ребёнку. Это был набор леденцов под названием «Счастливый Энди» и маленькая коробочка шоколадных конфет под названием «Мелтетс». Трауб, который решил в любом случае голосовать за конфеты, снова попросил мисс Фрейзер попробовать «Мелтетс». Она отказалась. Тогда он спросил, пробовала ли она «Счастливого Энди» и она сказала, что да. Тогда, продолжал настаивать Трауб, будет честно, если она попробует и «Мелтетс».
— Ладно, — согласилась она. — Деби, там на фортепиано красная коробочка. Открой её.
— Нет! — раздался истеричный вопль. Это была Нэнсили.
Все посмотрели на неё. Дебора Коппел, которая взяла красную картонную коробочку, спросила:
— В чём дело?
— Это опасно. — Нэнсили была уже рядом с ней и протягивала руку. — Дайте мне, сначала я.
Романтическая особа всё драматизировала, и я ожидал, что компания рассмеётся и отвернётся от неё. Но, как выяснилось, я ошибался. Никто даже не хихикнул и не сказал ни слова. Их всех как будто заморозило. Они смотрели на Нэнсили. Все, кроме одного человека. Это была Дебора Коппел. Она отвела коробку от протянутой руки Нэнсили и твёрдо сказала ей:
— Не будь глупой.
— Поверьте мне! — вскричала девушка. — Разрежьте…
— Чепуха! — Дебора оттолкнула её, открыла коробку, взяла конфету, положила её в рот, начала жевать, проглотила, затем закашлялась. Изо рта у неё стали вылетать кусочки конфеты. Я был первым, кто понял: происходит что-то неладное. Я обратил внимание не на то, что она поперхнулась, поскольку таким образом она могла голосовать против «Мелтетс», а на то, как ужасно искривилось её лицо. Пока я бежал к ней через комнату, она в судорогах упала с табуретки, привстала, выбросила вверх руки и закричала:
— Лина! Нет! Не надо…
Оказавшись возле неё, я взял её за руку. Подоспел и Билл Медоуз. Но мы не могли удержать её бьющееся в конвульсиях тело: она устремилась к дивану, волоча нас за собой. Мадлен Фрейзер протянула к ней руки, чтобы как-то помочь. Однако и втроём нам не удалось уложить её на диван. Она упала на колени, одной рукой коснувшись дивана, чуть-чуть не дойдя до мисс Фрейзер, которая тоже стояла на коленях и тянула к ней руки.
Я выпрямился и сказал Нэту Траубу:
— Быстро позовите врача. — Я увидел, как Нэнсили протянула руку, чтобы поднять маленькую картонную коробочку, — и крикнул ей: — Оставьте всё как есть и не дёргайтесь! — Затем повернулся к остальным: — Вы слышали? Пусть всё остаётся как было!
Часа в четыре мне разрешили бы уйти, если бы я настаивал. Но мне показалось, что будет лучше, если я останусь, чтобы не пропустить что-нибудь в своём отчете. Я уже позвонил Вулфу, чтобы объяснить, почему я не выполнил его инструкции.
Все присутствовавшие на встрече оставались там. Лучше сказать почти все, за исключением Деборы Коппел, которую увезли на носилках после того, как закончили свою работу полицейские криминалисты. Когда приехал доктор, она была мертва. Остальные были живы, но ликования по этому поводу не испытывали.
В четыре часа лейтенант Роуклифф и помощник окружного прокурора сидели на зелёном диване и спорили, может ли вкус цианида вовремя предупредить человека об опасности. Спор казался бессмысленным: хотя вкус теоретически и может стать предостережением, обычно этого не происходит. В любом случае экспертами могут считаться только те, кто попробовал это на себе, но ни с одним из них, увы, проконсультироваться уже нельзя. Я прошёл дальше. За большим дубовым столом другой лейтенант разговаривал с Биллом Медоузом, сверяясь попутно с записями на разрозненных листах бумаги. Я проследовал ещё дальше. В столовой сержант и рядовой полицейский занимались Элинор Венс. Я прошёл на кухню, где курносый полицейский протягивал через стол бумагу Коре, женщине-борцу, чтобы она расписалась.
