Найо Марш - Цветная схема

— Но вы можете рассчитывать на то, чтобы выглядеть вечером прелестной. Вы наденете новое платье?

Барбара кивнула.

— Да. Я не переоделась к обеду, потому что нужно еще вымыть посуду. Хайа хочет уйти пораньше. Но я не это имею в виду под счастьем…

Молодой человек быстро перебил ее. Нельзя позволить девушке сказать ему настоящую причину восторга.

— У вас какие-нибудь предположения насчет того, кто вам его прислал?

— Нет, если честно. Понимаете, — убежденно ответила Барбара, — мы никого не знаем в Новой Зеландии особенно хорошо. Надо быть близким другом, почти членом семьи, чтобы делать подобные подарки, не так ли? Вот это-то и удивительно.

Из столовой появился мистер Квестинг, сияя вечерним костюмом, белоснежным жилетом и дымя послеобеденной сигарой. Насколько знали обитатели «Источников», бизнесмена на концерт не приглашали, но он, видимо, намеревался воспользоваться своим общительным характером.

— А что я все слышу про какое-то новое платье? — с весьма заинтересованным видом спросил Квестинг.

— Ой, я опоздаю! — воскликнула Барбара и торопливо скрылась в доме.

Дикону пришло в голову, что никто на свете, кроме бизнесмена, не набрался бы смелости после всего случившегося возле озера попытаться завязать новую беседу с девушкой в присутствии постороннего. В некотором замешательстве и не придумав никакой другой темы для разговора, Дикон пробормотал несколько сбивчивых фраз относительно анонимной посылки с подарком. Мистер Квестинг молча выслушал его, несколько секунд не делал никаких замечаний и наконец, не сводя глаз с молодого человека, сказал:

— Ну, ну. Ах вот как? И молодая леди не получала даже крошечной записки с объяснением, откуда пришла посылка? Подумать только!

— Я думаю, — ответил уже оправившийся от смущения Дикон, — платье прислано тетей из Индии.

— А симпатичные вещички высылают из Окленда, а?

— Мне кажется, я ничего такого не говорил.

— Вполне справедливо, мистер Белл. Возможно, вы не говорили, — сдался Квестинг. — Между нами, мистер Белл, я ведь обо всем знаю.

— Что? — вскричал пораженный Дикон. — Но как, черт побери…

— Просто маленькая беседа с Дороти Лемур.

— С кем?

— Мое прозвище нашей смуглой девы, — пояснил бизнесмен.

— О! — с большим облегчением вздохнул молодой человек. — Хайа.

— А вы сами как считаете, откуда пришли посылки? — спросил мистер Квестинг и заговорщически подмигнул.

— Вне всяких сомнений, от тети, — спокойно ответил Дикон и в стремительном полете фантазии добавил: — Она привыкла присылать вещи для мисс Клейр, которая регулярно с ней переписывается. Очень убедительное объяснение — мисс Клейр в том или ином письме упомянула про магазин в Окленде.

— О да? — удивился бизнесмен. — Случайно, но с целью. Нечто в этом роде, а?

— Ничего подобного, — рассердился молодой человек. — Самое реальное…

— Хорошо, хорошо, мистер Белл. Пусть так. Вы не должны придавать большого значения моей невинной шутке. Самый простой выход из положения, верно?

Квестинг направился куда-то, тихо посвистывая и элегантно размахивая сигарой. Дикон едва слышно выругался себе под нос. «Он догадался! — подумал молодой человек. — Проклятье, этот тип при первой возможности обо всем разболтает девушке. — Он протер очки носовым платком и рассеянно проследил за удаляющейся фигурой мистера Квестинга. — А может, он и вправду вражеский агент?» — пришла ему в голову сомнительная мысль.

Хотя и построенный в европейском стиле, молитвенный дом в селении все же сильно напоминал жилища маори. В нем был всего один зал под двускатной, частично выступавшей над фронтоном крышей. Рисунки в полинезийском стиле сплошь покрывали доски и опорные столбы. Возле одной из распорок стояло деревянное божество с высунутым языком и глазами из ореховой скорлупы — коренастый, зловещий символ плодородия и войны одновременно. Традиционные стволы папоротника и солому заменяли балки и гальванизированный металл, но тем не менее вид здания являлся отличным образцом древнего искусства аборигенов.

Пол, обычно пустой, сейчас был заставлен разнообразными сиденьями. Шезлонги Клейров, выглядящие удивительно привлекательно в новой обстановке, все вместе образовывали первый ряд. Они стояли перед возвышающейся сценой, украшенной папоротником, искусно сотканными покрывалами, флагом Соединенного Королевства и лентами разноцветной бумаги. На задней стене висели цветные репродукции портретов трех английских королей, две фотографии бывших премьер-министров и увеличенный снимок Руа в должности полномочного министра. На сцене стояли обшарпанное пианино, три стула, стол — непременный атрибут всех британских собраний, графин с не очень привлекательного вида водой и бокал.

Публика маори присутствовала здесь практически весь день. Люди расположились на полу, на краю сцены, на скамейках вдоль стен, на веранде и даже на ступенях. Среди них был Эру Саул. Группы молодежи собирались вокруг него. Парень что-то тихо говорил им. Время от времени раздавались возбужденное хихиканье и взрывы хохота. Через определенные промежутки времени Эру с несколькими сопровождающими куда-то исчезал, а когда возвращался, галдеж становился с каждым разом все громче. В семь часов прибыли Саймон, Колли и Смит с еще тремя стульями из Wai-ata-tapu. Колли и Саймон остановились, задумчиво оглядываясь, а Смита сразу поглотила компания Эру Саула.

— Эй, Эру! — крикнул Смит, у которого в карманах оттопыривалась пара бутылок. — Прикончим на танцах?

— Не дадут.

— Не бойтесь, ничего вы на танцах не прикончите, — послышался женский голос. — В прошлый раз так прикончили, что даже ходить не могли.

— Плохо, — пробормотал Смит.

Обладательница голоса сидела на полу спиной к сцене. Это была миссис Те Папа, пожилая женщина с удивительно аристократической формы головой, повязанной светло-вишневым платком. Поверх своего европейского платья в честь торжественного случая она надела чудесную полотняную юбку. Женщина являлась первой прабабкой рода и, хотя никогда не беспокоилась по поводу этого титула, принцессой племени те раравас. Будучи последней представительницей старшего поколения, она имела татуированный подбородок. Пользуясь своим положением, миссис Те Папа могла в полный голос выкрикивать приветствия и указания своим людям, которые без толку шлялись по залу или заканчивали оборудование сцены, причем говорила только на языке маори. Если кто-то из молоденьких девушек отвечал ей на английском, она тут же подавалась вперед и отвешивала непочтительной особе хорошенький шлепок. Одну из странностей современной жизни маори можно было заметить в том факте, что хотя некоторые люди из отдаленных районов говорили на отрывочном английском языке с местным произношением, свое наречие они знали уже весьма поверхностно.

К половине восьмого начали прибывать жители Хэрпуна и его окрестностей. В зал вошел старик Те Каху в поношенной накидке из перьев поверх своего лучшего костюма и стал изящно расхаживать среди гостей. Миссис Те Папа плавно поднялась и красивой раскачивающейся походкой, сохранившейся со дней молодости, направилась на предназначенное ей место.

Без четверти восемь пятеро белых джентльменов, одетых в не очень элегантно сидящие на них вечерние костюмы, с музыкальными инструментами в руках заняли специальный ряд возле сцены. Это были члены Хэрпунского клуба дикарей, известные на всю округу способностями более-менее сносно воспроизводить ирландские баллады. Последний из них, маленький взволнованный человечек, несший с собой большую сумку, являлся еще и чревовещателем. Мужчин сопровождали маленькая кудрявая девочка в платье с оборками, ее свирепого вида мамаша и очень симпатичная леди с нотами песни «Однажды, когда мы были молоды». Развлечение, похоже, предстояло на редкость разнообразное.

Посторонний наблюдатель мог заметить, что, пока прибывшие на вечер женщины обменивались кивками и улыбками, время от времени указывая друг на друга с выражениями игривого восхищения на лицах, мужчины просто приветствовали знакомых поднятием бровей, подмигиванием или едва заметными наклонами головы. Данная процедура изменилась, когда в зал вошел какой-то новый гость и стал сердечно пожимать руки почти всем присутствующим. Без пяти минут восемь прибыл мэр с супругой и пожал руки только своим противникам. Почетную пару усадили в шезлонги. К этому моменту все места, кроме зарезервированных для официальных гостей, были заняты, а большие группы маори стояли в дальнем конце зала или расселись на полу. С приездом городской публики они стали серьезнее и тише. Прекрасные голоса, способные превратить английский язык в гармонию из почти одних гласных звуков, смолкли, и молитвенный дом наполнился гулом, производимым в основном белыми новозеландцами. Воздух сильно нагрелся, и маори невольно подумали, что пахнет pakeha, в то время как pakeha немного менее невольно решили, что это запах маори.