Несколько раз Морс кивал в знак согласия со сказанным Льюисом и почти готов был поздравить сержанта, когда Льюис решил подвести итог — все также исчерпывающе.
— Если прибавим эти новые факты к тому, что нам уже известно, сэр, я считаю, что мы не так уж далеко от поимки этого человека. Мы можем еще точнее определить, где он живет — в пяти минутах на машине от ограды саммертаунской библиотеки; мы можем с большей точностью определить его возраст — тридцать четыре или тридцать пять лет. То есть, получив компьютерную справку о жителях, мы быстро сможем найти нашего человека. Но есть кое-что, что может оказаться гораздо полезнее компьютера, сэр: те самые вечерние курсы! Будет не трудно найти людей из класса миссис Бауман: бьюсь об заклад, что найдем кого-нибудь, кто знает, что с ней происходило. Думаю, что это хорошее направление в расследовании, и я мог бы заняться этим, если вы согласны.
Морс помолчал немного прежде, чем ответить.
— Да, думаю, что я согласен.
Несмотря на это, Льюис ощутил какую-то неуверенность в голосе своего шефа; что-то его беспокоило, почти наверняка.
— В чем дело, сэр?
— А? Нет, ничего. Это… хорошо, скажите мне, как вам это письмо в целом, Льюис. Каков этот человек на ваш взгляд?
— Достаточно сложный, я бы сказал. Вроде бы, действительно ее любит. А в то же время в нем есть какая-то жестокость — даже грубость. Как будто любит ее, но при этом каким-то особым эгоистичным образом — как будто готов на все, чтобы ее удержать.
Морс кивнул.
— Я уверен, что вы правы. Думаю, что он действительно был готов на все, чтобы ее удержать.
— Вы представляете себе, что на самом деле произошло? — спросил Льюис тихо.
— Да — до некоторой степени. Очевидно, Бауман нашел это письмо и понял, что его жена гуляет с другим. Предполагаю, что он сказал ей об этом и, что поставил ей ультиматум. Большинство мужей, возможно, просто приняли бы все как есть и на этом закрыли бы вопрос, как бы болезненно это ни было. Но не Бауман! Он любил жену больше, чем она вообще могла себе представить, и его гнев изначально был направлен не на нее, а на ее любовника. Вероятно, он сказал ей все это, может быть менее путаным образом; и думаю, что он решил, что самым лучшим будет помочь Маргарет, при этом он одновременно и сохранит свое достоинство, и спасет ее от любовника! Мы расследовали много дел вместе, Льюис, не думаю, что так уж велико разнообразие мотивов — любовь, ненависть, ревность, месть… Как бы там ни было, думаю, что Бауман сумел заставить жену согласиться с его планом спасения от мужчины, который — по крайней мере в тот момент — представлял угрозу для обоих. Каков точно был план, мы, наверное, никогда и не узнаем — если только Маргарет Бауман сама нам не расскажет. Единственная вещь, о которой можно говорить уверенно, это то, что сам Бауман собственноручно написал настоящее письмо, которое достаточно хитроумно должно было выполнить две задачи при возможном обнаружении убитого любовника, если подозрение падет на кого-то из Бауманов: первое, поставить Маргарет Бауман в положение страдалицы, которая вызывает сочувствие; второе увести Тома Баумана за несколько сотен миль от места преступления.
— Разве мы не знали большинство из этих вещей?..
— Позвольте мне закончить, Льюис! В какой-то момент — не знаю точно в какой — план приводится в действие, причем единственный человек, который может это сделать — Маргарет Бауман, которая решила, что раз уж необходимо принять важное решение в жизни (что она и сделала!), то предпочтительнее поставить на своего любовника, вместо законного супруга. Это вам ясно? Забудьте ненадолго подробности, Льюис! Вот то, что важно — вместо плана убийства доставляющего неприятности любовника, был реализован план убийства мешающего супруга!
— Значит, по вашему, письмо нам не очень помогает? — первоначальная эйфория Льюиса слегка спала и он вернулся к своей обычной неуверенности.
— Господи, напротив! А вашем прочтении письмо было примером логичного и ясного рассуждения! Но…
Сердце Льюиса подскочило. Он знал, что скажет Морс, и поспешил сказать это вместо него.
— Но вы думаете, что я пропустил какую-то очень важную вещь — не так ли?
Морс немного подождал, потом улыбнулся, что должно было, по его мнению, означать сочувствие:
— Нет, Льюис. Вы не пропустили важную вещь. Вы пропустили две вещи.
Тридцать седьмая глава
Вторник, 7го января, после полудня
На самой высокой ступеньке стой,
Над вазой садовой легко склонясь,
Солнечный свет в волосах сквозной,
Осени вязь.
Т.С. Элиот, «La figlia che piange»
— Как я сказал, Льюис, кроме ваших восхитительных умозаключений, есть и другие вещи, которые вы могли бы заметить. Самое первое — (Морс поискал в письме подходящий пассаж) — он говорит «Ты же помнишь, как я был осторожен, и никто из твоих коллег ничего не узнал». Это выражение много чего открывает. Оно подсказывает нам, что этот человек мог бы быть достаточно небрежен при встречах с Маргарет Бауман; то есть мог бы, если бы хотел, показать ее коллегам, что между ними что-то было — вероятнее всего, когда их видели вместе. Это, я думаю, означает, что оба часто бывали вблизи друг друга, и он разумно согласился избегать с ней контактов там, где они были рядом. И едва ли необходимо говорить вам, где это могло быть — где это должно было быть — не так ли? Это происходило в районе Экзаменационной Палаты, где двадцать внештатных рабочих занимались разными делами — но больше всего на крыше — с мая по сентябрь прошлого года.
— Пфу-у! — Льюис снова просмотрел письмо. Если то, что утверждал Морс, было верно…
— Но есть и еще кое-что, — продолжал Морс, — нечто особенное. В конце письма есть одна изящная фраза — «я влюбился в тебя, как только увидел сверху отблески солнца на твоих золотистых волосах». Вы были правы, когда сказали, что в общих чертах это нам подсказывает, где они познакомились. Но это подсказывает нам и нечто более важное. Не поняли? Это раскрывает нам, с какого угла он увидел ее впервые, согласны, Льюис? Он увидел ее сверху!
Льюис внимательно оценил то, что Морс только что сказал:
— Хотите сказать, что этот человек мог быть на крыше, сэр?
— Мог и был! — Морс выглядел чрезвычайно довольным собой. — Или мог быть еще выше. Плоская крыша здания доставляет им много неприятностей и прошлым летом они ее целиком отремонтировали.
— То есть?
— То есть, там была куча рабочих, и, вероятно, им требовалось нечто, чтобы поднимать материалы…
— Кран! — слово моментально соскользнуло с губ Льюиса.
— Все складывается, не так ли?
— А был ли там кран?
— Откуда же я знаю!
— А помните, — сказал медленно Льюис, — это я вам подсказал, что он мог быть крановщиком?
— Глупости! — сказал Морс счастливо.
— Но я…
— Вы смогли найти верный ответ, Льюис, но не через верные рассуждения, а поэтому не можете хвалиться.
Льюис улыбался также счастливо, как и Морс.
— Я позвоню секретарю, сэр?
— Думаете, что она еще там? Уже больше половины шестого.
— Некоторые люди задерживаются после окончания рабочего дня. Как я!
Секретарь все еще была у себя в кабинете. Да, на объекте был подъемный кран — большой и желтый — с мая по октябрь! И она, Секретарь, не имеет ничего против того, чтобы полицейские просмотрели пропуска рабочих, хранившиеся в картотечном шкафу охраны на проходной.
Морс встал из-за стола и надел свое толстое пальто.
— А есть и еще кое-что, Льюис. И это воистину увенчает наши сегодняшние усилия. Они тщательно хранят всю документацию — ну, во всяком случае, те, на проходной, так делают. Все должны показывать им пропуски, и я готов поклясться, что тем рабочим тоже раздали временные пропуски на прищепках, чтобы они могли пользоваться помещениями Палаты, и чтобы им не приходилось вытаскивать карточки каждый раз, когда они ходили в туалет, или в столовую, или тому подобное. Вы только подумайте! Мы сидим тут и напрягаем мозги, а все это время тот, кого мы ищем, находится на одной маленькой карточке, в одном маленьком ящичке в Экзаменационной Палате — и при этом со своей собственной фоткой! Черт побери, это самое простое дело, которым нам приходилось когда-либо заниматься, старый мой приятель. Ладно. Поднимаемся!
Но Льюис остался сидеть на месте с задумчивым выражением на квадратном, честном лице.
— А знаете, до некоторой степени жаль, не так ли? Как вы сказали, мы продумали все — даже имя дали этому человеку! Единственное, что не успели решить, это где он живет. Если бы мы и это сделали — не было бы необходимости в его фотографии, так? Тогда все было бы полностью придумано нами.