— Знаешь, я собираюсь уйти из столовой студии, — объявила Глэдис.
— Почему? Никто же не хочет тебя отравить или сбросить мраморный бюст на голову!
— Это так, но ведь не всегда умирает тот человек, которого хотят убить. Иногда по ошибке могут прикончить кого-нибудь другого. Вот как Хесю Бедкок, например.
— Ото верно, — согласилась Черри.
— Знаешь, — пробормотала Глэдис, — я тут думала… Я в тот вечер была в Госсингтон-холле, на приеме, помогала разносить напитки. Я была совсем рядом с ними в тот момент.
— Когда Хеся умерла?
— Нет, когда она разлила коктейль. Все пролила на платье. А какое красивое оно было, из ярко-синей тафты. Она его в первый раз надела по такому случаю. Ото было очень забавно.
— Что было забавно?
— Тогда я не обратила на это внимания. Но теперь, когда я об этом думаю, мне кажется это забавным.
Черри в ожидании смотрела на нее. Она восприняла слово «забавно» в том смысле, который был в него вложен, то есть без всякого юмора.
— Ради бога, что было забавным? — потребовала она.
— Я почти уверена, что она это сделала намеренно.
— Разлила коктейль?
— Да.
— На совершенно новое платье? Не может быть!
— Хотела бы я знать теперь, — пробормотала Глэдис, — что Артур Бедкок сделает со всеми платьями Хеси. Это новое синее платье можно было бы как следует вычистить. Как ты думаешь, Артур Бедкок не будет возражать, если я захочу его купить? Перешивать мне его вряд ли придется, к тому же такой хороший материал…
— А тебе… — Черри заколебалась, — тебе не кажется…
— Что?
— Что это как-то неприятно — носить платье женщины, которая умерла от… я хочу сказать, которая умерла таким образом…
Глэдис уставилась на нее.
— Я об этом не подумала, — призналась она. Затем, после некоторого размышления, она приободрилась.
— Я все же не думаю, что это имеет значение. В конце концов, нам часто приходится покупать всякие вещи на распродажах и носить то, что до нас носили другие люди, которые уже умерли, разве не так?
— Так, но все же это не вполне то же самое.
— По-моему, у тебя просто причуда, — заявила Глэдис. — А материя очень красивая и дорогая, его стоит купить. Что же касается этого забавного случая, — задумчиво продолжала она, — то я завтра зайду по дороге на работу в Госсингтон-холл и поговорю с мистером Джузеппе.
— С этим итальянцем-дворецким?
— Да. Он ужасно красивый мужчина. У него блестящие глаза и огромный темперамент. Когда мы работаем там, он на нас ужасно кричит. — Она хихикнула. — Но никто из нас не возражает. Иногда он может быть таким симпатичным… Во всяком случае, мне просто необходимо рассказать ему об этом и спросить его, что мне делать дальше.
— Не понимаю, зачем тебе вообще кому-то об этом рассказывать, — заметила Черри.
— Ну… это же было забавно, — сказала Глэдис вызывающе, прибегая к своему любимому выражению.
— Я думаю, — заметила Черри, — что ты просто ищешь предлога, чтобы встретиться с мистером Джузеппе! Я посоветовала бы тебе быть осторожной, девочка моя. Ты же знаешь этих итальянцев! Горячая кровь и бешеный нрав — вот что они такое.
Глэдис мечтательно вздохнула.
Черри взглянула на широкое прыщеватое лицо подруги и решила, что нет никакой необходимости ее предостерегать. Мистер Джузеппе, подумала она, словит себе рыбку где-нибудь в другом месте.
— Ага, — заметил доктор Хэйдок. — Распутываете, как я вижу.
Он перевел взгляд с мисс Марпл на груду пушистой белой овечьей шерсти.
— Вы сами посоветовали мне заняться распутыванием, если я не смогу вязать, — отвечала мисс Марпл.
— Вы, кажется, очень серьезно принялись за дело.
— Я сделала с самого начала ошибку в образце, и мне пришлось все распустить. Очень сложный образец, видите ли.
— Разве для вас существуют сложные образцы?
— Кет, право, мне с моим плохим зрением следовало бы придерживаться простого вязания.
— Вам это, видно, надоело. Ну что же, я польщен, что вы последовали моему совету.
— Разве я когда-нибудь пренебрегала вашими советами, доктор Хэйдок?
— Иногда, когда они вам не нравились.
— Скажите, доктор, вы действительно имели в виду только вязание, когда давали мне этот совет?
— А как проходит распутывание убийства в Госсингтон-холле? — ответил он вопросом на вопрос.
— Боюсь, мои способности не такие, как прежде, — произнесла мисс Марпл, печально качая головой.
— Да бросьте вы, — ответил доктор Хэйдок, — и не говорите, что у вас нет никаких догадок.
— Конечно, кое-какие догадки у меня есть. Даже очень определенные.
— Какие? — допытывался доктор.
— Если коктейль в тот день был отравлен — а я не совсем понимаю, как это могло быть сделано…
— Может быть, яд находился уже в напитке, — предположил Хэйдок.
— Ну, вам как профессионалу, конечно, виднее, — восхищенно произнесла мисс Марпл. — Но даже в этом случае странно, что никто из присутствующих ничего не заметил.
— Вы хотите сказать, что кто-то неизбежно должен был видеть, как яд бросили в коктейль. Так?
— Вы прекрасно меня поняли.
— Убийца шел на огромный риск!
— О, совершенно верно. Я с этим и не пытаюсь спорить. В ходе расспросов мне удалось выяснить, что в момент отравления на площадке было 18–20 человек. Мне кажется, кто-то из них должен был видеть, как все это произошло.
Хэйдок кивнул.
— Логически рассуждая, это так, но факты говорят об обратном.
— Интересно… — пробормотала мисс Марпл.
— Что же у вас на уме?
— Есть три возможности. Я считаю, что по крайней мере один человек из двадцати видел что-то. Это вполне можно допустить.
— Мне кажется, вы гадаете на кофейной гуще, — заметил Хэйдок. — Я сразу же вспомнил задачи на угадывание. Шесть мужчин в белых шляпах, шесть — в черных. Все они перемешались. Следует выяснить, как. Какие возможны сочетания. Когда начинаешь думать о подобных вещах, голова идет кругом.
— Я не думаю ни о чем подобном, — возразила мисс Марпл. — Просто я пытаюсь представить себе, что было на самом деле…
— Ну что ж, — задумчиво произнес Хэйдок. — Вы всегда великолепно распутываете такие клубки.
— Видите ли, не может быть, чтобы из двадцати гостей никто ничего не видел. По крайней мере, хоть один такой должен быть.
— Сдаюсь. Выкладывайте ваши три возможности.
— С вашего разрешения, я опишу их кратко. Я их еще не вполне обдумала. Инспектор Крэддок, а перед ним, вероятно, Фрэнк Корниш уже допрашивали всех, кто там был, и было бы естественно предположить, что если бы кто-нибудь из приглашенных что-нибудь видел, он бы сказал об этом.
— Это первая возможность?
— Конечно же, нет, — возразила мисс Марпл. — Ведь этого не произошло. Исходя из этого, следует выяснить: почему человек, который действительно что-то видел, не сказал об этом?
Возможность первая, — с воодушевлением продолжала мисс Марпл. Щеки ее горели. — Человек, который видел это, не понял, что он видел. В таком случае, надо полагать, это был довольно глупый человек. Кто-то, кто смотрит, но не видит. Из тех людей, знаете ли, которые на вопрос: «Вы видели, как кто-нибудь бросил что-то в стакан Марины Грегг?» ответят: «О нет!», а на вопрос: «Не видели ли вы, как кто-нибудь держал свою ладонь над стаканом Марины Грегг?» ответят: «Да, разумеется, я очень хорошо это видел».
Хэйдок засмеялся.
— Да, верно, — сказал он, — всегда забываешь, что вокруг тебя не одни только умные люди. Хорошо, я согласен с вашей возможностью № 1. Дурак все видел, но не понял, что это означает. А вторая возможность?
— Она очень маловероятна, но я думаю, что ее все же не следует исключать. Допустим, что кто бы ни бросил яд в тот бокал, его поступок должен был показаться всем совершенно естественным.
— Постойте, объясните это поподробнее.
— Мне кажется, что в наши дни люди постоянно добавляют что-нибудь во все, что едят или пьют. Во времена моей молодости считалось дурным тоном принимать лекарства во время еды. Это приравнивалось к сморканию за обеденным столом. Если вам надо было принять порошок или таблетку, или столовую ложку какой-нибудь микстуры, вы обязательно выходили из обеденной комнаты. Теперь же все изменилось. Когда я была в гостях у своего племянника Раймонда, я с удивлением заметила, что некоторые из его знакомых привезли с собой горы различных пилюль и порошков, причем принимали их в любое время — за чашкой чая или вместе с послеобеденным кофе. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
— О да, — согласился доктор Хэйдок. — Вполне понимаю. Вы имеете в виду, что… — он запнулся. — Нет уж, я попрошу вас выразить это своими словами.
— Я имела в виду, что кто-нибудь мог взять стакан Марины Грегг и, воспользовавшись тем, что этот стакан воспринимался бы теперь как его собственный, бросить туда что угодно совершенно открыто. Люди, видевшие это, не связали бы то, что они видели, с последовавшей затем смертью.
