— У вас нет ее фотографии?
— Кого?
— Той, с нем вместе вы купили этот дом. Вашей жены.
— Вы говорили что-то о предложении?
— Это может означать, — продолжала она, решив не обращать внимания на его попытку перевести разговор на другую тему, — только то, что воспоминания все еще болезненны для вас. Или же что вы выбросили ее из головы.
Полностью.
Она взглянула на него, увидела, как беспокойно ерзает он в своем кресле, и засомневалась, что она поступила правильно, заявившись сюда. Она также не считала разумным, что провела до этого час в баре, так как знала, что винный перегар никогда не является привлекательным и уж, конечно, не притянет его к ней. Но уж коли проявила безрассудство, ничего не поделаешь!
— А как насчет музыки? — Она села напротив него, устроившись на боковом валике дивана, и пригубила вино.
— Накую музыку вы любите?
— Выбирайте сами.
Когда он был в последний раз в таком положении, с Рашель, все было просто. Он знал, что она любит слушать, хотел поразить ее мелодиями нежными и задушевными, как бы летящими от сердца к сердцу.
Клер смотрела, как неуверенно он двинулся к пластинкам, и представила, что она тоже встала, остановилась за его спиной, сильно сжала руками его плечи… Когда он обернулся, чтобы посмотреть на нее, на его щеках стала заметна — правда, едва-едва — тень выросшей за день щетины.
Резник поставил «Джека Медведя» Эллингтона. Отрывистые фразы саксофона, сопровождаемые струнными. Бас Джимми Блантона повел мелодию с первыми звуками рояля.
— Чарли, — обратилась к нему Клер, — так вас называют?
— Некоторые.
— Вы не думаете, что это старомодное имя?
— Может, и так.
— Мне оно нравится, делает вас проще.
Резник отпил немного вина, стараясь при этом не проглатывать его, как он делал это с чешским «Будвайзером», или ирландским «Гиннессом» в пабах. Ему казалось, что прошло много времени с тех пор, как он съел бутерброд. Вероятно, так и было. Перед ним, почти рядом, сидела привлекательная молодая женщина, которой надоела ее повседневная работа и люди, преимущественно мужчины, с которыми ей день изо дня приходилось встречаться. Как когда-то говорили, «британские полицейские великолепны». Нет, вы больше не услышите такого, разве что только при повторах старых фильмов по телевидению в послеобеденное время между показом игры в снукер на бильярде и лошадиных заездов. Все же что-то есть в его работе, может быть, контакт с нелегальным, незаконным, иногда их разделяет только один шаг, который нельзя переступить.
Она хорошенькая, эта Клер Миллиндер, и то, что она знает это, не портит ее. Создается впечатление, что она одевается так, как ей нравится, и если это ей не идет, то «пусть им будет хуже». Она самоуверенна, а общая ее хрупкость вызывала у Резника, против его воли, восхищение. Почему же всего этого ему недостаточно?
Она рассказывала что-то о том, что она выросла на ферме на северном острове, о пляжах, о своих играх. Вино исчезало из его стакана слишком быстро, но, когда она подошла к нему с бутылкой, он позволил ей долить еще.
— Извините, что не сумела найти покупателя на ваш дом.
— Все нормально. — Она села на подлокотник его кресла, поставив бутылку к себе под ноги. — Я уверен, что вы сделали все возможное.
— Да, я очень старалась.
Ее пальцы легли ему на правое плечо около самой шеи. Когда он наклонил к ней свою голову, кончики ее ногтей коснулись его щеки.
— Вы не знаете, Чарли, почему вы такой привлекательный мужчина? Сама я не могу найти ответ на этот вопрос.
— Тогда, может быть, это вообще неправда.
— Да, наверное, так оно и есть. — Она ухмыльнулась. — Вы непривлекательны.
Ее язык прошелся по его зубам в обе стороны, затем стал исследовать его рот. Язык был теплым и ни мгновения не оставался в покое. Ее губы были мягкими и, конечно, пахли вином. Это напоминало ягоду черной смородины. Его рука наткнулась на ее грудь и тут же отдернулась, как от удара током.
— Чарли, я не могу целовать вас и смеяться одновременно.
— А что вы предпочитаете?
Джонни Ходжес пробивал себе дорогу через «Ворм-Вэлли» Эллингтона. Когда они съехали на пол, Клер ухитрилась сбросить свои ботинки и одновременно ухватить закачавшуюся бутылку с остатками вина. Если кто-то и щекотал слегка пальцы на ее ноге, то, вероятно, это был один из котов. Резник перекатился набок, чтобы не задавить ее своим весом. Труба и саксофон снова обменивались посланиями друг с другом; вызов и ответ, пришел и ушел. Пальцы Клер расстегивали его рубашку.
— Как агенту по продаже вашего дома, — говорила она при этом, — мне, как я полагаю, чрезвычайно важно осмотреть спальную комнату хозяина.
Резник откатился в сторону.
— Не надо, — сказала Клер, после паузы.
— Что?
— Вздыхать. Вы были готовы издать этот огромный тяжелый вздох и затем закрыть глаза и слегка покачать головой. Не так ли? В этом нет необходимости. Все в порядке. — Она стояла, разглаживая юбку, выправляя полосы на своих колготках. — Это случалось и раньше, — она усмехнулась, — правда, не так уж часто.
Резник чувствовал себя глупо, сидя на полу своей собственной гостиной со скрещенными ногами.
Она протянула руку и помогла ему подняться.
— Что с вами, Чарли? Верная любовь?
Смущенный, он смотрел в сторону.
— Вероятно.
— О-о! Чарли! — Клер сжала его руку, ткнула кулаком в живот, быстро поцеловала в шею. — Пошли. — Она потащила его обратно в сторону кухни. — Я чувствую, что умираю от голода, и вы должны дать мне что-нибудь поесть, пусть это будут даже рисовые хлопья. Кроме того, если мы закончим эту бутылку на пустой желудок, мы уснем рядышком, а этого не должно быть никогда.
— Это все, что вы едите? — спросила Клер, глядя на свою тарелку. — Бутерброды?
— Чаще всего.
— А у вас больше нет?
— Я уже поел.
— Такой же?
— Что-то вроде.
— Тогда мне понятно, почему вы не хотите еще.
— Вам не нравится?
— О! Он великолепен. Просто мне не захочется есть всю неделю. Только и всего.
— Мы все еще никак не дойдем до вашего предложения, — заметил Резник.
Женщина засмеялась и продолжала жевать, не имея возможности говорить с набитым ртом.
— У нас есть программа, касающаяся в основном собственности, которая не продается очень долгое время. А положение с вашим домом не очень далеко от этого. Мы обсуждаем с владельцами возможность краткосрочной аренды. Три месяца, максимум шесть. Все-таки, какой-то доход. В условия аренды включается положение, разрешающее нам продолжать показывать помещение клиентам. С другой стороны, арендаторы могут покинуть помещение раньше срока, если найдут другое, более подходящее место. Так что такое положение устраивает всех.
— Я думаю, что смогу остаться здесь и дальше.
— Как я уже говорила, я не предлагаю делать что-либо подобное сейчас. Просто размышляю на случай, если никто не клюнет к весне…
— И если случится такое, то я найду холостяцкую квартиру своей мечты.
— Вот именно.
— Не знаю.
— Будут гарантии.
— Не знаю, понравится ли мне, чтобы незнакомые люди…
— Чарли, а кому вы собираетесь продавать этот дом? Своим друзьям?
— Продавать и сдавать в аренду — это не одно и то же. Представьте себе, что он не продастся…
— Никогда?
— Никогда.
— Можно продать рано или поздно все, что угодно.
— Но если я выеду, а затем по какой-либо причине должен буду вернуться обратно…
— Чарли. — Она близко подошла к нему, вплотную, но без каких-либо проявлений сексуальных чувств, которые испарились. — Вы не хотите выезжать, не так ли? Это ваш дом, вы здесь у себя.
Его взгляд был устремлен мимо ее лица.
— Может быть, в этом-то и вся проблема. — Она слегка поцеловала его в щеку и отступила назад. — Мы друзья, Чарли Резник?
— Может быть. — Теперь улыбался он.
— Чарли, — произнесла она с наигранной суровостью, — мы ведь не обсуждаем здесь какую-нибудь крупную сделку или вообще мировые проблемы…
— Послушайте, — перебил ее Резник, — теперь, когда вина больше нет, я могу предложить пару пива из холодильника.
Вернувшись в гостиную, он дал ей возможность прослушать раннего беззаботного Лестера Янга. Она рассказала ему, как ей пришлось работать официанткой, чтобы учиться в университете, о том, как она собирала киви до тех пор, пока его не стало дешевле выращивать в других местах. Резник слушал, кивал головой, задавал ей вопросы, а сам все время прокручивал в голове слова, сказанные ею раньше.
— Клер.
— Да? — Она посмотрела на него, оттопырив нижнюю губу кончиком языка. Обеими рунами она обхватила высокий стакан с пивом. Это был подходящий момент, чтобы подойти к ней и поцеловать в губы.
— Аренда такого рода, о которой вы говорили до этого, — сказал Резник, — вы не устраивали такую для человека по имени Грабянский?
