Но если это и впрямь было покушением на Барбера, то приходилось признать факт, что предпринято оно кем-то из домашних. Резиденция хорошо охранялась, шансы проникнуть в нее снаружи были ничтожны. Дерек еще раз перебрал в памяти всех, кого так часто видел и так мало знал. На первый взгляд, подозревать любого из них было абсурдно, поскольку, не говоря уж обо всем остальном, смерть судьи неминуемо привела бы всех к потере своих исключительно теплых и доходных мест. Он также вспомнил, что Бимиш («подозреваемый номер один», как, несомненно, окрестил бы его любимый романист-детективщик Дерека) был прекрасно осведомлен о системе ночных дежурств. Разве стал бы он рисковать быть застигнутым на месте преступления, при том что его повседневные служебные обязанности предоставляли бесчисленное количество возможностей, куда более подходящих для преднамеренного убийства?
При этой мысли странная идея забрезжила в голове Дерека. Предположим, что Бимиш прокрался в спальню Барбера и отвернул кран не с намерением убить судью, а просто в качестве злой шутки, дабы продемонстрировать неэффективность ночных бдений маршала, и что собирался вернуться чуть позже, чтобы закрутить кран и посмеяться над заснувшим стражем. Фантастичное предположение, но вполне согласующееся с тем, что Дерек успел узнать о злобном чувстве юмора этого человека. А если так, то неожиданное появление Хильды испортило ему все удовольствие. Дерек решил на следующий День внимательно понаблюдать за Бимишем — не выдаст ли тот ненароком своей осведомленности в ночном происшествии?
Потом он перешел к рассмотрению кандидатур Сэвиджа и Грина и с огорчением обнаружил, что их личности в качестве потенциальных убийц по-прежнему остаются для него такими же белыми пятнами, как и раньше. Он решил, что впредь следует сблизиться с ними и изучить их индивидуальности, но как это сделать, не имел ни малейшего понятия. Миссис Скуэр, разумеется, можно было сразу исключить. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: она не из тех женщин, которые способны встать в три часа утра, чтобы кого-нибудь убить, или по любой иной причине, если только ею внезапно не овладела какая-нибудь жуткая мания. Таким образом, оставалась еще лишь одна возможная подозреваемая — сама Хильда. И здесь очередная, еще более невероятная идея пришла ему в голову: она пустила газ в комнате мужа единственно ради того, чтобы получить удовлетворение, «раскрыв» покушение и предотвратив его. Другой причины такого поступка, кроме удовольствия от демонстрации реальной необходимости продолжать ночные дежурства, он не мог себе представить, но готов был признать, что Хильда может иметь мотив, недоступный его пониманию. Не исключено, что она немного безумна, и безумие это проявилось в том, что она вообразила себе некий заговор против судьи и подстроила серию инцидентов в оправдание своей фантазии. В конце концов, мания преследования не такое уж редкое проявление умопомрачения, а в данном случае она могла просто принять необычную форму. Дерек поиграл с этой идеей и в какой-то момент даже готов был поверить, что нашел ключ к разгадке всей тайны, но вскоре понял, что это не годится. Он видел лицо Хильды и когда она откусила отравленную конфету, и сразу после нападения в Уимблингэме. Ни одного из этих инцидентов она придумать не могла. В этом он был совершенно уверен.
Дерек сдался и, уже проваливаясь в сон, подумал: если расследовать дело о попытке отравления судьи Барбера газом будет человек со стороны, например инспектор Моллет, в свой список подозреваемых он наверняка включит еще одно имя — имя Дерека Маршалла. И это предположение, как ни странно, показалось ему самым фантастичным из всех.
Хильда не выполнила своего обещания, точнее, угрозы, обсудить ночные события следующим утром. Осадок от них у всех трех участников был таким неприятным, что никому не хотелось к ним возвращаться. По поведению судьи невозможно было определить, прав ли был Дерек, предсказав ему утреннюю головную боль. Конечно, за завтраком он был весьма хмур, но не многим более, чем обычно. Равно нельзя было понять, помнит ли он вообще что-нибудь о том, как его разбудили ночью и сообщили, что он чуть не отравился газом. В результате за столом словно бы воцарился заговор молчания, при этом двое заговорщиков терялись в догадках: является третий член компании соучастником заговора или нет.
Во время особо скучных в тот день слушаний, однако, у Дерека (в промежутках между чтением Первой книги Самуила) было свободное время, чтобы далее поразмышлять обо всем этом деле, и в результате размышлений он решил днем поговорить с Хильдой. Памятуя об обстоятельстве, при котором они прервали разговор в тот утренний час, начал он неуклюже:
— Я кое-что хотел сказать вам по поводу прошлой ночи. Мне очень неловко, я…
— Мне очень неловко, я… — одновременно с ним произнесла Хильда, и оба рассмеялись. Лед между ними был сломан.
На Хильду невозможно долго сердиться, подумал Дерек и почувствовал себя по-детски счастливым от того, что она на него тоже не сердится.
— Перед тем как вы пришли, случилось кое-что, о чем я вам не рассказал, — продолжил Дерек. — В тот момент это не показалось мне важным, но теперь, задним числом, я думаю, что, может, был не прав.
Он рассказал ей о визите констебля и о том, что ставень в библиотеке, возможно, был поврежден. Хильду это озадачило.
— Очень неприятно, — прокомментировала она. — Нужно, разумеется, проследить, чтобы ставень починили. Но я не вижу, какое отношение это может иметь к тому, что произошло в спальне судьи. Вы же не думаете, что кто-то мог проникнуть в дом таким путем? Если бы это было так, то как он мог подняться по лестнице, не замеченный вами?
— Нет, — согласился Дерек, — я совершенно уверен, что этого быть не могло. Окна в библиотеке были закрыты, и шпингалеты никто не трогал. Но что помешало бы кому-то войти через парадную дверь, пока мы с полицейским осматривали дом сзади? Мне, видите ли, пришлось оставить ее открытой, поскольку у меня не было ключа.
— Понятно, — с сомнением произнесла Хильда.
— Допустим, кто-то топтался поблизости в расчете на то, что представится шанс проникнуть в дом. Он вполне мог ухватиться за эту возможность.
— Думаю, это всего лишь вероятность, — сказала Хильда. Рассуждения Дерека ее явно не убедили. Она с минуту додумала, и вдруг лицо ее озарилось догадкой: — Нет! — воскликнула она. — У меня есть идея получше. Это ведь был внешний ставень, так? Не вероятней ли предположить, что этот человек намеренно ослабил петли, чтобы свет мог проникнуть наружу? Он знал, что это отвлечет констебля от входной двери и даст шанс ему.
— А я позволил ему воспользоваться этим шансом, оставив дверь открытой. Вы правы, Хильда. У него было полно времени, чтобы подняться по лестнице, спуститься обратно и уйти, прежде чем я вернусь. Понимаете, что это значит? Я потратил несколько часов на то, чтобы вычислить, кто из домашних мог это сделать, а теперь получается, что это вовсе не обязательно было делом рук кого-то из живущих в доме.
— И этот чужой по-прежнему на свободе и может продолжить свои попытки убить моего мужа, — с горечью добавила Хильда. — Вот вам и Скотленд-Ярд. Но все равно у меня гора с плеч свалилась: не очень приятно думать, что в доме бок о бок с тобой живет либо преступник, либо маньяк. Однако я не собираюсь отбрасывать и вашу версию, Дерек. В конце концов, нет абсолютно никаких доказательств, что все произошло так, как мы сейчас описали. Мы должны по-прежнему быть начеку и учитывать все возможности, теперь даже больше, чем прежде.
— А пока, — вставил Дерек, — полагаю, вы захотите передать это дело в руки полиции?
Хильда покачала головой:
— Нет. Понимаю, что нам это сулит еще больше работы и волнений, но обращаться в полицию мы не можем.
— Но ведь, — возразил Дерек, — если действительно существует преступник, который, как вы правильно сказали, остается на свободе и пытается убить вашего мужа, мы обязаны сделать все, чтобы защитить судью.
— Знаю, — ответила Хильда. — Но я, так же как и вы, много думала об этом. Существует одно серьезное препятствие против обращения в полицию по этому конкретному поводу, препятствие, которого вы не осознаете. Если мы это сделаем, как вы думаете, что они прежде всего предпримут?
К тому времени Дерек прочел достаточное количество письменных показаний свидетелей, чтобы иметь представление о том, как работает полиция.
— Полагаю, они начнут опрашивать всех свидетелей, — сказал он.
— Именно. И к кому первому они обратятся?
— Надо думать, к судье.
— Вот-вот.
— Конечно, мы не знаем, может ли он сказать хоть что-то об этом происшествии. Если только… Он вам не говорил?..
— Нет. Он ничего мне не говорил. Вполне вероятно, что он вообще ничего не помнит о прошлой ночи.
