— Почему вы сказали «бедной» мисс Марпл?
— Потому что думаю, что вряд ли существовали большие страдания, чем те, которые должна была испытывать Клотильда все эти десять лет. Представьте, как страшно жить постоянно… с тем, с чем она должна была жить. Она сохранила Верити, сохранила в саду Олд Хауза, сохранила навсегда. Сначала она не понимала, что это означает. Беспредельная, страстная тоска по живой девушке. Вряд ли ее когда-нибудь мучили угрызения совести. Даже это было бы для нее утешением, но у нее была только тоска, бесконечная тоска. Сейчас я понимаю то, что сказала Элизабет Темпл. Может быть, даже лучше, чем понимала это она сама. Любить — страшно. Тот, кто любит, способен на самое страшное преступление. Клотильда должна была год за годом жить, помня о нем. Вы понимаете теперь, откуда было чувство страха у Антеи. Все время она знала, что сделала Клотильда, и понимала, что Клотильда догадывается об этом. Она боялась того, что может сделать с нею Клотильда. Клотильда отдала Антее пакет с пуловером и велела отнести на почту. Мне она сказала, что Антея не вполне нормальна и в приступах преследования или безумной ревности способна на что угодно. Я думаю… о, да… через некоторое время с Антеей что-то случилось бы… скажем, самоубийство, совершенное под влиянием чувства вины и угрызений совести…
— И, несмотря на все это, вы жалеете Клотильду? — спросил сэр Эндрю. — Зло в человеке, как злокачественная опухоль. Оно и ему самому причиняет страдания.
— Естественно.
— Вам, конечно, сказали уже, — вмешался Уонстед, — что произошло в ту ночь после того, как мисс Кук увела вас из комнаты?
— Что произошло с Клотильдой? Я помню, что она взяла стакан с молоком. Он был уже у нее в руках, когда мы выходили. Надо полагать, она выпила его.
— Да. Вы знали, что это случится?
— Тогда я об этом не думала, но сообразить, конечно, могла бы.
— Никто не успел помешать ей, да никто сразу и не сообразил, что в молоке был яд.
— Короче говоря, она выпила его.
— Вас это удивляет?
— Нет. Трудно удивиться этому. Для нее пришло время, когда она тоже захотела бежать… от всего, с чем должна была жить. Так же, как хотела этого Верити.
— Вы говорите так, будто жалеете ее больше, чем убитую ею девушку.
— Нет, это просто иная жалость. Верити мне жаль, потому что ей не удалось то, к чему она была так близка. Полная любви и самопожертвования жизнь рядом с выбранным ею мужчиной. Она лишилась всего этого, лишилась непоправимо. Я жалею ее за все то, что не досталось ей в жизни. Но она избежала того, что пришлось выстрадать Клотильде. Горя, отчаяния, страха, пожирающего ее и проникающего все глубже в душу зла. Клотильде пришлось жить с этим, жить вместе с сестрами, подозревавшими и боявшимися ее, жить вместе с девушкой, которую она не отпустила от себя. Верити осталась в Олд Хаузе, в саду, где Клотильда ее похоронила. Клотильда знала, что там, быть может, мысленно видела ее, когда приходила сорвать цветущую ветку хмеля. Верити все время была рядом с нею. Хуже этого уже ничего не может быть, не так ли? Хуже этого не бывает…
— От этой старушки веет холодом, — заметил сэр Эндрю Макнейл, когда мисс Марпл попрощалась и вышла.
— Такая спокойная… и такая безжалостная, — добавил заместитель шефа Скотланд Ярда.
Профессор Уонстед, проводив мисс Марпл к ожидавшей ее внизу машине, вернулся к собравшимся. — Какого вы мнения о ней, Эдмунд?
— Самая страшная женщина, которую мне приходилось встречать, — ответил министр внутренних дел.
— Безжалостная?
— Нет, я не это имел в виду, но… словом, страшное существо.
— Немезида… — задумчиво проговорил Уонстед.
— Те две сотрудницы, — сказал представитель прокуратуры, — из секретной службы, которым было поручено охранять ее… были просто ошеломлены поведением старушки в ту ночь. В дом они проникли без труда, спрятались в чуланчике, а потом, когда все разошлись по комнатам, одна из них пробралась в спальню мисс Марпл, а другая притаилась в коридоре. Та, которая была в спальне, говорит, что выскочив из шкафа, увидела, как старушка с накинутой на плечи пушистой розовой шалью совершенно спокойно, словно старенькая учительница, беседует в убийцей. У нее, говорит она, дух перехватило от этого зрелища.
— Розовая пушистая шаль… — пробормотал Уонстед. — Как же, помню…
— О чем?
— Старый Рейфил, рассказывая о старушке, внезапно рассмеялся и сказал, что одного момента не забудет до конца жизни. Ночью в Вест-Индии к нему в спальню ворвалась невообразимо смешная старушенция в розовой пушистой шали на голове и потребовала, чтобы он немедленно поднялся, потому что необходимо воспрепятствовать убийству. «В чем дело, черт возьми? — воскликнул он. — Кто вы такая?» Старушка ответила, что она — Немезида. Немезида! По его мнению, трудно было представить кого-то, менее похожего на богиню возмездия, чем Розовая шаль… Эта деталь мне понравилась, — задумчиво проговорил профессор, — очень понравилась.
— Майкл, — сказал профессор Уонстед, — разрешите представить вам мисс Марпл, столько потрудившуюся ради вас.
Тридцатидвухлетний молодой человек немного скептически посмотрел на седую, дряхлеющую женщину.
— О… гм… мне рассказывали о вас. Большое спасибо. Потом он перевел взгляд на Уонстеда.
— Это правда, что меня помилуют или оправдают — или как там это называется?
— Правда. Очень скоро вы будете на свободе.
— Так… — Прозвучало это довольно неуверенно.
— Думаю, что вы очень скоро привыкнете, — негромко заметила мисс Марпл.
Она задумчиво смотрела на молодого человека, представляя, каким он был десять лет назад. Лицо у него и сейчас красивое, думала она, хотя следы пережитого, разумеется, заметны. Тогда он, вероятно, был просто обаятелен. Может быть, это еще вернется к нему. Подбородок немного безвольный, но глаза очень красивы и смотрят так открыто, что невольно хочется верить ему. Очень напоминает… кого только?.. Ну, конечно, Джонатана Беркина! Тот пел в хоре, чудесный был у него голос. И девушки прямо с ума по нему сходили. Жаль, что он впутался в эту историю с подделкой чека…
— Гм… — снова повернулся к ней Майкл с еще более, пожалуй, чем раньше, смущенным лицом. — Большое спасибо за то, что вы сделали для меня.
— Я выполняла порученное мне дело, — ответила мисс Марпл. — Ну, рада была познакомиться с вами. Прощайте. Надеюсь, судьба теперь повернется к вам лицом.
— О, да. Спасибо, большое спасибо. Я… я… поверьте, я и впрямь очень благодарен. — Голос Майкла по-прежнему звучал крайне неуверенно.
— Благодарить следовало бы не меня, а вашего отца.
— Отца? Не очень-то он обо мне беспокоился.
— Перед смертью главной заботой вашего отца было добиться для вас справедливости.
— Справедливость… — задумчиво проговорил Майкл.
— Да, для вашего отца это было главным. Он сам, мне кажется, был очень справедливым человеком. В том письме, где он поручил мне эту задачу, было сказано: «…людские суждения, как ручейки, а правда среди них, как многоводный поток».
— Шекспир?
— Нет, Библия…
Мисс Марпл развернула небольшой пакетик, который держала в руке.
— Они отдали мне это, — сказала она. — Думали, что я захочу оставить, раз уж помогла выяснить, что с нею на самом деле случилось. Мне, однако, кажется, что у вас больше прав… если, конечно, хотите. Может быть, и не хотите…
Она протянула молодому человеку фотографию Верити Хант, ту самую, которую когда-то Клотильда показала ей в Олд Хаузе.
Майкл взял снимок в руки и долго смотрел на него. Сначала черты его лица смягчились, потом вновь стали жестче. Мисс Марпл молча глядела на него. Стояла полная тишина. Профессор Уонстед наблюдал за обоими: старухой и молодым человеком.
Профессор чувствовал, что он свидетель кризиса, который, быть может, определит всю дальнейшую жизнь Майкла.
Майкл вздохнул и отдал фотографию мисс Марпл.
— Вы правы. Не надо. Это то, что уже ушло… Верити умерла… тут ничем не поможешь. Я должен начинать заново… Вы… вы понимаете меня?
— Понимаю и думаю, что вы правы. Желаю вам счастья в новой жизни.
Попрощавшись, Майкл вышел.
— Не слишком приветливый парень, — заметил Уонстед. — Мог бы и погорячее поблагодарить вас за то, что вы сделали.
— О, это ерунда, иного я и не ожидала. Ему бы только — начать жизнь заново. Я думаю, он найдет себе в ней место. Он не ожесточился, это главное. Я понимаю, почему Верити так влюбилась в него…
— Быть может, теперь он не свернет с правильного пути.
— В этом я как раз не совсем уверена. Не знаю, сможет ли он сам справиться… Самое лучшее, что я могу ему пожелать, это встретить по-настоящему хорошую девушку.
— Что мне больше всего в вас нравится, — сказал профессор, — так это изумительно практический ум!
— Сейчас она будет здесь, — сказал мистер Бродриб Шустеру.
