Внезапно я почувствовал на затылке чей-то взгляд и, обернувшись, увидел коротышку Финли. Я повел себя как джентльмен, приподнял шляпу и представился офицером полиции на службе ее величества. Парень вытянул шею и уставился на меня сначала одним глазом, потом другим.
— Значит, полицейский? — буркнул он, затем быстро обернулся, словно боясь, что я проскользну ему за спину. Шагнув в сторону и продолжая оборачиваться, он забормотал по-гэльски[40] что-то неразборчивое и явно оскорбительное, после чего прошмыгнул мимо меня. В жизни не видел ничего подобного!
Финли и Кеннеди подтащили фортепиано к краю фургона, потом Кеннеди спрыгнул вниз, а Финли подтолкнул к нему инструмент и тоже спрыгнул, пытаясь его приподнять. Это ему не удалось, и он, дрожа от натуги, свалился на землю, дрыгая конечностями и изрытая гэльскую ругань. Ирландец вздохнул и ловко перехватил у помощника фортепиано. Но тот вместо благодарности вскочил на ноги и с криком „С дороги, саксонские[41] подонки!“ расчистил путь для Кеннеди, с трудом подтаскивающего инструмент к двери.
Тем временем Холмс вместе с Уотсоном бродил взад-вперед, насвистывая и что-то рассматривая в лупу. Так как ему явно было нечем заняться, я снова попытался вовлечь его в разговор о моем деле.
— Ваш долг, сэр, оказывать полиции всестороннюю помощь. Факты таковы…
Не обращая на меня никакого внимания, Холмс громко объявил:
— Внимательно изучив все обстоятельства, я сформулировал наиболее эффективный метод подъема фортепиано по лестнице. — Когда на улице воцарилась тишина, он закончил: — Инструмент нужно толкать вверх постепенно, поднимая с каждым толчком на одну ступеньку!
Ничего себе, великое открытие! Работа предстояла нелегкая, учитывая, что ступенек было семнадцать (не один Холмс умеет наблюдать за тем, что творится вокруг него!). Махнув рукой, я отошел.
Толпа стала настолько шумной, что это прошибло даже Холмса. Когда Финли, Кеннеди, Уотсон и я тащили фортепиано в подъезд (я принял в этом участие, решив, что на улице все равно не получишь никакой информации), Холмс закрыл дверь, но гул голосов все равно был слышен.
Кеннеди стал толкать инструмент вверх, покуда Финли подбадривал его своими мерзкими шотландскими возгласами.
Бедная миссис Хадсон только стонала, понимая, во что превратит такой громоздкий и тяжелый предмет ее лестницу. Пытаясь ее успокоить, Уотсон снял галстук, очевидно, полагая, что уменьшит вред, подвязав им инструмент снизу.
Добравшись до верхней ступеньки, Кеннеди фантастическим усилием вытолкнул фортепиано на лестничную площадку. Несколько деревянных половиц треснули, и миссис Хадсон издала страдальческий вопль.
— Прошу прощения, Холмс! — пропыхтел Уотсон.
— Отойдите отсюда, Уотсон! — рявкнул Холмс.
Финли решил сыграть роль миротворца и развести сердитых джентльменов, но Холмс отшвырнул его. Шотландец налетел на Уотсона, который оттолкнул его назад. Отчаянно гримасничая и стараясь удержаться на ногах, Финли вцепился костлявыми руками Холмсу в горло. Доктор Уотсон хотел схватить его за ногу и оттащить в сторону, но смог только поймать его за штаны.
Мне оставалось только качать головой, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Я опытный профессионал и сразу понял, что ситуация складывается критическая. Конечно, профессиональному полисмену ничего не стоит управиться с подчиненными, но штатские всегда думают, что могут во всем разобраться без всякой тренировки. Короче говоря, доктор дернул Финли за штанину и разорвал ему брюки пополам.
— Вы мне штаны порвали! — заорал шотландец. Казалось, крик вырвался у него откуда-то из самого желудка.
— Иду на помощь, Финл! — крикнул верный Кеннеди и загромыхал вниз по лестнице с явно угрожающими намерениями.
— Берегитесь, старина! — крикнул Холмс, завидев ирландского амбала.
Бросив Финли, они расступились в разные стороны. Но Кеннеди уже не мог остановиться, споткнулся о своего помощника и с ужасающим грохотом прошиб, словно валун, закрытую дверь, оставив в ней дыру шириной с его плечи и приземлившись в толпе снаружи. Сила удара была такова, что человек двадцать со стонами покатились в уличную грязь. Те, кто удержались на ногах, стали звать полицию.
Когда я подошел к Холмсу и Уотсону, заглядывающим в дыру, великий сыщик хладнокровно заметил:
— В наши дни чертовски трудно раздобыть хороших грузчиков. Вы со мной согласны, Уотсон?
Финли усмотрел в ситуации удобную возможность для нападения сзади. К счастью, он запутался в рваных брюках и упал лицом вниз. Но Холмс решил, что с него довольно, и я не мог с ним не согласиться.
— Раз-два взяли, а? — обратился он к Уотсону. Доктор улыбнулся и распахнул дверь настежь.
Я шагнул в сторону, когда они подняли Финли за руки и за ноги, качнули его несколько раз и швырнули как есть, в разорванных штанах прямиком в толпу рядом с Кеннеди. В этот момент застучали полицейские дубинки и послышались свистки бравых защитников жителей Лондона, откликнувшихся на призыв о помощи.
Холмс и Уотсон посмотрели друг на друга, улыбнулись и понимающе кивнули.
Полиция появилась в тот момент, когда Кеннеди помогал Финли подтягивать рваные брюки. При этом шотландец орал благим матом и дрыгался как заяц, так что Кеннеди пришлось нелегко.
Неудивительно, что полицейские тут же схватили Кеннеди, но Финли бросился на помощь товарищу с шотландским боевым кличем, изрядно ошарашив служителей закона. Несмотря на отчаянное сопротивление, обоих окрутили, запихнули в фургон и увезли.
Вернувшись в дом, мы поднялись на второй этаж и попытались помочь миссис Хадсон. Холмс уселся на крутящийся табурет для игры на фортепиано, который принес снизу, и начал успокаивать свою квартирную хозяйку, которая подметала пол шваброй, что-то сердито бормоча. Когда Холмс заметил, что инструмент, по крайней мере, удалось поднять наверх, она бросила на него грозный взгляд и свирепо замахала шваброй. Не видя от злости ничего вокруг себя, бедная женщина наткнулась на Холмса и плюхнулась ему прямо на колени, словно какая-нибудь шлюшка из дансинга. Не удержавшись на месте приземления, она пролетела по воздуху добрые шесть футов (готов поклясться в этом перед судом!), мимолетом сбила с ног Уотсона и стукнулась о дверь в комнату Холмса с такой силой, что дверь открылась, и миссис Хадсон ударилась о стол, заваленный бумагами, трубками, табачными кисетами, ножами, револьверами и реактивами для химических опытов, смахнув всю эту коллекцию на пол.
Холмс устремился на помощь старухе, но остановился, глядя на нее. Волосы миссис Хадсон были всклокоченными, одежда — мятой и грязной. Даже „великий сыщик“ с Бейкер-стрит почувствовал, что к ней надо приближаться, соблюдая осторожность. Понимая, что должен помочь пожилой женщине, Холмс наконец попытался поднять ее с пола, но рука миссис Хадсон внезапно выскользнула из его вспотевших пальцев. Потеряв равновесие, Холмс отлетел назад и ударился головой о большое зеркало, оставив на нем трещину, а миссис Хадсон вновь свалилась в груду химикалий, табака, пороха и прочего хлама.
В результате этого потока неприятностей миссис Хадсон лишилась способности связно выражать свои мысли. Она походила на птицу, пытающуюся снести яйцо слишком большого размера. Хотя я был вооружен, но опасался к ней приближаться и предпочел наблюдать, стоя за пределами комнаты.
В бешенстве пытаясь найти способ разрядить свои чувства, миссис Хадсон схватила таз с водой и выплеснула ее на Холмса. Тот пригнулся, и холодная вода угодила в лицо подошедшему Уотсону. Холмс громко расхохотался, что, как мне показалось, абсолютно не подобало джентльмену.
— Ха-ха-ха! Видели бы вы себя, старина!
Уотсон также, казалось, не вполне отдавал себе отчет в своих действиях. Подойдя к мистеру Холмсу, он с силой ударил его ногой в правую лодыжку. Несколько секунд Холмс прыгал на одной ноге, потом, словно боевой петух, быстро забежал Уотсону в тыл и что было силы пнул его в зад. После этого Холмс и Уотсон стали пинать друг друга на полном серьезе. На это стоило посмотреть! В таких обстоятельствах я бы поставил деньги на ветерана войны вроде доктора, однако Холмс ловко увертывался, громко выкрикивая подозрительные французские словечки, и, как истый лягушатник, лупил беднягу Уотсона по самым чувствительным местам. По-моему, это яркое подтверждение того, что я всегда говорил о людях, время от времени непременно обнаруживающих свою истинную сущность, но я слишком вежлив, чтобы повторять это тогда или теперь.
Должен с сожалением признать, что Уотсону не везло. Чувствуя близкое поражение, он внезапно схватил с подставки большую свечу и огрел ею Холмса по голове. Съежившись от сильного удара и пятясь задом, Холмс оказался на площадке и… налетел спиной на фортепиано. Оно удержало его от дальнейшего отступления, но подкатилось к краю лестницы и поехало вниз.
