— Готабки, — поправил Резник. — Фаршированная капуста с чесночным и томатным соусами.
Но Сюзанна Олдс уже проехала через ворота и включила сигнал левого поворота.
«Мистер Маккензи находится в редакторской вместе с мистером Фриманом Дэвисом и дал строгие указания, чтобы его никто не беспокоил. Согласно имеющейся в приемной информации, мистера Роя в здании нет. Что касается мисс Вулф, то можно попытаться посмотреть, нет ли ее в столовой».
Дайаны Вулф там не оказалось, но Резник узнал одного из посетителей столовой. В углу в одиночестве сидел Роберт Делевал. Он смотрел в окно и считал ворон.
«Вероятно, — подумал Резник, — он ищет вдохновение. Разве не этим обычно занимаются писатели?»
— Вы не возражаете, если я присяду к вам?
Делевал небрежно махнул рукой в сторону свободных стульев. Всем своим обликом он напоминал человека, который только что закончил писать «Великого Гэтсби» и обнаружил, что единственный экземпляр рукописи был утерян при пересылке почтой.
— Это не самые лучшие дни в вашей жизни?
Делевал отрезал кусок от солидной порции пирога с творогом, затем еще один и еще. «Не играй со своей едой, — наставляла мать Резника, — это не игрушка».
— Вы знаете, как обычно говорят, — начал Делевал, продолжая уничтожать пирог, — про что-либо гинекологическое, что-либо ниже женского пояса? «Женские проблемы». Что случилось с тетушкой Софи? «Женские проблемы». Вот так и со мной.
Резник посмотрел на него с новым интересом.
— Женские проблемы?
— Писательские проблемы.
— Что, это одно и то же?
— Нет, просто они столь же непостижимы для всякого, кто не страдает от них.
Резник понял, что этот разговор обещает стать одним из таких, которые не только не воодушевляют, но дают обратный результат. Почему-то он всегда считал, что писатели — это такие люди, с которыми интересно побеседовать.
— Значит, вы пришли, чтобы арестовать его?
— Кого арестовать? — спросил Резник. Где-то в его голове промелькнула мысль, «а правильно ли он сказал, не было ли более правильно спросить «арестовать кого?» Что же это такое: вы посидели с писателем пять минут, будь хоть он разнесчастным ублюдком, и этого уже достаточно, чтобы вы ставили под сомнение свое знание грамматики?
Во всяком случае Делевал, очевидно, не обратил на это никакого внимания.
— Нашего уважаемого режиссера, конечно.
— За то, что он ударил Маккензи?
— Врезал прямо в точку. В его поганый рот. — Делевал заметно оживился. — Швы в форме бабочки, болеутоляющие лекарства, законченная картина. — Затем он снова скис. — Только, пожалуй, он должен был ударить посильнее. И не один раз, а побольше. Чего не хватало в этом маленьком сценарии, так это парочки хороших ударов снизу.
— Последний раз, когда мы говорили, — напомнил ему Резник, — вы произносили смертельные угрозы в адрес Роя, а не Маккензи.
— Это было до того, как Гарольд стал героем неофициальной конфедерации писателей, работающих на телевидение.
— Продюсер погубил ваш сценарий?
Делевал взял еще кусок своего пирога.
— Скорее украл его. — Он уронил нож на край тарелки. — Пару лет тому назад я обратился к Маккензи с идеей создать сериал о простой семье, которая выигрывает большую сумму денег в карты, лотерею, делая ставки на футбольные команды или еще каким-то образом, безразлично каким. Маккензи заинтересовался, даже пришел в возбуждение. Мы работали все время, включая завтраки, обеды, сидя в кожаных креслах с рюмкой в руке после обеда, то есть до того времени, когда такси развозили нас по домам. Идеи набрасывались на салфетках, меню, пачках сигарет. «Дайте мне общий набросок, — заявил Маккензи, — и мы все решим окончательно». Прошел месяц, и я приготовил черновой вариант сценария. К нему проявил интерес четвертый канал. Маккензи и я создаем компанию. Финансирование обещано. «Продолжайте в том же духе, — распорядился он, — я контролирую ситуацию». Он также сказал: «Вы развивайте этот сценарий так, как считаете нужным. Это ваш ребенок».
Делевал посмотрел вокруг себя, осознав внезапно, что он сильно повысил голос и что другие посетители начинают обращать на него внимание.
— Почти год я работал над сценарием, — продолжал он, понизив голос. — Четвертый канал вылетел в трубу. Заинтересовалась Би-би-си, действительно заинтересовалась. Если бы была возможность так переделать сценарий, чтобы его можно было показать Фелисити Кендал, у них потекли бы слюнки. Так, ладно. Все еще нет денег, и ничего не светит впереди. Но я продолжаю работать. В конце концов, как сказал этот человек, это мой ребенок, и вы не дадите вашему ребенку умереть от голода лишь потому, что вы не предпринимаете должных усилий, так ведь? В это время все серии и сам департамент по сериалам засасывается в один конец пылесоса Би-би-си и выбрасывается через другой конец. Кажется, никто из них не знает, стоят ли они на головах или же на ногах. Их сценарии прикрыты, нет больше и Фелисити Кендал. Маккензи приносит нашего обожаемого, но немного постаревшего младенца сюда, в этот центр драмы независимого телевидения. Внезапно моя идея становится чем-то другим, идеей кого-то другого. Даже идеями. Теперь это какая-то гидра со многими головами, пытающаяся бежать одновременно в шести различных направлениях и отчаянно стремящаяся быть всем для всех людей. От того, что я имел в виду в самом начале, почти ничего не осталось.
— Но, — отметил Резник, — это ваша идея.
Роберт Делевал откинул назад голову и рассмеялся.
— Подписано, запечатано и доставлено, продано тому, кто больше заплатил. Да, даже писатели должны есть. Ваш ребенок? А вот документы об усыновлении. Конечно, мы воспитаем его правильно. О, нам, может, придется пошлепать его иногда, чтобы слушался. Несколько грубое обращение, но вы же знаете: тот, кто это делает, сам испытывает боль!
Резник осмотрел столовую, надеясь увидеть Дайану Вулф. То, что началось так интересно, перешло в смесь злобы и жалости к себе.
— Вы знаете, что нужно автору для того, чтобы добиться успеха в своем деле? — спросил Делевал.
Резник пожал плечами. Пора было извиниться и уйти.
— Вы знаете?
Делевал теперь почти гремел, и сидевшие за ближними столиками перестали делать безразличный вид и открыто уставились на него.
— Что ему нужно, — Делевал был уже на ногах и повернулся к сидящим в зале, — кроме кожи носорога и постоянно кивающей в знак согласия головы, кроме чрезвычайно длинного языка, который не грубеет по краям?
Он схватил тарелку со стола и поднес ее к лицу.
— Что любой уважающий себя писатель должен уметь делать… — он собрал руной остатки пирога и стал засовывать их в рот, продолжая кричать, — …есть дерьмо и делать вид, что получаешь удовольствие.
После такой тирады Резник чуть не пропустил появление Дайаны Вулф. Она постучала его по плечу пальцем, когда он проходил мимо. Женщина стояла почти в начале очереди, балансируя подносом с тарелкой салата, йогуртом с низким содержанием жиров и банановым вкусом и черным кофе.
— Вы можете съесть это в другом месте?
— Пожалуйста.
Он проследовал за ней через двери, вдоль широкого коридора, вверх на один этаж по лестнице и в маленькую комнату с окнами, выходящими на площадку для парковки машин. В комнате находилось кое-какое оборудование для работы над фильмом, два монитора и двойная стопка видеокассет, которые Резник сдвинул вдоль стола с тем, чтобы Дайана могла поставить свою еду. Он решил, что это ее второй завтрак.
— Пожалуйста, — предложила она, придвинув к нему кофе. — Он черный. Хотите?
— Он ваш.
Она покачала своей прекрасной головой с рыжими волосами.
— Я пью слишком много этой штуки. Мне проще купить его и затем вылить в горшок с цветами, чем пройти спокойно мимо места, где стоит горячий кофе. Так что, если вы его выпьете, мне не надо будет продолжать убийство домашних растений, которые так предусмотрительно расставила здесь компания.
Резник взглянул на нее.
— Ну, зато она не предоставляет посудин для отвергнутого кофе.
В его взгляде не было удивления по поводу выливаемого в цветы кофе. Она явно интересовала Резника и знала это. Аккуратно, двумя пальцами, большим и указательным, она взяла несколько ростков люцерны и поднесла их к своему рту. Дайана сидела, закинув одну длинную ногу за другую. Ее белый комбинезон был свободен на бедрах и не так широк там, где поверх атласной, цвета электрик, блузки был подвязан нагрудник.
— Я полагаю, что у Роберта был один из его маленьких припадков.
— Это случалось раньше?
— Как по расписанию. У Роберта бывает больше предменструальных периодов, чем у меня и любой дюжины моих подруг вместе взятых. У него просто не бывает кровотечений, только и всего.
— Не так, как у Маккензи.
