— О боже, полным-полно — целый зал старых дев и калек! Мне вскоре надоело, и я пошел в «Гранд-отель». Хотел кое с кем поговорить. И конечно же с моим везением налетел прямиком на матушку. Она как раз выходила, и я спрятался от нее за какой-то глупой пальмой, которая у них там стоит. А потом подумал, вдруг она идет к Алексису, и покрался за ней.
— И она встретила Алексиса?
— Нет, пошла к чертовой модистке.
— Какая досада!
— Еще бы. Я немного подождал, она вышла и направилась к Зимнему саду. «Эге! — сказал я себе, — что же, она идет моим курсом?» Поковылял за ней, и будь я проклят, если она не притащилась на тот же самый адский концерт и не высидела его до конца! Да я вам назову, что они играли! Называется «Героическая симфония». Такая дрянь!
— Тц-тц! Как утомительно.
— Да, ни в какие ворота, поверьте на слово. И я заметил, что мать будто ждет кого-то, все время озирается и суетится. Она просидела всю программу до конца, но когда дошло до «Боже, храни короля», снялась и вернулась в «Гранд-отель». Вид у нее был — точь-в-точь кошка, у которой отняли мышку. Я посмотрел на часы — черт возьми, уже без двадцати час!
— Какая прискорбная потеря времени! Полагаю, вам пришлось отказаться от поездки домой в «бентли» с той любезной дамой?
— Кому, мне? Вот еще. Женщина была чертовски хороша, а с Алексисом никакой спешки не было. Я вернулся на Рыночную площадь, мы встретились. И поехали домой. По-моему, это все. Нет, не все. Я купил несколько воротничков в магазине возле военного мемориала. Кажется, у меня чек сохранился, если нужно. Да, вот он. В карман чего только не засунешь. На мне сейчас один из этих воротничков, если хотите взглянуть.
— Нет-нет, я вам верю.
— Хорошо! Вот, собственно, и все — нет, еще я зашел на ланч в «Перья». Моя прекрасная дама высадила меня там и, видимо, отправилась в сторону Хитбери. После ланча, то есть примерно в 13.45, я снова пытался сладить с машиной, но не добился ни малейшей искры. И решил проверить, может, деревенский механик разберется, что к чему. Пошел, привел его, спустя некоторое время они обнаружили, что поврежден провод зажигания, и все наладили.
— Пока все понятно. В котором часу вы и леди в «бентли» приехали к «Перьям»?
— К часу дня. Помню, как раз пробили церковные часы, а я сказал, что, мол, надеюсь, она не опоздает на свой теннисный матч.
— А когда вы пришли в гараж?
— Чтоб я знал. Около трех или полчетвертого, наверно. Может, они вам скажут.
— Да, они смогут это проверить. Какая удача, что столько людей могут засвидетельствовать ваше алиби, не правда ли? Иначе, как говорится, это было бы подозрительно. Теперь вот что. Когда в четверг вы были на Хинкс-лейн, то не видели, как кто-нибудь или что-нибудь движется по берегу?
— Ни души. Но я же вам объясняю, что был там только до десяти и после 13.45 и не мог ничего особенного увидеть.
— Между 13.45 и тремя часами никто не проходил?
— А, в это время? Я думал, вам надо раньше. Да, был один малахольный в шортах. И в роговых очках. Пришел по Хинкс-лейн, сразу как я вернулся, если точно — в 13.55. Спрашивал время.
— Вот как? С какой стороны он шел?
— Из деревни. То есть со стороны деревни, сам он не был похож на деревенского. Я сказал ему, сколько времени, он спустился на пляж и расположился на ланч. Потом убрался, во всяком случае, когда я вернулся из гаража, его там не было. Думаю, он ушел раньше. Я с ним особо не беседовал. Да он особо и не стремился после того, как я ему разочек дал пинка под зад.
— Вот те на! За что?
— Нос совал не в свое дело. Я бьюсь с этой чертовой машиной, а он стоит над душой и задает глупые вопросы. Я велел ему убираться, а не блеять: «Что, не заводится?» Чертов недоумок!
Уимзи засмеялся:
— Да, похоже, он нам не подходит.
— Для чего? На роль убийцы? Вы все еще хотите представить это убийством? Могу поклясться, этот сморчок ни при чем. На вид — вылитый учитель воскресной школы.
— Вы видели только его? Больше никого — ни мужчины, ни женщины, ни ребенка? Ни из птиц, ни из скота?[148]
— Да нет. Нет. Никого.
— Гм. Что ж, весьма обязан вам за откровенность. Мне придется рассказать все это инспектору Ампелти, но не думаю, что он станет вас беспокоить. И, по-моему, нет ни малейших причин посвящать в это миссис Уэлдон.
— Я же говорил, что вовсе ни при чем.
— Точно. Кстати, когда именно вы уехали в пятницу?
— В восемь утра.
— Что-то рано.
— Тут больше нечего было делать.
— Почему?
— Ну Алексис-то был мертв?
— А откуда вы знали?
Генри от души расхохотался.
— Думали, на этот раз прижучили, ага? Я знал, потому что мне сказали. В четверг вечером зашел в «Перья», и там, конечно, все слышали, что на берегу нашли мертвеца. Зашел и местный бобби, он в Дарли не живет, но время от времени наведывается на велосипеде. Он по каким-то делам был в Уилверкомбе. Рассказал нам, что у полиции есть фото трупа. Они его уже проявили и опознали на нем парня из «Гранд-отеля» по имени Алексис. Спросите бобби, он подтвердит. Вот я и решил, что пора сматываться домой, ведь мать будет ждать соболезнований именно оттуда. Ну как вам, а?
— Исчерпывающе, — сказал Уимзи.
Он оставил Генри Уэлдона и направился в полицейский участок.
— Железное, неопровержимое, — бормотал он под нос. — Но зачем он солгал про лошадь? Если она бегала на свободе, он должен был ее видеть. Разве что она сбежала уже после восьми утра. А почему бы и нет? Железное, железное — и это чертовски подозрительно!
Глава XX
Свидетельствует леди за рулем
Сударыня, мы незнакомы.
Но та, кого я знал когда-то,
Была на вас похожа.
«Трагедия невесты»
Четверг, 25 июня
Услышав о том, что Хэвиленд Мартин нашелся, суперинтендант и инспектор, похоже, больше удивились, чем обрадовались. Они чувствовали, что любители их обставили, хотя дело, как оба поспешили указать, осталось столь же запутанным или даже запуталось еще сильнее. Но только если считать его убийством. С другой стороны, открывшиеся факты некоторым образом свидетельствовали в пользу самоубийства, правда, лишь от противного. На месте зловещего Мартина, который мог оказаться кем угодно, теперь был всем знакомый мистер Генри Уэлдон. Правда, стало ясно, что у Генри Уэлдона была очень веская причина желать, чтобы Поль Алексис исчез.
Но он вполне правдоподобно объяснил свое присутствие в Дарли, хоть и выглядел при этом дураком. И было абсолютно очевидно, что оказаться в два часа на Утюге он никак не мог. Кроме того, тот факт, что он уже пять лет известен как Хэвиленд Мартин в очках с темными стеклами, сделал его последний маскарад практически бессмысленным. Мартин был придуман не для сиюминутных нужд, и раз он уже существовал, было естественно использовать его для слежки за матерью.
Основные моменты истории Уэлдона легко поддавались проверке. Чек за воротнички был датирован 18-м июня, и не было похоже, что дату подчистили. В магазине это подтвердили и сообщили также, что чек был выписан в числе последних шести, выданных в тот день. В четверг был короткий день, магазин закрывался в час — понятно, что покупка совершена незадолго до этого времени.
Следующим по степени важности было, вероятно, свидетельство полицейского из Дарли. Его без труда нашли и допросили. Он подтвердил, что Уэлдон говорит правду. Тем вечером, около девяти, он заехал в Уилверкомб к невесте (не будучи при исполнении) и встретил тамошнего полицейского, Ренни, у входа в «Гранд-отель». На вопрос, нет ли новостей о найденном на Утюге трупе, Ренни сказал, что его опознали. Ренни это подтвердил, никаких причин сомневаться не было: фотографии проявили и напечатали уже через час после того, как пленка оказалась в полицейском участке, а отели полиция проверяет в первую очередь; погибшего опознали незадолго до девяти, а Ренни был на дежурстве и вместе с инспектором Ампелти допрашивал управляющего отелем. Далее констебль из Дарли подтвердил, что упомянул об опознании в баре «Трех перьев». В бар он зашел по уважительной причине, перед самым закрытием, в поисках человека, подозреваемого в каком-то мелком нарушении. Он ясно помнит, что «Мартин» был там. Обоих констеблей отчитали за длинный язык, но факт оставался фактом — Уэлдон вечером слышал о том, что труп опознан.
— Итак, что у нас осталось? — осведомился суперинтендант Глейшер.
Уимзи покачал головой:
— Немного, но все же кое-что. Во-первых, Уэлдон что-то знает о той лошади, я готов поклясться. Он заколебался, когда я спросил, не видел ли он чего-то или кого-то, человека или животное. Я почти уверен, что он решал — сказать «нет» или что-нибудь выдумать. Во-вторых, сама история слишком шаткая. С этим его драгоценным расследованием и ребенок бы лучше справился. Почему он дважды ездил в Уилверкомб и дважды возвращался, так ничего и не сделав? В-третьих, его история слишком гладкая и битком набита точными указаниями времени. Зачем это надо, если ты не готовишь себе алиби? В-четвертых, в самый критический момент его якобы видел неизвестный, желавший узнать, который час. Какого черта человек, который только что был в деревне, полной народу и часов, спускается по Хинкс-лейн и спрашивает время у случайного туриста? Незнакомец с вопросом «который час?» — обычный прием при фабрикации алиби. Все это слишком продуманно и сомнительно — вы как считаете?