— Глупости. — Впервые я увидел в лице Маркова некоторое смущение. — Он много фантазировал. И пользовался непроверенными данными. Гонялся за дешевой сенсацией.
— Но ваше ведомство хотело остановить публикацию!
— Комариный укус! — отмахнулся Егор.
— Как знать. Вот вам и еще один повод для устранения Николая.
— Ты хочешь сказать, что я специально приехал в Полынью, чтобы убить его? — Марков усмехнулся.
— Но ты же подозреваешь нас? Почему бы и к тебе не предъявить подобные претензии? Грядут выборы, а вам, государственным чиновникам, надо быть чистенькими.
— Я розыскник, а не наемный убийца, — возразил Марков.
Мне показалось, что он даже обиделся на нее.
— Итак, — произнес я, подводя итоги, — вне подозрений у нас остается одна Ксения.
— Это почему же? — возразил Сеня.
— Да потому что она была его невестой! — не выдержал я, заорав на него. — Или теперь невесты убивают своих женихов до свадьбы? Чтобы посмотреть, из чего они там внутри состоят? Нет ли трухи или опилок?
— У них могла произойти серьезная размолвка, — спокойно ответил Сеня. — Они могли вдрызг разругаться. Он мог смертельно обидеть ее. Или не выполнить обещание. А Ксения, как нам известно, девушка истеричная и злопамятная. И если уж она захотела убить, то лучшего случая, чем здесь, ей бы никогда в жизни не представилось. И вы заметили, как она порывалась первой сбежать отсюда? Убраться из Полыньи в Москву. А вот когда мы освободимся — еще неизвестно. И произойдет ли это когда-нибудь вообще? Я уверен на сто процентов, что она не вернется обратно, чтобы выручить нас. Она уже всех нас здесь похоронила.
В это время мы услышали, как кто-то стучит в наружную дверь. Я вышел на крыльцо и увидел Раструбова. Сапоги его были заляпаны болотной грязью.
— Ну все, — сообщил он, довольно потирая руки, даже его тараканьи усы топорщились кверху. — Вывел я ее на дорогу. Теперь, наверное, уже до городка добралась. Готовьте через три дня следующего.
— Спасибо, — произнес я, хотя весь его внешний вид меня просто раздражал. И эта ухмыляющаяся морда, словно он съел что-то сладкое. Мне почему-то так и захотелось заехать ему кулаком в лоб. Наверное, я просто был на взводе после нашего застольного собеседования. Но я проводил его до калитки и вернулся обратно.
— На чем же мы остановились? — спросил я, встретив напряженное молчание.
— Нет ответа, — произнесла Милена. — Убийство Николая такое же странное и бессмысленное, как смерть твоего деда.
— Здесь, в Полынье, все бессмысленно и странно, — заявила Маша. — И мы никогда не докопаемся до истины.
— Зря ты так думаешь, — возразил Марков. — От меня еще никто не уходил.
— Не хвастайся. А что, если этой ночью в нашем доме произойдет еще одна смерть? Маховик раскручивается и набирает обороты.
— Кто же кого должен убить на сей раз? Я — Сеню или Милена — Вадима?
— Утро покажет… — загадочно ответила Маша и передернулась. — Что-то прохладно стало. Будто потянуло откуда-то сквозняком.
— Надо проверить все окна, не оставили ли мы какое-нибудь открытым, — сказала Милена и поднялась. Я пошел следом за ней. Мне не хотелось оставлять ее одну. Действительно, кто знает, что поджидает нас в этом доме? Мы обошли все комнаты, проверили задвижки и возвратились в зал. Но за столом увидели лишь одну Машу.
— А где мужчины? — спросила Милена.
— Ушли прогуляться.
— Тихо! Вы слышали сейчас что-нибудь? — Я настороженно замер, сделав предостерегающий жест. — Только что… какой-то легкий скрежет. Словно провели маленькой пилкой по камню.
— Да, пожалуй…
— Оставайтесь здесь. Я пойду проверю подвал. — Мне показалось, что странный звук донесся именно оттуда.
Прежде чем они успели мне возразить, я вошел в свою комнату, достал фонарик, открыл люк и начал спускаться вниз. Тщательно осмотрев весь подвал, я убедился, что он пуст. Недовольный, словно опоздав на назначенное свидание, я уже хотел подняться наверх, когда взгляд мой упал на одну из цементных плит возле лестницы. Потом я посмотрел на вторую плиту и сравнил увиденное. Конечно, как же мы сразу это проворонили! Они были совершенно одинаковы и в то же время отличались друг от друга. Покрывавшей их пылью. Вернее, в ближайшей ко мне плите с обоих боков были небольшие затертые участки, словно именно здесь к ним прикасались чьи-то руки, стершие пыль. Почувствовав, что напал на след, я решил действовать предельно осторожно, чтобы не спугнуть зверя. Оставаться тут дальше было рискованно. Стараясь не шуметь, я попятился к лестнице. В моей голове уже сложился план дальнейших действий. Но, чтобы он не сорвался, мне надо было быть терпеливым, как рыболову. Я поднялся через люк в комнату, вернулся в зал.
— Ну, что там? — спросила Милена.
— Ничего особенного. Должно быть, крыса.
— Надеюсь, она не заберется в мою постель?
— Не беспокойся, я установлю мышеловку. — Меня немного трясло от возбуждения. Я чувствовал, что нахожусь на грани раскрытия той тайны, которую пытался разгадать с первого дня в Полынье. Мне всегда казалось, что в доме живет кто-то еще. И вот, как видно, мои подозрения оправдываются…
Вскоре вернулись Барсуков и Марков. Но я решил не посвящать их в свои планы. Мне хотелось во всем разобраться самому.
— Там такое творится! — встревоженно заговорил Барсуков. — Ермольник и его ребята дерутся с «монковцами», аж перья летят! А где-то возле особняка Намцевича слышалась стрельба. Говорят, что вечером охранники выгоняли жителей из домов и заставляли идти к Монку на поклонение… Да не все, видно, согласились. Вот и началось…
— Это только репетиция, — хмуро произнес Марков. — Самое главное еще впереди. Советую теперь всем лечь спать, чтобы набраться сил. Они нам еще понадобятся. А тело Николая мы перенесем в церковь утром.
— Как бы его у вас не отбили служители Монка, — сказала Милена. — И не сделали с ним то же самое, что и со Стрельцом.
— Не получится, — успокоил ее Марков.
— Может быть, нам установить ночью дежурство? — предложил я. — На всякий случай?
— Разумно, — согласился Марков. — Но займутся этим только мужчины. Бросим жребий?
— Зачем? Я готов быть первым, — сказал я. Это было мне на руку, а возражений не последовало.
— Сменишь его часа через три, — кивнул Марков Барсукову. — Ну а я уж заступлю под утро.
Мы разошлись по своим комнатам, и теперь меня стало тревожить другое: стоит ли оставлять Милену одну? Все-таки это было очень опасно, поскольку я не знал, кто убийца, только догадывался. А если я ошибаюсь?
— Чем ты так встревожен? — спросила Милена, внимательно глядя на меня.
— Так… Ложись спать. Я буду дежурить в зале.
Достав из-под кровати один из своих мечей, я уже собрался уйти, как она задала мне еще один вопрос:
— Скажи, ты по-прежнему любишь меня?
— Даже еще больше, — улыбнулся я ей. — А ты не жалеешь, что я вызвал тебя в это гиблое место?
— Нет. Когда-нибудь, через много-много лет, когда мы будем совсем старенькими, мы станем вспоминать об этом времени и Полынье с грустью, печалью, но и с радостью тоже. Все рано или поздно умрут, а мы будем жить долго и слегка жалеть о нашей молодости. Даже об этом доме, каким бы страшным он нам сейчас ни казался.
— Конечно, родная, — согласился я. — Так всегда и бывает. И мы будем думать, что все случившееся с нами было сном.
— А когда мы проснемся — по-настоящему, — поддержала она мою мысль, — когда мы освободимся от череды сновидений, которые и есть наша жизнь, мы поймем, что все, что с нами было, — лишь прелюдия к счастью. И смерть откроет нам ворота к другой жизни, волнующей и совершенной, где мы встретим всех наших друзей и близких…
— …где нет ни злобы, ни зависти, ни ненависти, ни боли. Только любовь.
— …только любовь, — повторила она. Потом свернулась калачиком на кровати и закрыла глаза. И я, мысленно пожелав ей покоя, ушел в зал. Там я пробыл недолго, минут двадцать. А затем вышел на кухню, где покоилось тело Комочкова, приоткрыл одеяло, вглядываясь в уже заострившиеся, восковые черты лица друга, вспомнил и прочитал молитву. «Вот этим мечом, — подумал я, коснувшись острия, — тебя и убили… Но твой убийца понесет наказание, где бы ни скрывался». А я уже знал, где он может прятаться. Открыв люк, я осторожно спустился по лестнице в подвал, подсвечивая себе фонариком. Вот здесь должно было быть мое дежурство. Здесь была установлена моя мышеловка для крысы. Почти бесшумно я прокрался в угол подвала, напротив цементных плит. Но из двух меня интересовала всего лишь одна — та, с боков которой отсутствовала пыль. Я уселся на небольшой чурбачок и стал ждать. Я понимал, что, возможно, мне предстоит просидеть тут очень долго. А может быть, и вообще проторчу впустую. Крыса в эту ночь может не появиться… Но я запасся терпением. И во мне жила ненависть, которая не давала мне задремать. Изредка я светил фонариком, проверяя, сколько времени и все ли на месте. Но никаких звуков ниоткуда не доносилось. Прошло два с половиной часа.
