Он прошел в библиотеку: тут кто-то уже покопался в книгах. Не то чтобы они были в беспорядке, просто их поубавилось. Опять Мариам рылась, прикидывала, какие можно незаметно продать. По большей части это были заплесневелое старье о всяких там сражениях и собрания сочинений классиков, но разве знаешь, на чем теперь можно заработать?
Он обходил полки, когда ему вдруг почудились шаги в вестибюле. Тут, пожалуй, действительно волосы встанут дыбом. Он бросился к двери.
Быстро темнело, и в углах, где пять минут назад было еще светло, густели тени. У подножия лестницы в сумерках поблескивали две фигуры в рыцарских доспехах, ну прямо как живые. Может, теперь когда дом опустел, все проклятые Восперы заявились обратно? Щелкая челюстями, щеголяя орденами и гремя костями.
Ему вдруг почудилось, что за лестницей мелькнула фигура и скрылась в коридоре, ведущем в западное крыло. То была игра света, но фигура походила на Флору. Невысокого роста, темные густые волосы, энергичная, почти мужская походка.
— Флора! — сказал он. Остановился, пригладил рукой шевелюру и хмыкнул. Ну и тупица. Какая еще Флора. Флору превратили в самый высококачественный пепел. Аристократические угольки. И этой смесью голубых кровей наполнили урну. Нет, она навсегда вышла из игры.
Годфри подошел к лестнице.
— Флора! — негромко позвал он.
Во тьме ничего не разглядишь, и он щелкнул выключателем. Свет, конечно, был отключен.
Он поднялся по лестнице.
— Флора! — Зов его эхом раскатился по коридору.
Ветхое знамя. Гравюра какого-то сражения с палящими пушками и вставшими на дыбы лошадьми. Стол, а на нем модель шермановского танка. Китайская ширма. Дырка в ковре.
Тут находились парадные спальни, обставленные тяжеловесной мебелью времен Яковов и королевы Виктории. Мебель была, как обычно, в чехлах, а пол и подоконники покрыты пылью. Спальни выходили на север.
— Флора! — закричал он. — Флора!
Он проходил одну за другой мрачные комнаты, отворял двери и захлопывал их, и темнота обволакивала его, ползла за ним.
— Флора! — закричал он что есть мочи, полушутливо, полусерьезно. — Флора!
Чертова женщина померла, сгнила, сгорела, дело кончено. Никогда ничто теперь не будет таким, как прежде.
— Флора! — орал он, заглянув в десяток комнат и никого не обнаружив. — Старая перечница! Где ты? Флора! — Если кто его услышит, примет за рехнувшегося. Ну и пусть. — Флора!
Он сбежал вниз по лестнице и в темноте налетел на одного из латников. Тот загремел металлическими костями, и Годфри, с трудом удержавшись на ногах, поспешил к двери, что вела в жилую — или бывшую жилую — часть дома.
Он оглянулся назад, на туманные сумерки темного вестибюля. Все мертво, давным-давно мертво, хорошо бы все это сжечь и позабыть, как Флору. Он захлопнул дверь и почти на ощупь добрался до гостиной Флоры. Но и там ничего не нашел. Гостиная была пустой, затхлой, сырой, заброшенной, как и весь дом. И зачем его вообще сюда принесло?
Он открыл окно, выбрался наружу, закрыл его за собой и через запущенный сад направился к машине.
Годфри и Токио Кио встретились во вторник в час дня на контрольном взвешивании.
Сборище было обычным: боксеры, их менеджеры и тренеры, врач от Совета по контролю, антрепренеры, несколько бывших боксеров и зевак. Они не спеша собирались к назначенному времени. Все было привычным, заурядным, примелькавшимся. Двое японцев явились последними, и с ними антрепренер Сэм Виндермир, маленький седой человек с красным благодушным лицом. Он представил Годфри Кио, но тот вместо рукопожатия, согнувшись в поясе, как деревянная кукла, поклонился Годфри. Менеджер Кио, улыбаясь, сказал:
— Здорово, Воспер. Рад познакомиться.
Годфри вежливо кивнул. Ему не нравилась излишняя фамильярность.
Все отправились в раздевалку. Как ведущую пару, их первыми пригласили на весы. Годфри весил восемь стоунов и девять с половиной фунтов, Кио оказался на полтора фунта тяжелее. Они были примерно одного роста, но Кио массивнее в плечах.
Затем пришел черед врача. Выслушать сердце, заглянуть в горло, ткнуть пальцем туда-сюда.
— Вдохните. Выдохните. Как себя чувствуете? Головокружений нет? Тошноты? Головных болей? Когда был ваш последний бой? Станьте прямо. Не двигайтесь. Все в порядке.
Кио некоторые вопросы понимал сам, другие переводил его менеджер. Когда осмотр окончился, он в пояс поклонился врачу и пошел одеваться. Ну и ну, подумал Годфри, ему стоит прихватить своего менеджера и на ринг; человек, не говорящий по-английски, казался Годфри дикарем с другой планеты.
Но по всему видно, что Кио может оказаться крепким орешком. Кто-то расплющил ему и без того плоский нос, и одно ухо тоже было здорово изуродовано. Крепкий орешек, не сразу раскусишь.
Джуд Дэвис не явился, пришел Пэт Принц. Джуд приболел гриппом, сказал он. Но вечером придет.
Вечером придет. Годфри почудилось в этом что-то подозрительное. В последнее время Дэвис держался холодновато, сдержанно и все-таки устроил ему эту встречу, шанс, за который ухватился бы любой боксер, привали ему такая удача. Десять раундов разминки с чемпионом, которого заботило лишь одно — выиграть по очкам, основная встреча матча, а Годфри достанется вся слава за то, что он продержится до конца, да в придачу еще 600 фунтов на мелкие расходы.
Что ж, дареному коню…
После взвешивания Годфри подвез Пэта Принца, прихватив с собой Хея Табарда, участвовавшего в том же матче, и негра-тяжеловеса Тома Буши. Молодой Табард обедал дома, Пэт Принц вышел у Оксфорд-Серкус, а Годфри с Буши поехали в один из ресторанчиков Энгуса и заказали себе по большому, сочному бифштексу с кровью.
Странная судьба у этого Буши, размышлял Годфри: классный парень из Западной Африки, сын вождя, приехал в Англию изучать право, провалился на последних экзаменах, с год кормился случайными заработками и после нескольких любительских встреч девять месяцев назад стал профессионалом. Он выиграл все пять своих профессиональных боев, но ему еще было далеко до верха, дальше, чем Годфри, может, потому, что в тяжелом весе больше конкуренции. Годфри участвовал с ним в двух матчах, и в команде Джуда Дэвиса Буши был его единственным другом.
За обедом они беседовали. Буши не выступал сегодня, но тренировался в зале с Билли Оскаром, которому через две недели предстояла встреча в Уэмбли. Прощаясь, Буши сказал:
— Что ж, друг, желаю удачи. Буду за тебя болеть. Нелегко тебе сегодня придется.
— Как-нибудь справлюсь, — ответил Годфри.
— Остерегайся его правой. У него смертельный удар. Я вчера видел, как он тренировался. Он не так далеко достает, но пробить его защиту трудно. И физиономия у него не из приятных.
— Постараюсь еще побольше ее разукрасить.
Они рассмеялись. Буши продолжал:
— Между прочим, чего этот тип Бирман явился на взвешивание?
— Какой Бирман?
— Такой лысый, маленький, глазки так и бегают.
— Я его не знаю. А что? — И вдруг он вспомнил, как во время взвешивания этот человек с любопытством наблюдал за ним.
— Агентство Бирмана, — напомнил Буши.
— Спортивное агентство, что ли?
— Они и этим не брезгуют. Организаторы. Организуют все что угодно, к примеру разводы и прочее. Бирман всем заправляет. Видишь ли, друг, мне как-то пришлось на него работать, хотя сегодня утром он меня и не признал.
— Что ты делал? Боксировал?
— Нет. Я тогда совсем дошел до точки, а домой ехать не хотелось, готов был взяться за любое. Мы с ним познакомились в баре. Ему нужен был человек наводить кое-какие частные справки, и негр его больше устраивал, чем белый. Я согласился. Потом он мне поручал еще кое-что. Наконец мне опротивела его лавочка, и я подыскал себе другую работу.
— Так в чем же загвоздка? Что мне делать? Сказать Совету, чтобы они не пускали кого попало на взвешивание?
Они вышли на улицу. Стояла противная февральская погода с сильным пронизывающим северо-восточным ветром. Ветер гнал по тротуару бумажные обрывки, взъерошивал шерсть у собак.
— Может, я преувеличиваю, — сказал Буши, — может, все чепуха. Просто мне не нравится его лавочка, непонятно, что ему тут понадобилось. Мне этот Бирман не нравится. У такой птицы тысяча знакомых и ни одного друга.
Годфри почти не слушал. Впереди у него целых пять часов до того, как ему надо быть в Йорк-Холле, и он не знал, как убить время. Девочка сейчас ни к чему. Большинство боксеров после взвешивания отправлялись домой и, поев хорошенько, ложились спать. Но меблирашка с американскими комиксами мало походила на домашний очаг. Перед последним боем он мог хоть поболтать со старушкой Флорой.
— Не пойти ли нам с тобой в киношку? — спросил он Буши. — Ты как — свободен?
— Да, — ответил Буши и посмотрел на Годфри. — Может, тебе лучше вздремнуть?
