— Ну, могу сказать, что наш гость был тем вечером среди приглашенных на обед. Остальных, увы, не знаю… — ответил я.
— Это братья Бримикум из Уилтшира — Ральф и Тарквин, — сообщил посетитель, — хозяева и организаторы того обеда. Ральф — мой давний университетский приятель. Братья вместе работают — вернее, работали — над изобретениями в области механики и электричества.
— День был солнечный, — продолжил я. — Тут, на скатерти, пятно света, прямо позади блюда с аппетитной колбаской.
— Вы правы, — спокойно произнес Холмс. — Но что вы скажете по поводу самой колбасы?
Я еще раз взглянул на снимок. Колбаса, как главное блюдо трапезы, лежала на отдельной тарелке в центре стола.
— Мясистая, сочная. Немецкая?
Холмс вздохнул:
— Ватсон, это не колбаса — немецкая или какая-либо еще. Это очевидный розыгрыш сомнительного вкуса, устроенный гостям братьями Бримикум.
Посетитель рассмеялся:
— Точно, мистер Холмс. Видели бы вы наши лица в тот момент, когда это «произведение кулинарного искусства» покинуло свою тарелку и поползло по скатерти!
— Человек вашей профессии должен был опознать эту тварь, Ватсон. Это водяной кольчатый червь класса Hirudinea, их используют для отсасывания крови…
— Боже мой! — воскликнул я. — Гигантская пиявка!
— «Кодак» не передает цвет, — сказал посетитель, — но вам следует знать, что она была ярко-красная — алая как кровь.
— Но как это возможно, Холмс? Игра природы?
— Природы… или науки. — Холмс ненадолго замолчал, размышляя. — Подумайте, какие факторы оказывают влияние на несчастную пиявку. Ее уплощенная форма — следствие земного притяжения; пока это все, что мы знаем. А то, что она совсем не превратилась в блин под тяжестью своего веса, объясняется исключительно ее собственным внутренним сопротивлением. Однако сложно поверить, что существо таких огромных размеров, как этот экземпляр, вообще могло сохранить свои пропорции. Так почему же оно так выросло? Что дает ему силы поддерживать себя изнутри и двигаться? — Он пристально посмотрел на посетителя. — Или, возможно, следует спросить, что уменьшает силу земного притяжения?
Посетитель восторженно захлопал в ладоши:
— Вы правы, сэр!
Холмс вернул ему фотографию.
— Полагаю, это так. И возможно, у вас есть желание изложить нам обстоятельства вашего дела более подробно.
Я был сбит с толку и спросил:
— Холмс, а вы уверены, что вообще есть какое-то дело?
— О да, — сказал он серьезно. — Разве наш гость, говоря о работе братьев Бримикум, не употребил прошедшее время? Очевидно, что-то нарушило равновесие в их жизни; и вас бы, сэр, здесь не было, не случись чего-то серьезного.
— Действительно, — ответил посетитель, помрачнев. — Действительно, все серьезнее некуда: посетить вас меня заставила смерть старшего из братьев, Ральфа, при необычных обстоятельствах — обстоятельствах, относящихся к самой периферии того, что изучено нашим естествознанием!
— Это убийство? — спросил я.
— Местный следователь так не думает. Однако у меня есть сомнения. Смущают некоторые особенности — противоречия, — и поэтому я пришел к вам, мистер Холмс, — я ведь журналист и писатель, а не сыщик.
Я улыбнулся:
— На самом деле, сэр, мне уже известно, кто вы.
Он казался удивленным:
— Простите меня. Я не представился.
— Никаких официальных представлений и не требуется, как и сложной цепочки умозаключений с моей стороны. Публикации ваших работ в этом году повсюду.
Он выглядел польщенным:
— Вы с ними знакомы?
— С теми, которые были в «Пэлл-Мэлл баджет», в «Нэшнл обсервер» и во всех других журналах. Я большой поклонник ваших научно-фантастических романов. — Я протянул ему руку. — Рад с вами познакомиться, мистер Уэллс!
* * *
Холмс согласился поехать с Уэллсом в дом Бримикума, находившийся около Чиппенхэма, и уговорил меня сопровождать его, несмотря на мое нежелание уезжать из Лондона и на то, что мне уже почти удалось отказаться. Но Холмс мягко настоял.
— Вам известно, как редко мои расследования соприкасаются с глубинными тайнами науки, Ватсон, — сказал он. — Возможно, это дело вы сможете включить в вашу книгу! Почти как в старые добрые времена.
И вот так получилось, что на следующий день я вместе со своим саквояжем оказался в вагоне поезда, отправлявшегося в 10.15 с вокзала Паддингтон. Мы заказали себе отдельное купе — для Холмса, Уэллса и меня. Холмс закутался в серый дорожный плащ и вытянул длинные ноги на мягком сиденье, а Уэллс в это время тонким писклявым голосом излагал нам детали дела во всех подробностях.
— Я знал Ральфа Бримикума с той поры, когда мы в восьмидесятых оба еще ходили в университетский колледж, готовивший преподавателей естественных наук, — начал он рассказ, — и наши дружеские отношения продолжались вплоть до его недавней смерти. Ральф был довольно странным, погруженным в себя человеком, удивительно непрактичным в быту — до такой степени, что, когда он женился, еще учась в колледже, я воспринял это как нечто совершенно невероятное. Но в голове Ральфа всегда кипели творческие идеи. Предметами его увлечения в колледже были астрономия, астрофизика и все в том же роде — наряду с изучением электричества и магнитного поля. Еще студентом Ральф начал выдвигать интересные идеи касательно сопряжения, как он выражался, электричества с гравитацией. Наши теории гравитации давно уже нуждаются в пересмотре, утверждал он, и возможны даже практические достижения. В споре он был восхитителен! Можете себе представить, какую родственную душу я в нем нашел!
— Сопряжение? — уточнил Холмс.
— Как вам известно, гравитация — это сила, которая придает нашим телам вес. Ральф пришел к убеждению, что силу притяжения такого крупного тела, каким является Земля, можно ослабить путем правильного распределения токов высокого напряжения и магнитных потоков. Ослабить, или уменьшить.
— Уменьшить? — спросил я. — Но если это так, то коммерческая польза была бы просто колоссальная. Подумайте об этом, Холмс. Если бы можно было снизить вес перевозимых товаров, к примеру…
— О, к черту коммерцию и грузоперевозки! — вскричал Уэллс. — Доктор Ватсон, Ральф Бримикум утверждал, что нашел способ полностью устранить влияние силы притяжения. А при отсутствии силы притяжения человек обретает способность летать! Он даже говорил, что построил небольшую капсулу… и пролетел в ней — прошу заметить, один, без свидетелей — до Луны и обратно. Он показывал мне следы на своем теле, которые, по его словам, появились вследствие недостатка во время полета пищи и воды и под воздействием космических лучей, а также ожоги от лунного вакуума. И он вручил мне маленький пузырек, в котором, если рассказанное им — правда, находится лунная пыль — «доказательство» его путешествия. Пузырек со мной. — Он похлопал себя по карманам.
Холмс вскинул тонкую бровь:
— И вы в это поверили?
Уэллс задумался.
— Пожалуй, я хотел верить. Но сомнения все-таки были. Ральф имел склонность преувеличивать собственные успехи. Он с таким нетерпением ожидал признания и уважения. Однако я забегаю вперед. Несмотря на огромный талант, Ральф с большим трудом сдавал экзамены в колледже, настолько одержим он был своими навязчивыми гравитационными идеями. Поэтому никакое приличное учреждение не приняло бы его на работу, и ни один журнал не опубликовал бы его теорий и скороспелых выводов из ограниченного числа экспериментов. — Уэллс вздохнул. — Вероятно, величайшей трагедией для Ральфа стала безвременная кончина его отца спустя несколько месяцев после того, как Ральф окончил колледж. Бримикум-старший сколотил состояние в Трансваале и, выйдя в отставку, вернулся в Чиппенхэм, лишь затем, чтобы умереть от хронической малярии. Он оставил все свое состояние двум сыновьям: Ральфу и младшему — Тарквину. Это внезапное наследство сделало Ральфа богатым человеком. Ему больше не нужно было убеждать коллег в значимости своей работы. Теперь он мог двигаться собственной дорогой, куда бы она его ни привела. Ральф обосновался в Уилтшире и всецело посвятил себя исследованиям. Он в частном порядке публиковал их результаты, которые — вызывая огромный интерес у таких же, как я, студентов, увлекающихся эзотерикой, — резко и грубо отвергались другими учеными.
— А что скажете о Тарквине? — спросил Холмс.
— Я его не очень хорошо знал. Мне он особо никогда не нравился, — сказал Уэллс. — Он разительно отличался от Ральфа. Тщеславный, эгоистичный, умом он с братом тягаться не мог, однако знаний поднахватался и, если я правильно понимаю, кое-что в его достижениях смыслил. Тарквин промотал свое наследство, попытавшись пойти по стопам отца в Южной Африке, потерпел неудачу и вернулся домой, преследуемый кредиторами. В конце концов брат взял его к себе старшим ассистентом. Тарквин покупал оборудование для экспериментов Ральфа, готовил установку и так далее. Но даже с этим он справлялся плохо, и Ральф вынужден был определить его помощником к своему инженеру, флегматичному местному парню по фамилии Брайсон.
