Как выяснилось, молодой Клифф стал к тому времени коммунистом. Вот уж что не входило в честолюбивые планы, которые лелеяла Флосси.
Когда он появился, она оказалась не в силах на него повлиять. Казалось, он надеялся, что именно она посочувствует изменению его внутреннего настроя и поддержит его в новых планах. Он не мог понять ее разочарования, она злилась, он упорствовал. Он стал упрямым и догматичным. Сорокасемилетняя женщина и шестнадцатилетний мальчик всерьез поссорились, как ни странно. С его стороны это было жестоко, сказала Урсула, жестоко и глупо. Тетя Флоренс сама была горячей патриоткой. Вспомните, сколько она делала во время войны. Но он не годился в армию ни по возрасту, ни по состоянию здоровья. По крайней мере, он мог завершить образование, которое она так благородно стремилась дать ему и частично дала.
После ссоры они больше не встречались. Клифф ушел в горы с овчарами и продолжал находиться там, пока они не вернулись с блеющими отарами. Он подружился с Элби Влеком, разнорабочим. В проходной комнате стояло расстроенное старое пианино, и по вечерам Клифф играл на нем для рабочих. Их голоса, распевающие «Матильда танцует вальс» и странные баллады викторианских времен, блуждали по дворам и пастбищам и доносились до теннисной площадки, где Флосси сидела со своими приближенными каждый вечер после обеда. Но в ночь ее исчезновения товарищи Клиффа ушли на танцы, и Клифф играл совсем один в проходной комнате странную музыку на этом нечленораздельном старом инструменте.
— Вы только послушайте его, — сказал Артур Рубрик, — замечательный парень! Трудно поверить, что эта старая развалина таит в себе такие прекрасные, вполне профессиональные звуки.
— Да, — согласился Фабиан, подумав, — это замечательно.
Урсула не хотела, чтобы они говорили о Клиффе. Следовало рассказать дяде Артуру о событиях минувшей ночи, подумала она, и пусть он сам решает, как быть с этим юношей. Не стоит тете Флоренс брать все на свои плечи, тем более, когда это причиняет ей такую боль.
Итак, предыдущей ночью Маркинс, слуга по дому, услышав крадущиеся звуки в старой сыроварне, которая теперь служила погребом, и, подумав, что это крыса, бесшумно подошел к окну и посветил своим фонарем. Его луч метнулся, словно моль, по пыльной поверхности бутылок. Послышался короткий звук. Маркинс поискал его источник. Лицо Клиффа Джонса внезапно вынырнуло из темноты. Его глаза были слепо сощурены, рот открыт. Маркинс описал это очень живо. Он опустил фонарь, осветив руки Клиффа. Это были длинные, нервные руки музыканта, и они сжимали бутылку виски двадцатилетней выдержки, принадлежавшую Артуру. Когда луч света скользнул по ним, они разжались, и бутылка упала на каменный пол. Маркинс, молчаливый человек, ринулся в погреб, схватил Клиффа за руку повыше ладони и, не говоря ни слова, потащил его на кухню. Клифф не сопротивлялся. Миссис Дак, разъяренная сверх всякой меры, поспешно вышла и привела миссис Рубрик. Беседа происходила на кухне и, по словам Урсулы, окончательно разбила сердце Флоренс. Клифф, от которого разило бесценным виски, повторял, что он не крал, но дальнейших объяснений не давал. Тем временем Маркинс обнаружил еще четыре бутылки в мешке, спрятанном в углу погреба. Флоренс, естественно, не поверила Клиффу и в последовавшей сцене назвала его воришкой, обвинив в неблагодарности и безнравственности. Он побелел от ярости и, запинаясь, пробормотал чудовищное обвинение в адрес Флосси, которая якобы хотела купить его, и заявил, что не успокоится, пока не вернет ей до последнего пенни все, что она потратила на его обучение. При этом повороте темы Флоренс отправила из кухни Маркинса и миссис Дак. Сцена завершилась тем, что Клифф бросился вон, а Флоренс, рыдая и дрожа, разыскала Урсулу и излила ей душу. Артуру Рубрику сильно нездоровилось, и они решили не рассказывать ему о случившемся.
На следующее утро — в день своего исчезновения — Флоренс пошла в дом управляющего, где ей сказали, что постель Клиффа осталась нетронутой, а его выходная одежда исчезла. Отец выехал на поиски сына. Он вернулся в середине дня вместе с Клиффом, которого подобрал на перекрестке, смертельно усталого, так как он прошагал пешком шестнадцать миль до ближайшего сборного пункта. Флоренс ничего не рассказала Урсуле о последовавшем разговоре с Томом Джонсом.
— Поэтому предложение Артура, чтобы Клифф играл на вечере, было сделано в довольно мрачный момент, — сказала Урсула.
— Этот мальчишка — паршивый зарвавшийся щенок, чтобы не сказать большего, — вставил Дуглас Грейс.
— А он еще здесь? — поинтересовался Аллейн.
Фабиан поднял взгляд на него.
— О, да. Его не возьмут в армию. У него неладно со зрением, и вдобавок он оставлен в запасе как человек, полезный тылу. Всю эту историю полиция вытянула из Маркинса и, за неимением другого объекта для подозрений, сосредоточилась на мальчишке. Я думаю, он маячит во многих протоколах, не правда ли?
— Нет, где-то на полпути он исчезает.
— Это потому, что он единственный среди домашних имеет что-то вроде алиби. Мы все слышали, как он играл на пианино как раз перед пропажей бриллиантовой заколки. В восемь часов, когда он только начал, Маркинс видел его в проходной комнате. Он играл, не переставая, разве что прерываясь на полминуты, пока его мать, которая беспокоилась за него, не пришла за ним и не убедила его вернуться в дом. Там в девять часов он слушал последние известия, а затем программу классической музыки.
— Вы можете подумать, что это чересчур, — продолжал Фабиан, — и не вписывается в характер, этого нежного молодого растения, но это так. Накануне, как вы помните, у него был сногсшибательный скандал с Флосси, а затем пешеходная прогулка в шестнадцать миль и бессонная ночь. Он был физически и душевно истощен до такой степени, что уснул в кресле. Мать отвела его в постель, и они с отцом просидели до полуночи, говоря о нем. Перед тем, как лечь самой, миссис Джонс взглянула на Клиффа: он крепко спал. Даже этот сержант-детектив понимал, что Флосси вернулась бы к полуночи, будь она жива. Извини, дорогая Урси, я все время перебиваю. Мы снова на теннисной площадке. Клифф играет Баха на пианино, в котором не хватает шести аккордов, а Флосси говорит о предстоящем вечере.
Урсула и Флоренс отвлекли Артура от мыслей о Клиффе, хотя пианино в проходной комнате продолжало напоминать о нем. Флосси начала обдумывать речь о послевоенных поселениях для солдат. Откуда ее лучше произносить? Почему бы не с пресса? В этом будет нечто символическое, воскликнула Флосси, прикуривая. Надо говорить прямо с пресса, он станет импровизированной трибуной. Тогда она будет казаться внушительной фигурой. Может быть, стоит использовать дополнительное освещение? «Надо пойти и посмотреть!» — воскликнула она, вскакивая на ноги. Она всегда была такой: сказано — сделано. У нее были колоссальная внутренняя сила и собранность.
— Я пойду и попробую, хорошо ли звучит оттуда голос. Подай мне мантилью, дорогой Дуглас.
Дуглас помог ей надеть прозрачную накидку. В этот момент он и обнаружил пропажу бриллиантовой застежки. Пару таких застежек ей подарил Артур к серебряной свадьбе. Вторая из них по-прежнему сияла на левом отвороте мантильи. Флосси просто объявила, что надо ее найти, и Дуглас организовал поисковую партию.
— Вы ее легко заметите, — сказала она, — по ее блеску. Я медленно пойду к овчарне и тоже буду искать по дороге. Мне нужно попробовать голос. Пожалуйста, не мешайте мне. У меня не будет другой возможности, и я должна лечь спать до десяти. Завтра утром рано вставать. Смотрите хорошенько и не наступите на нее! Отправляйтесь!
Урсуле досталась длинная тропинка, бегущая справа от теннисной площадки между изгородями подстриженных тополей в густом оперении летней листвы. Эта тропинка отделяла теннисную площадку от другой площадки, которая тянулась вплоть до южной часта дома. Ее пересекала длинная тропа, на которой была занята поисками Теренция Линн, а далее располагались огороды, которые препоручили Фабиану. Слева по теннисной площадке Дуглас Грейс продвигался параллельно Урсуле. Далее Артур Рубрик прочесывал лавандовую тропу, которая под прямым углом пересекала цветник и шла к дальнему забору, откуда начиналась колея прямо к дому управляющего, к постройкам для рабочих и к овчарне.
— Не болтайте, пожалуйста, — напутствовала их Флосси. — Ищите тщательно.
Она свернула вниз и медленно пошла по лавандовой тропе. Урсула посмотрела ей вслед. Холмы окрасились густым багрянцем, почти переходящим в черный цвет, и, постепенно удаляясь, Флосси, казалось, сливалась с ним, пока, дойдя до конца тропы, она не свернула влево и не исчезла внезапно.
Урсула дошла до начала теннисного корта перед фасадом дома, где была отведенная ей часть территории между двумя площадками. За тропой топорщились однолетние растения, среди которых она тщательно искала пропажу. Клифф Джонс теперь играл что-то бурное, но она отошла уже довольно далеко и слышала лишь разрозненные фрагменты, резкие и накаленные. Кажется, это был полонез. Она не понимала, как он мог заявлять о себе таким образом после всего происшедшего. Через площадку, направо от нее, Фабиан, обшаривая огород, тихонько насвистывал. Между ними Теренция Линн осматривала соседнюю тропу. Низкорослые тополя скрывали их друг от друга, но время от времени они переговаривались:
