– Те же деньги могут быть вычтены и из нашей части наследства, – заметил Майкл. – Кстати, мы готовы заплатить заодно и за восковые цветы.
– Они так хорошо смотрятся на этом столике… – пробормотала мисс Гилкрист. – Очень изысканно.
Однако подобные тривиальности пожилой женщины, направленные на всеобщее примирение, никого не интересовали.
– Сьюзан хочет этот столик, – вновь заговорил Грег высоким, нервным голосом.
Все почувствовали некоторую неловкость, как будто этими словами Бэнкс мгновенно изменил тональность беседы.
– А что ты хочешь взять, Джордж? – быстро спросила Хелен. – Если забыть об этом сервизе?
На физиономии Кроссфилда появилась кривая улыбка, и все расслабились.
– Стыдно было связываться со старым Тимоти, – сказал он. – Но он действительно нечто! Он так долго получал все, чего только ни захочет, что у него уже появилась какая-то патология в этом плане.
– К инвалидам надо относиться с юмором, – заметила мисс Гилкрист.
– Он просто старый румяный ипохондрик, и больше ничего, – заметил Джордж.
– Вот именно, – согласилась Сьюзан. – Мне иногда кажется, что он абсолютно здоров – ты как думаешь, Розамунда?
– Что? – переспросила ее кузина.
– Я говорю, что дядя Тимоти абсолютно здоров!
– Нет-нет, я так не думаю, – произнесла актриса неопределенным голосом и тут же извинилась: – Простите меня, я думала о том, как надо будет осветить столик.
– Ну, вот видите? – спросил Кроссфилд. – Я же говорю, что Розамунда – человек одной, но пламенной идеи. Твоя жена – женщина опасная, Майкл. Надеюсь, что ты и сам знаешь это.
– Знаю, – довольно мрачно подтвердил Шайн.
– Битва за столик! – продолжил Джордж с видимым удовольствием. – Основные военные действия произойдут завтра. Они будут вестись очень вежливо, но и очень решительно. Нам всем надо решить, на чью сторону мы встанем. Я встану на сторону Розамунды – она выглядит такой мягкой и уступчивой, хотя совсем таковой не является! Мужья, очевидно, должны выступать на стороне своих жен. Мисс Гилкрист? Видно, что вы на стороне Сьюзан.
– Право, мистер Кроссфилд, я бы не решилась… – забормотала горничная.
– Тетя Хелен? – Джордж не обратил никакого внимания на блеяние мисс Гилкрист. – У вас решающее слово… Хотя нет, подождите, я забыл! А вы, месье Понтарлье?
– Pardon? – Эркюль Пуаро выглядел так, будто ничего не понял.
Кроссфилд подумал было, что ему надо все объяснить, но решил не углубляться. Все равно этот бедный старик не понял ничего из произошедшего.
– Это просто такая семейная шутка, – сказал он.
– Да-да, я все понимаю, – любезно улыбнулся Пуаро.
– А может быть, я сама хочу этот столик, – улыбнулась миссис Лео. – Боюсь, что все это вам невероятно скучно, месье Понтарлье? – Она намеренно изменила тему разговора, повернувшись к иностранному гостю.
– Совсем нет, мадам. Для меня большая честь принять участие в вашей семейной жизни, – поклонился Эркюль. – Я хочу сказать – правда, мне не хватает для этого слов, – как мне жаль, что этот дом перейдет из рук вашей семьи в руки чужих людей. Это, без всякого сомнения, большое несчастье.
– Поверьте, мы об этом совсем не сожалеем, – заверила его Сьюзан.
– Вы очень добры, мадам. Позвольте сказать вам, что этот дом станет идеалом для моих пожилых жертв преследований. Божественно! Какой здесь будет царить мир! Я хочу, чтобы вы вспоминали об этом иногда, когда на вас вдруг нахлынут тяжелые мысли, – а это наверняка будет изредка происходить. Я слышал также, что обсуждался вопрос об открытии здесь школы – не регулярной, а монастырской. В ней должны будут учить religieuses… по-моему, вы называете их монахинями? Возможно, это вам понравилось бы больше.
– Совсем нет, – заметил Джордж.
– Это хотело сделать Общество Сердца Пресвятой Девы Марии, – продолжил Пуаро. – Однако, благодаря щедрости неизвестного дарителя, мы смогли предложить несколько более крупную сумму денег. – Он обратился напрямую к мисс Гилкрист: – Мне кажется, вы не любите монахинь?
Кровь прилила к щекам пожилой женщины.
– Прошу вас, месье Понтарлье, не говорите так! В этом нет ничего личного. Хотя я считаю, что негоже таким образом отгораживаться от мира – в этом нет никакой необходимости, и выглядит это эгоистично. Но я, конечно, не говорю о тех монахинях, которые учат в школах и заботятся о бедных, – я уверена, что эти женщины совсем не эгоистки и приносят много пользы обществу.
– Я, например, никогда не смогла бы стать монахиней, – сказала Сьюзан.
– У них очень красивая одежда, – заметила Розамунда, обращаясь к мужу. – Помнишь, когда они в прошлом году восстановили «Чудо», то Соня Уэллс выглядела в этих костюмах просто сногсшибательно.
– А я никак не могу понять, – вмешался Джордж, – почему Всевышнему нравится, когда его слуги одеваются в средневековые одежды? Ведь монашеские наряды – это именно Средневековье. Нескладные, непрактичные и негигиеничные.
– И в них все они выглядят на одно лицо, правда? – заметила мисс Гилкрист. – Глупо, конечно, но я здорово испугалась, когда в доме миссис Тимоти Эбернети к нам пришла монашка, собиравшая подаяние. У меня почему-то засело в голове, что это та же самая монашка, которая приходила к нам в дом в Личетт-Сент-Мэри в день проведения досудебного расследования смерти миссис Ланскене. Знаете, я даже подумала, что она преследует меня!
– А я думал, что подаяния монашки всегда собирают по двое, – сказал Джордж. – Помнится, на эту тему был даже какой-то детектив…
– В моем случае она была одна, – ответила бывшая компаньонка Коры. – Может быть, им тоже приходится экономить, – туманно добавила она. – Но в любом случае это не могла быть та же самая монашка, потому как та собирала пожертвования от имени ордена Святого Варнавы, кажется, а эта была как-то связана с детьми.
– Но черты лица у них были схожие? – спросил Пуаро с неподдельным интересом. Мисс Гилкрист обернулась к нему:
– По-моему, да. Эта верхняя губа – мне показалось, что на ней пробиваются усики. Знаете, мне кажется, что именно это испугало меня больше всего, – в то время я была здорово взвинчена и сразу вспомнила военные рассказы, в которых монашек – на самом деле они были мужчинами – сбрасывали с самолетов на парашютах. Пятая колонна, знаете ли.
– А что, костюм монашки не так уж плох для маскарада, – задумчиво произнесла Сьюзан. – Он скрывает ваши ноги.
– Все дело в том, что люди обычно неправильно смотрят друг на друга, – пояснил Кроссфилд. – Именно поэтому свидетели в суде обычно дают такие разные описания преступников. Это просто невероятно. Мужчину обычно описывают как «высокого – низкого», «худого – полного», «блондина – брюнета», «одетого в светлый костюм – темный костюм» и так далее. Обычно среди свидетелей находится один надежный наблюдатель, но приходится каждый раз решать, кто же это.
– Есть еще одна любопытная вещь, – заметила миссис Бэнкс. – Бывает, что иногда неожиданно посмотришь на себя в зеркале – и не можешь понять, кто это перед тобой. Отражение лишь отдаленно напоминает тебя. Поэтому ты говоришь себе: вот этого я неплохо знаю… И только потом внезапно понимаешь, что это ты сам.
– Будет еще сложнее, если вы реально сможете увидеть самого себя со стороны, а не в зеркальном отражении, – развил ее мысль Джордж.
– Почему? – Теперь на лице Розамунды было написано изумление.
– Потому что – как ты не можешь понять? – ты никогда не видишь себя так, как видят тебя другие люди. Человек видит себя просто как отражение в стекле – зеркальное отражение, – попытался объяснить ее кузен.
– Но почему оно должно отличаться от самого человека? – по-прежнему не могла ничего понять миссис Шайн.
– Ну конечно, – быстро сказала Сьюзан, – должно. Потому что половинки лица человека отличаются друг от друга. Разные брови, приподнятый с одной стороны уголок рта, не совсем прямой нос… Это хорошо видно, если взять карандаш. У кого есть карандаш?
Кто-то протянул ей карандаш, и молодое поколение начало экспериментировать, поднося карандаш друг другу к носу с разных сторон и удивляясь странным угловым перспективам, которые при этом возникали.
Атмосфера значительно разрядилась, и теперь у всех присутствующих было прекрасное настроение. Они больше не были наследниками Ричарда Эбернети, собравшимися для дележки собственности. Сейчас они представляли собой компанию веселых людей, которые собрались вместе, чтобы провести уик-энд за городом.
И только Хелен Эбернети продолжала отстраненно молчать.
Со вздохом Эркюль Пуаро поднялся и с поклоном пожелал своей хозяйке спокойной ночи.
– Наверное, мадам, мне лучше совсем попрощаться. Мой поезд уходит завтра в девять часов утра. Это очень рано, поэтому я хочу сейчас поблагодарить вас за вашу доброту и гостеприимство. Мы договоримся с добрым мистером Энтвислом о дате перехода права собственности – естественно, это будет сделано с учетом ваших пожеланий.
