Перед глазами встала картина черного могучего тела, распластанного во мраке лестничного колодца, — и Гулов сдавленно вскрикнул…
— Что с вами, Женя? — переполошился Полевой. — Вам нехорошо?
— Нет-нет, Иван Данилович, все нормально… Я вас понял. Вы мне только вот еще что скажите… Кто и как превращает человека в зомби?
— Тот, кто умеет это делать, Женя. Ритуал зомби известен в Африке, особенно на западном побережье, а также на островах Карибского бассейна. Там колдунам отлично известны травы и заговоры, способные нормального человека отправить на тот свет и вернуть оттуда уже не человеком, а зомби… Но подробностей, как вы догадываетесь, я не знаю…
Распрощавшись с Полевым, Гулов опять вернулся в ванную комнату к схеме. У него возникло одно любопытное предположение. Гулов несколько минут водил пальцем по пересекающимся линиям судеб, вычерченным дотошным Шмариным, потом хмыкнул — и снова кинулся к телефону.
— Алыо-о… — услышал он заспанный голос Шмарина.
— Старик, это я, Гулов. Проснись-ка и скажи, ты больничные карты всех пятерых в поликлинике брал?
— Ну, брал… — сонным голосом ответил Шмарин.
— Они где?
— У меня…
— Дома?
— Зачем… В папке, в кабинете. А что?
— Папка где?
— В шкафу стоит… нет, на столе, слева. Или нет, в шкафу… В общем, не помню. Ты мне скажешь или нет?..
Но Гулов уже бросил трубку на аппарат.
Он снова вышел на балкон. Вылезти на козырек было задачей неисполнимой. Прыгать с пятого этажа страшно не хотелось. На лестнице, скорее всего, его поджидали. Оставался единственный путь…
Гулов перелез через перила, присел и уцепился за прутья оградки там, где они были вмурованы в бетон. Потом аккуратно выпрямил одну ногу, вторую и когда уже готов был повиснуть над бездной, его подошвы коснулись перил нижнего этажа.
"Все-таки в хрущовках есть и свои плюсы!" — мелькнула мысль. В более приличном доме с высокими, хотя бы на десять сантиметров, потолками этот смертельный номер у него не прошел бы…
Таким манером Гулов благополучно перебрался на третий, а затем и на второй этаж, спрыгнул на землю — и сразу метнулся в тень черемухи. Но кругом все было спокойно. И Гулов заспешил к горотделу…
Стол Шмарина был завален папками, газетами, какими-то рукописями, вырезками из журналов и еще бог знает чем. Гулов перелопатил весь этот ворох, но ничего, имеющего отношение к цели розысков, не обнаружил. Заглянул в шкаф, на шкаф и даже за шкаф — с тем же успехом. Тогда, разозлившись, он начал методично, как на обыске, прочесывать комнату — и через двадцать минут обнаружил искомое на подоконнике.
Пять обычных больничных карт лежали перед ним. Придвинув к себе первую — это оказалась карта Халифмана, — он стал расшифровывать записи последнего месяца жизни этого человека, делая выписки на листке бумаги. Потом он придвинул к себе следующую карту и также стал вчитываться в записи последнего месяца. На одной строке брови его чуть приподнялись. Когда Гулов взял третью карту и обнаружил и там что-то интересное, губы его разъехались в удовлетворенной усмешке, на четвертой глаза его заблестели, он несколько раз взъерошил себе волосы. Помедлив, он потянулся за пятой картой и сразу раскрыл ее на определенной странице. И палец его уперся все в ту же запись.
Гулов рассмеялся. Ему все еще не верилось, что он стоит на верном пути. Все, что ему теперь требовалось, — это дождаться утра. Завтра, сказал он себе. Завтра все станет ясно. Но дождаться завтрашнего утра было самым трудным…
Пятницк спал. Спали тридцать тысяч его обитателей, но не спал Гулов и не спал тот, за кем он все эти недели охотился. Почему Гулову казалось, что его противник тоже бодрствует в эту минуту, — он сказать не мог. Может быть, ему просто хотелось ощущать, что их незримое противостояние не прерывается на такие мелочи, как сон. Гулову хотелось, чтобы утро наступило немедленно: так велико было его нетерпение. Но рассвет наступил ровно в тот час, который был определен ему природой.
Как Гулов ни сдерживал себя, все же он приплелся к поликлинике за полчаса до открытия. Не смешиваясь с малочисленной командой страждущих, он дождался восьми и сразу прошмыгнул к кабинету главврача.
Тот, естественно, появился лишь спустя минут двадцать и был неприятно удивлен, увидев у себя под дверью посетителя.
— У меня сейчас приема нет…
Стоило, однако, Гулову представиться, как отношение мигом переменилось.
— Чаю хотите? У меня хороший, индийский…
— Скажите, — перебил его Гулов, — у вас есть зубной врач по фамилии Бимилин, Билинин или что-нибудь в этом роде?
— Есть… — главврач пожевал губами. — Есть Белишин…
— Пусть Белишин, — согласно мотнул головой Гулов. — Скажите, он в Индии или Африке бывал?
— В Африке? — главврач растерялся. — Не знаю… может, и бывал. А может, и нет.
Гулов удивился:
— Как это? Вы же характеристику подписывать должны были…
— А я здесь меньше года, — объяснил главврач. — Мы вот что. Мы у зама сейчас спросим…
Пришел заместитель — сморщенный, седой, с ворохом кардиограмм в руке.
— В Африке? — переспросил он. — Было дело. Белишин три года работал в Конго. Кем? Ну, юноша, кем может работать зубной врач на крупной стройке? Наверное, все-таки зубным врачом…
Гулов отыскал кабинет В.В.Белишина этажом выше. Ему повезло: перед дверью было пусто. Он постучал и просунул голову внутрь:
— Можно?
Белишин сидел за столом и что-то писал. Он повернул голову на голос, глянул на Гулова и как-то нехотя, словно появление пациента путало все его планы, сказал:
— Садитесь… Карточка есть?
— Сейчас принесут, — храбро соврал Гулов, опускаясь в кресло.
— Что болит? — Белишин включил лампу и заглянул Гулову в лицо.
— Там… слева… — еще раз соврал Гулов, вспомнив кстати, что где-то там у него действительно месяца два назад выпала из зуба пломба.
Белишин, щурясь, повертел у него во рту зеркальцем, потом неожиданно ткнул куда-то иголкой: — Тут? От боли, пробившей его насквозь, как удар тока, Гулов дернулся и замычал.
— Ну, не буду, не буду… — примирительно сказал Белишин и откинулся назад. — А зубик придется удалить. Плохой зубик.
Он отошел к столику у окна и стал перебирать позвякивающие никелированные инструменты. Гулов смотрел на его сгорбившуюся спину. Его план был и прост, и сложен одновременно. Он не сомневался, что Белишин, обладая секретом превращения людей в зомби, отправил на тот свет пятерых своих пациентов (а может, и больше), чтобы теперь использовать их для исполнения каких-то своих целей. На его же совести — и смерть Манзеля. Но одновременно Гулов понимал, что аргументы, которыми он, как следователь, располагает, никого не убедят. И потому ему оставалось только одно: добыть доказательства, способные превратить его уверенность в факт, очевидный для прокурора. Требовались неопровержимые улики. И предоставить их мог только один человек: Белишин…
Белишин обернулся.
— Сейчас укольчик сделаем, вы и не почувствуете…
— А что потом, доктор? — спросил жестко Гулов. — Инфаркт? Или меня тоже — машиной?
Белишин остановился со шприцем в руках.
— Не понимаю… О чем вы?
— А что такое — зомби? — продолжал Гулов. — Вы ведь знаете, вы в Африке были…
— Никогда дальше Сочи не ездил! — резко ответил Белишин. — И вообще, товарищ дорогой, кто вы такой? Карточка ваша где?
Гулов заметил, что случайно сорвавшаяся с языка ложь про Сочи раздосадовала Белишина. И это решило дело.
— Последней записью в карточке у них у всех было удаление зуба, проведенное вами, доктор Белишин…
Белишин кинул шприц в лоток. От резкого удара стекло раскололось.
— Что вы хотите? Я не понимаю… Я ежедневно принимаю по два десятка больных… Что вам от меня надо? Я сейчас позову завотделением…
— Не советую. Я из милиции. Расследую дело о смерти и исчезновении трупов пяти жителей города… Вам нечего мне рассказать?
Белишин снова отошел к окну, из тарелки, накрытой чистым полотенцем, взял новый пустой шприц.
— Я слышал об этой страшной истории. Только не понимаю, причем тут я…
— Так ведь это же ваших рук дело! — притворно-наивным голосом произнес Гулов.
Белишин изобразил смех.
— Моих? Фантазия у вас, ха — ха! Я, выходит, убийца? Он снова втянул в шприц ампулу новокаина:
— Знаете, давайте лучше зуб лечить. Он у вас и впрямь никуда не годится…
И тут вдруг до Гулова отчетливо дошло, что в первый раз Белишин убрал ампулы с обезболивающим в выдвижной ящик, а достал их теперь из коробки, стоявшей на подоконнике.
Гулов посмотрел на Белишина. Тот — на него. Их взгляды встретились. И тут глаза Белишина сверкнули. С коротким, похожим на всхлип криком, он прыгнул на Гулова.
