грязную и окровавленную ладонь к щеке и вытерла ее. На пальцах осталась влага от моих слез.
– Ты плачешь? – не веря прошептал прокурор.
– Расскажешь кому-нибудь – убью, – слезы непроизвольно стекали по щекам. – Ты не умрешь здесь, прокурор. Не сегодня. Поднимай свою задницу, Борзов. Пора на выход, – помогла ему подняться и опереться на меня. – Нам наверх.
– С ума сошла? – прохрипел Борзов. – Может поищем что-то внизу? Может будет окно?
– Какое окно, Аркаш? Бредишь что ли? Давай наверх! – взрывы стихли, как я и предполагала – этот был последним.
Теперь остался лишь он – жестокий гул огненной стихии, пожирающей все на своем пути. Чем выше поднимались, тем легче дышалось. Но все это было на время и обманчиво – скоро огонь доберется и до верхних этажей.
С трудом добрались до нужной двери наверху и оказались на крыше. Позади особняка располагался огромный бассейн, и именно туда мы направились. Борзов понял, о чем я думала.
– Ты хочешь прыгнуть? С высоты третьего этажа?
– Другого нам не остается. Нужен разбег.
– Это самоубийство, – возразил мужчина.
– Пусть и так. Все же лучше, чем сгореть заживо. После тебя.
– Нет. Ты пойдешь первой.
– Думаешь, я дура? Я дотащила тебя, чтобы ты тут сдох? Думаешь, не знаю, что у тебя на уме? Ты прыгнешь, Борзов, иначе я останусь тут вместе с тобой, – наверху дышать было легче, но кашель все равно раздирал легкие. – Прыгай, засранец! Я, между прочим, еще состариться хочу. Вон смотри, даже на чувства способна! Плакать умею, – грустно улыбнулась. – Давай, Борзов. Не зли меня.
– У меня есть право на последнее желание? – он вдруг посерьезнел.
– У тебя сотрясение, Борзов! Какое к черту желание?
– Я вижу свои раны. И трезво оцениваю ситуацию. Я, – он тяжело вздохнул. – Исполни мое желание, Вась. Оно ведь действительно может оказаться последним. Не хочу умереть, не испытав этого.
– Чего?
– Поцелуй меня, Василиса Царева. Захаров сказал, что у нас есть время на прощание. Так вот, я хочу попрощаться именно так.
– Дурной ты, прокурор, – кашель перебил меня. – Меня вон на слезы пробивает, а тебя на поцелуи.
– Я серьезно, Вась.
Борзов был дорог мне. Слишком многое нас связывало. И я прекрасно понимала, о чем он говорил сейчас. Он любил меня, и я не хотела давать ему надежду хоть чем-либо. Поэтому всячески отвергала его и не поддерживала его чувства. То, что он просил у меня сегодня, было не прихотью и не желанием влюбленного дурака. Он понимал, что я не люблю его как мужчину. И не полюблю.
– Ты же знаешь, как дорог мне, прокурор? – спросила приблизившись.
– Ты доказала это, не бросив умирать меня там внизу. Я люблю тебя, Василиса. И хочу попрощаться так. Я не знаю, что ждет меня там. Я потерял слишком много крови – ноги плохо слушаются. Я могу не допрыгнуть. И ты не сможешь ничего сделать. Я могу пообещать тебе, что попробую выжить. А ты попрощайся со мной. Баш на баш, Василиса Царева?
– Баш на баш, Борзов, – слезы стекали по моим щекам. Он взял мое лицо в ладони и мягко поцеловал в каждую из щек, пройдясь губами по дорожкам из слез. После чего прильнул своими губами, мокрыми от моих слез, к моим. Осторожный мягкий прощальный поцелуй. А после прижался губами к моему лбу и обнял меня.
– Спасибо, – прошептал. – Я постараюсь выжить.
– Ты обещал, Борзов. Только попробуй не сдержать обещание, – гул от бушующего огня усиливался, и времени оставалось совсем мало. – До встречи, Аркаш.
Он лишь кивнул, а после отошел на расстояние разбега и побежал. Секунда – он рванул в пустоту, затянутую дымовой завесой. Шум огня не позволял услышать самого главного – всплеска воды. Я отошла на расстояние и судорожно выдохнула. Я не была супергероем, но в тот момент очень надеялась, что я как в фильмах про них не умру. Либо меня соберут по частям, и я продолжу жить дальше.
Прикрыв глаза на мгновение, сорвалась вперед. Падение было стремительным, и вскоре меня встретил приятный холод воды. Бассейн был весьма глубоким, поэтому мне крупно повезло – все осколки от стены пошли ко дну под весом своей тяжести, а я его попросту не достала. Вынырнула, шумно отплевывая воду, попавшую внутрь через нос.
Превозмогая слабость, накатывающую на каждую клеточку моего тела, я поплыла от здания в другой конец. Прокурора видно не было, и я надеялась на то, что увижу его на бортике. Когда оказалась в конце водоема, сил уже не осталось. Попыталась приподнять на ладонях и вылезти, но не смогла и ушла под воду. Сильные руки подхватили меня и вытащили из воды.
– Безумная, – голос Амира раздался около моего уха, и я провалилась в темноту.
Открыв глаза, обнаружила себя в машине скорой помощи. Вокруг меня суетились врачи, обрабатывая раны.
– Василиса Баженовна! – один из них увидел, что я очнулась. – Сколько пальцев видите? Вы помните какой сегодня день и что случилось? – на меня посыпалось сто стандартных вопросов, и я хмуро на них ответила. – Легкое сотрясение, но вроде бы тяжелых повреждений нет. Все поверхностные. Желательно провести обследование на случай внутренних повреждений, но я думаю, что все в норме. Вы в рубашке родились.
– Со мной мужчина был. Что с ним?
– С ним все намного хуже. Обширные травмы. Пока тяжело что-то сказать, он сейчас без сознания, – ответил врач. – Ему требуется срочная операция, его уже увезла машина скорой. Сейчас и мы поедем.
– Мне нужно увидеть господина Сеитова. Сейчас же. После поедем.
– Но…
– Никаких «но». Живо! – я поднялась на кушетке, ощутив слабость. – Сейчас вернусь, – хотела выдернуть катетер из руки, но меня остановил голос.
– ВАСИЛИСА! МАТЬ ТВОЮ!!! – Амир залез в машину скорой. – ВСЕ ВОН! – сотрудники быстро покинули машину, оставив нас наедине. – Нет, я все сегодня понял. Когда увидел тебя, летящую с крыши. Ты моя персональная головная боль на всю оставшуюся жизнь.
– Амир, – грустно и потеряно протянула. Он тут же оказался рядом, аккуратно сжав меня в объятиях.
– Ты плакала, – прошептал тихо.
– Он собирался умереть там… – проговорила, уткнувшись носом в его шею. Слова полились из меня, складываясь в рассказ.
– Знаю. Борзов рассказал, пока не потерял сознание. Еще и покаялся, что выпросил у тебя поцелуй на прощание. Засранец! – недовольно пробурчал мужчина. – И это при том, что ты его тушу тащила три пролета! Ты просто невыносимая! Возомнила себя чудо-женщиной? Хотя, о чем это я? Ты по-другому не можешь.
– Как Богдан?
– Хреново.
