наблюдал за ним, вглядываясь вглубь тайги.
– Держи, – сказал он, протягивая Андрею небольшой кожаный мешок. – Утром и вечером по полной кружке.
– Спасибо, – снова повторил Андрей.
Оталан залез в лодку и завел мотор. Развернувшись к Андрею, он крикнул:
– Когда будете готовы, я заберу вас!
– Что? – крикнул Андрей.
Но Оталан уже гнал по волнам Гилюя.
Андрей выложил на траву тетрадь и карту, еще раз все сверил, убрал тетрадь в рюкзак, карту засунул в карман куртки. На одной руке у него были часы, на другой компас. Он поднялся, оглянулся на реку, кинул взгляд в гущу леса, вздохнул и накинул на плечи рюкзак. Подойдя к Оксане, он аккуратно поднял ее, и, подхватив обеими руками, направился в тайгу…
Предстояло пройти не менее пяти километров. Сначала Андрей намеревался придерживаться ручья, после, через определенное расстояние нужно было свернуть, удаляясь в дебри тайги, и оказаться между Большим и Малым ручьями.
Приходилось вилять, обходя буреломы, овраги, завалы и прочие сюрпризы тайги. Уже, преодолев первый километр, Андрей выбился из сил и, в очередной раз аккуратно уложив Оксану, просто свалился с ног, едва успевая заглатывать ртом воздух. Воду он берег для Оксаны, сам ограничиваясь смачиванием горла. Пару раз Оксана, более-менее, приходя в себя, просила Андрея опустить ее, чтобы она могла передвигаться сама. Куда Андрей ее вел, она ни разу не спросила.
Второй километр. Пот стекал ручьями. В голове шумело. Ноги не слушались.
Третий километр. Все лицо было изранено ветвями. Голова гудела. Мышцы так затекли, что он перестал их ощущать. Андрей уже останавливался через каждые пятьдесят метров, опуская Оксану.
Он молчал. Оксана молчала. Он смотрел только на компас, время потерялось. Он не хотел знать, который час, в то же время, опасаясь остаться посреди тайги ночью.
Четвертый километр. Оксана больше не приходила в себя. Андрей чувствовал надрыв, но продолжал идти вперед. Начинало темнеть. Сквозь ветви, Андрей сумел увидеть, что небо перестало быть синем. Небо затягивало тучами.
Пятый километр. Из-за туч заметно потемнело. Где-то вдалеке послышался гром. Еще шаг, еще метр, еще завал, еще овраг, еще рывок…
И вот Андрей увидел его… Он стоял среди тайги. Тетрадь не обманула. За деревьями был виден маленький дом, сторожка с торчащей из крыши трубой.
Андрей почувствовал первые капли дождя. Он напряг все свои силы, и уже не делая остановок, дошел до избушки. Как только он оказался у входной двери, хлынул дождь.
Войдя внутрь, Андрей аккуратно положил Оксану на пол, скинул рюкзак и осмотрелся. У единственного маленького мутного окна стояла кровать, покрытая соломой. Андрей развязал рюкзак, вытащил одеяло и постелил его поверх соломы. Перенеся на кровать Оксану, он подоткнул ей под голову подушку, сотворенную из своего свитера, и накрыл ее одеялом. Тут же он взглянул на часы.
– Пора принимать лекарства, – прошептал он. – И нужно сделать укол.
Посреди комнаты стоял квадратный стол, на который Андрей высыпал все содержимое пакета с лекарствами, отобрал нужное, налил в стакан воды и подсел к Оксане. С трудом приведя ее в чувства, он заставил ее выпить все, что приготовил, а также влить в себя два стакана воды.
– А сейчас, извини милая, это необходимо.
Андрей достал шприц и принялся тренироваться на рюкзаке. Руки дрожали. Пришлось выждать. Решив, что он готов к процедуре, он извлек из пакета новый шприц, заполнил его лекарством, подошел к Оксане и перевернул ее на бок. Руки еще дрожали…
– Нужно сосредоточиться, – прошептал он. – Прости, Оксана…
Получилось!
Андрей сел возле Оксаны, положив ей на лоб ладонь. Она приоткрыла глаза и слабо улыбнулась.
– Все будет хорошо, – проговорил Андрей. – Я попробую приготовить чай.
В избе была печь-буржуйка. Андрей проверил дымоход, закинул какие-то, совсем древние сухие дрова, лежащие в углу комнаты, и затопил.
По крыше стучал дождь. Начинался ливень. Андрей вышел наружу, хотел было закричать во все горло, но сил уже не было. Он сполз по двери сторожки и смотрел на надвигающуюся таежную тьму, сквозь которую хлестал дождь.
Ночь Андрей провел, сидя на полу у кровати Оксаны. Среди ночи у нее начался бред. Она горела, беспокойно крутила головой по сторонам, по всему ее телу пробегала мелкая дрожь…
Спустя неделю после того, как Шоцкий устроил себе вечер, посвященный первому дню отпуска, он уже размещался в номере дома отдыха в Анапе.
Выйдя на балкон, Иван Владимирович вдохнул свежий морской воздух и потянулся. Перед его глазами раскинулась гладь Черного моря. Отель располагался в первой линии, и ему был виден пляж, усеянный телами отдыхающих.
– Да, лето в этом году удалось, – пробормотал он себе под нос. – За три недели я могу превратиться в жареную курицу, лишенную воли и какого либо желания чего либо. И будет уже август. – Он вошел в номер и уже громче произнес: – За три недели я тут разговаривать разучусь! А то и сопьюсь к чертям морским!
Ближе к вечеру, Иван Владимирович решил открыть курортный сезон и окунуться в море. Он уже выходил из номера, как раздался телефонный звонок.
– Слушаю, – сказал он, держа трубку у уха.
– Как отдых, Иван Владимирович? – послышался голос подполковника Кравчука.
– Вы будете контролировать, заплыву ли я за буйки или нет?
– Что вы, Иван Владимирович, просто хотелось пожелать вам приятного времяпровождения на морском берегу.
– И поставить меня в известность о том, что вам известен каждый мой шаг?
– Да нет же, хотел поблагодарить вас за то, что прислушались к моему совету, и не покинули пределы родины.
– Спасибо за пожелание, Анатолий Борисович. Что-то еще?
– Да, есть кое-что.
– Я вас слушаю, Анатолий Борисович.
– Ваши птенцы возвращаются в свои гнезда, – сказал Кравчук.
Шоцкиий ощутил холодок, прошедший по его телу.
– Вы о чем? – спросил он.
– Мария Данченко вернулась домой, представляете? А вы говорите, контроль. Она прилетела на самолете, и ее никто не отсек. То ли прохлопали, то ли сбой какой. Вам об этом ничего неизвестно?
– О чем вы говорите?
– Ну, они ваши любимцы, может вы о чем-то таком знали, или догадывались?
– Вы хотите сказать, что я попросил своих любимцев сдаться?
– Нет, Данченко не сдалась, она просто приехала домой. И все! Удивительно! Не понимаю, что происходит. А вы?
– Вы меня отстранили, это не мое дело, – отрезал Шоцкий.
– Что ж, как знаете, я думал, вам будет интересно.
– Мне, Анатолий Борисович, интересно другое.
– Что же?
– Мое чудесное, или, как вы любите говорить, эффектное начало моего отпуска.
– Не понимаю, о чем вы.
– Неужели? Мое краткосрочное заточение в камере.
