Для Мазу был важен контроль. Это действительно трудно объяснить тому, кто с ней не встречался. Она могла заставить людей делать что угодно, даже причинять себе боль, и я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь отказывался. Одно из моих самых ранних воспоминаний о ферме Чапмена — это подросток по имени Джордан, хлещущий себя по лицу кожаным кнутом. Я помню его имя, потому что Джонатан Уэйс обычно пел духовную песню «Кати свои волны, Иордан, кати»17 всякий раз, когда видел его. Джордан был намного крупнее Мазу, и он стоял на коленях, его лицо было покрыто рубцами, и он продолжал хлестать себя, пока она не сказала, что можно остановиться.
Несмотря на то, что все говорили мне, какой хорошей и святой была Мазу, я всегда считал ее ужасным человеком. Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что ненависть к Мазу стала исходной точкой в моих сомнениях в идеях всей церкви, хотя в то время я просто думал, что Мазу была плохой, а совсем не о том, что вся эта церковь с ее культом была гнилой изнутри.
Мазу никогда не любила Луизу, и всегда старалась, чтобы ей давали самую сложную работу на ферме: на улице в любую погоду. Когда я стал старше, я понял, что это произошло потому, что Джонатан и моя мать спали вместе. Мазу никогда не нравились женщины, с которыми спал Джонатан.
Объяснить, как я перестал верить, сложно.
Через несколько лет после того, как мы присоединились к ВГЦ, на ферму Чапмена переехала новая семья, по фамилии Доэрти: мать, отец и трое детей. Дейрдре Доэрти снова забеременела, пока они жили на ферме, и родила четвертого ребенка, эту девочку Мазу назвала Линь. (Мазу имеет право давать имена всем детям, родившимся на ферме Чапмена. Она часто ищет в «И цзин, или Книге перемен», как следует назвать ребенка. «Линь» — так называется одна из гексаграмм18).
Мне было 12 лет, когда отец семьи, Ральф, сбежал из коммуны посреди ночи, забрав с собой троих старших детей. На следующее утро нас всех вызвали в храм, и Джонатан Уэйс объявил, что Ральф Доэрти был материалистом и эгомотивным человеком, в то время как его жена, которая осталась с Линь, была ярким примером чистой духом. Помню, что мы все аплодировали ей.
Я был очень смущен и шокирован уходом Ральфа и детей, потому что я никогда не видел, чтобы кто-то поступал так раньше. Нас всех учили, что уход из церкви разрушит нашу жизнь, что материалистическое существование буквально убьет тебя после того, как ты был чистым духом, что в итоге ты сойдешь с ума и, вероятно, совершишь самоубийство.
Затем, через несколько месяцев после ухода Ральфа, Дейрдре была исключена. Это потрясло меня даже больше, чем уход Ральфа. Я не мог себе представить, какой грех могла совершить Дейрдре, чтобы вынудить ВГЦ выгнать ее. Обычно, если кто-то делал что-то не так, его наказывали. Если человек действительно заболевал, ему могли разрешить уехать, чтобы обратиться за медицинской помощью, но из ВГЦ обычно не отпускали людей, если только они не были настолько сломлены, что не могли работать.
Дейрдре оставила в коммуне Линь, когда ушла. Мне следовало бы радоваться тому, что Линь вырастет чистой духом, а не погубит свою жизнь в материалистическом мире. Именно так на эту ситуацию смотрело большинство членов церкви, но не я. Хотя наши отношения с Луизой не были идеальным примером родственных связей, я знал, что она моя мать, и это было важно для меня. Втайне я думал, что Дейрдре следовало взять Линь с собой, и это была первая серьезная трещина в моих религиозных убеждениях.
Я узнал, почему Дейрдре была исключена, абсолютно случайно. Меня наказали за то, что я пнул или толкнул другого ребенка. Не могу вспомнить подробностей. Меня привязали к дереву, и я должен был остаться в таком положении всю ночь. Мимо прошли двое взрослых. Электрические фонарики на ферме запрещены, так что я не знаю, кто это был, но они перешептывались об исключении Дейрдре. Один рассказывал другому, что Дейрдре написала в своем дневнике, что Джонатан Уэйс изнасиловал ее. (Предполагается, что все члены церкви старше девяти лет должны вести дневники. Это часть религиозной практики. Наставники читают их раз в неделю).
Я знал, что такое изнасилование, потому что нас учили, что это одна из ужасных вещей, которые случаются в материалистическом мире. Внутри церкви люди занимаются сексом со всеми, кто этого хочет, и это способ укрепления духовных связей. Нас учили, что изнасилование — это нечто иное, насильственная форма материалистического обладания.
Не могу передать вам, что я почувствовал, услышав, что Дейрдре обвинила Папу Джея в изнасиловании. Все объясняется тем, какие идеи мне привили: помню, я тогда подумал, что предпочел бы остаться привязанным к этому дереву на целую неделю, чем услышать то, что я только что услышал. Меня воспитывали в убеждении, что Джонатан Уэйс был самым близким к Богу существом на земле. Церковь учит, что позволять себе плохие мысли о нашем лидере или о самой церкви означает, что Враг работает внутри тебя, чтобы воскресить ложное «я», поэтому я попробовал петь молитвы там, в темноте, что является одним из приемов, которым тебя учат останавливать негативные мысли, но я так и не смог забыть то, что я услышал о Папе Джее.
С тех пор мне становилось все хуже и хуже. Я никому не мог поведать об услышанном: во-первых, если бы Мазу узнала, что я рассказываю подобную историю, одному Богу известно, что она заставила бы меня сделать с собой. Я пытался подавить все свои плохие мысли и сомнения, но трещина в моей вере становилась все шире и шире. Я начал замечать лицемерие, контроль, несоответствия в учении. Они проповедовали любовь и доброту, но были безжалостны к людям за то, что те не могли исправить. Например, Линь, дочь Дейрдре, начала заикаться, когда была еще совсем маленькой. Мазу постоянно насмехалась над этим. Она сказала, что Линь может перестать заикаться, если захочет, и ей нужно усерднее молиться.
К этому времени моя старшая сестра Бекка прошла совершенно другой курс обучения, отличный от всех нас, путешествуя по стране вместе с Уэйсом и помогая проводить семинары и тренинги по саморазвитию. Моя другая сестра Эмили очень завидовала Бекке. Иногда ей удавалось присоединиться к миссионерским выездам, но не так часто, как Бекке.
Они обе смотрели свысока на меня и Луизу, недотеп, которые годились только для того, чтобы жить на ферме.
У меня было очень много прыщей в подростковом возрасте. Когда члены ВГЦ выходят на публику, они должны выглядеть ухоженными и симпатичными, но Линь, Луизе и мне не разрешали выходить даже для сбора денег на улице, потому что мы не соответствовали светлому образу церкви, мне все портили мои прыщи, а Линь — ее заикание. Луиза рано поседела и выглядела намного старше своих лет, вероятно, из-за того, что все время работала на улице.
Что было дальше — сложно описывать. Теперь я понимаю, что стал планировать покинуть церковь, когда мне было почти 23, но поскольку ты никогда не отмечаешь там дни рождения, я узнал, в какой день родился, только когда ушел и отыскал официальные бумаги о своем рождении.
Мне потребовалось больше года, чтобы действительно решиться уйти, отчасти потому, что мне нужно было набраться смелости. Я не могу не подчеркнуть, как настойчиво церковь внушает тебе, что ты не сможешь выжить снаружи, что ты обязательно сойдешь с ума и покончишь с собой, потому что материалистический мир испорчен и жесток. Но главное, что меня сдерживало, это то, что я хотел, чтобы Луиза поехала со мной. Что-то было не в порядке с ее суставами. Я раньше не слышал об артрите до того, как ушел из церкви, но думаю, что у нее эта болезнь. Суставы были опухшими, и я знаю, что она часто испытывает боль. Конечно, ей сказали, что это признак духовной нечистоты.
Однажды, когда мы с ней работали на ферме с домашним скотом, я стал рассказывать ей о своих сомнениях. Она начала буквально трястись, а потом сказала мне, что я должен пойти в храм и помолиться о прощении. Затем она начала читать мантру, чтобы заглушить мои слова. Ничто из сказанного не доходило до нее. В конце концов, она просто сбежала от меня.
