себе позволить швыряться такими союзниками, как Япония.
— Тем более что это произошло накануне встречи в верхах.
— Вот именно, — в потухших глазах премьер-министра что-то блеснуло. — Мы должны воспользоваться этим моментом и заставить США пойти на уступки.
Шифрованной телеграммой командующий флотом США в зоне Тихого океана оповестил министра ВМС и начальника главного штаба ВМС о том, что экипаж подводной лодки-ракетоносца «Эндрю Макферсон» — за исключением командира лодки и нескольких офицеров, которые по требованию министерства сразу отбыли в Вашингтон, — специальным самолетом вылетает на родину. Лодку принял сменный экипаж.
Копию телеграммы командующий показал генералу Крейгу, которому подчинялись американские части, расквартированные на Японских островах. Посмотрев на часы, генерал Крейг отдал честь адмиралу и вышел из кабинета. Они не обменялись ни одним словом.
Вернувшись в свой штаб на авиабазе США в Иокота, генерал Крейг попросил соединить его с авиабазой в Ацуги, близ Токио. Американский военный персонал располагал на Японских островах собственными системами многоканальной связи, к которым японцы не имели доступа. Штаб командования морской авиацией в западной части Тихого океана ответил, что один из самолетов ЕР-ЗЕ «Ариес» как раз сейчас готовится к вылету.
«Ариес» был шпионским вариантом морского патрульного самолета Р-3 и следил за морскими путями, занимаясь радиоперехватом и фиксируя сигналы радиолокаторов.
Генерал Крейг нажал кнопку вызова адъютанта и приказал соединить с ним подполковника Гейтса, как только тот даст о себе знать.
Ровно в полдень молодой человек в зеленом плаще с погончиками остановился возле уличного телефона-автомата в Ацуги. Он вытащил из кармана несколько десятииеновых монет и стал набирать номер — 2800-408-2836. Прежде чем набрать последние четыре цифры, он оглянулся, за спиной никого не было. Трубку сняли после первого же гудка. Выпалив скороговоркой несколько фраз, молодой человек поспешил повесить трубку.
Без санкции начальства он, как и любой другой американский военнослужащий, не имел права вступать в какие бы то ни было отношения с японцами. Тем более с сотрудниками второго исследовательского отдела штаба военно-морских «сил самообороны», которые занимались разведкой и контрразведкой.
Капитан второго ранга Катаока, неслышно ступая по мягкому ковру, подошел к столу, положил перед адмиралом докладную записку и сделал шаг назад.
Надев очки, начальник военно-морских «сил самообороны» прочитал документ. Катаока, вежливо склонив голову, изучал узор на ковре. Закончив, адмирал снял очки и протянул листок Катаока, который тут же спрятал его в светло-серую папку.
— Степень достоверности? — спросил адмирал.
— Сто процентов, — почтительно ответил Катаока.
Адмирал положил локти на стол, так что дощечки погон с одной широкой и тремя узкими полосками, из-за которых для цветка хризантемы почти не осталось места, задрались вверх почти под прямым углом — опытный взгляд Катаока определил, что начальник штаба сильно похудел за последние месяцы.
— Это нужно предотвратить, — приказал адмирал.
— Слушаюсь, — произнес Катаока.
Он повернулся на каблуках и вышел. Его ладную фигуру проводил завистливый взгляд стареющего адмирала.
Проходя мимо кабинета заместителя и в скором будущем преемника начальника штаба — вице-адмирала Тэрада, Катаока заметил, что он по-прежнему отсутствует. Где находится вице-адмирал, знал, по-видимому, только начальник штаба.
Инспектор Акидзуки был разочарован. Среди бумаг в папке депутата Нирадзаки не было ничего, что могло бы помочь следствию.
Инспектор не очень внимательно следил за политикой, но теперь понял, почему фамилия Нирадзаки оказалась ему знакомой. Депутат от оппозиции был известен своими резкими выступлениями против военной политики правительства и руководства управления национальной обороны.
Акидзуки был склонен считать убийство депутата политическим: денег у Нирадзаки не взяли, других ценностей у него с собой не было. Но почему именно сейчас кто-то решил убрать Нирадзаки? Его не тронули даже тогда, когда он с парламентской трибуны обвинил «силы самообороны» в подготовке мятежа. Инспектор, размышляя, ходил по комнате и бормотал:
Вздымается волна из белых облаков,
Как в дальнем море, средь небесной вышины,
И вижу я —
Скрывается, плывя,
В лесу полночных звезд — ладья луны.
Коллега, с которым Акидзуки делил кабинет, сбежал, не выдержав многократного повторения классического стихотворения.
Визит в штаб-квартиру оппозиционной партии закончился впустую. Похоже, у руководителя партии были неважные отношения с покойным депутатом. Созвонившись с его секретарем, Акидзуки решил побывать в парламентском кабинете Нирадзаки.
Кадровый армейский служака Роджер Крейг не мог питать симпатии к скользким и хитрым разведчикам, которые не знали, что такое настоящая военная служба. Но без этих ребят ему сейчас не обойтись, и он приветственно помахал рукой входившему в кабинет Эдвину Гейтсу. За все эти дни, с неодобрением подумал Крейг, подполковник ни разу не надел форму, даже находясь на базе американских вооруженных сил.
— Как будто бы все в порядке, генерал, — осторожно сказал Гейтс.
Крейг обратил внимание на это «как будто».
— У вас какие-нибудь сомнения, подполковник? — прямо спросил он.
— Сомнения? Нет, — отрезал Гейтс. — Просто я о подобного рода акциях люблю говорить в прошедшем времени. А пока дело не сделано…
Генерал Крейг забарабанил пальцами по столу.
Противоположную от окна стену кабинета украшали двое часов. Одни показывали вашингтонское время, другие — токийское. Бросив на них взгляд, Крейг попросил адъютанта принести кофе.
Адмирал Симомура был болен и знал, что ему отпущено не больше двух лет жизни. Почти все, что он мог сделать для японского военно-морского флота, он сделал. Тэрада получит неплохое наследство. Последние месяцы, занимаясь текущими делами, Симомура ловил себя на том, что часто отвлекается, размышляя о мемуарах, которые он надеялся написать. Не то чтобы им двигало тщеславное желание запечатлеть собственные деяния на благо флота. Не было в его размышлениях о прошедшем ностальгической тоски — Симомура привык жить сегодняшним днем. Он хотел оставить после себя что-то вроде духовного завещания молодым офицерам флота.
Через семь лет после поражения Японии в войне бывший младший офицер императорского военно-морского флота Симомура вступил в корпус национальной безопасности, который в 1953 году был переименован в «силы самообороны». Симомура окончил академию обороны и успешно продвигался по служебной лестнице. За семь лет вынужденного перерыва в военной карьере Симомура многое передумал. Союзники нанесли Японии сокрушительное поражение. Вновь и вновь мысленно возвращаясь к событиям военных лет, Симомура приходил к выводу, что ответственность за разгром ложится на командование армии и флота.
Четыре военных года Симомура провел на борту подводной лодки. К концу войны подводный флот Японии был полностью уничтожен. Лодка, на которой плавал Симомура, спаслась чудом. Низкое качество японских лодок, конструктивные дефекты, отсутствие локаторов (они начали поступать только в 1944 году), плохое вооружение — все это поставило японских подводников в
