— Связи есть, но я хочу выслушать идею.
— Прошу прощения, господин Рустамбек, но мне нужно также еще одно: помощь господина Лапика. Поскольку господин Лапик с его связями поможет мне получить доступ к некоторым документам в Министерстве торговли России. Это возможно?
— Возможно. Но в чем идея?
— Идея следующая. Сейчас готовится к подписанию договор о продаже крупной партии российского вооружения Индии. Сумма сделки — два миллиарда долларов.
— Я слышал об этом. Дальше?
— Дальше — если допустить, что сделка сорвется, России не останется ничего другого, как продать эту партию вооружения другой стране. Поскольку арабы всегда проявляют интерес к российскому оружию, лучшим вариантом будет одна из богатых арабских стран. Даже если в России представить дело так, что арабы дают за весь пакет меньшую сумму, — Россия вынуждена будет согласиться.
— Допустим, мы такую арабскую страну найдем. Дальше?
— Дальше — арабы, если мы с ними договоримся, будут готовы отдать за эту партию ту же сумму, два миллиарда долларов. А России мы отдадим полтора миллиарда. Так что пятьсот миллионов долларов останутся у нас.
— Идея в самом деле интересная, — Рустамбек помолчал. — Но где гарантия, что сделка между Индией и Россией будет расстроена?
— Гарантия — я. Я за это отвечаю.
— Уверены, что отвечаете?
— Господин Рустамбек, я ведь не просто изложил вам идею как таковую. Перед этим я провел большую работу. Собственно, у меня давно уже все подготовлено.
— Что, серьезно?
— Серьезно. Есть даже человек, который наложит вето на сделку.
— Даже так? — Рустамбек сделал большой глоток. — И что же это за человек?
— Амритсингх, руководитель отдела вооружений Министерства торговли Индии.
— Амритсингх?
— Да. Слышали когда-нибудь это имя?
— Нет. У меня практически не было дел в Индии. Но я наведу справки. Вы с ним знакомы?
— Скажем так: знаком заочно. Причем знаком заочно не только с ним, но и с его семьей. У него красивая жена. Две дочери. И сын Риши.
Рустамбек отставил стакан. Встав, подошел к окну, выходящему во двор банка. Сказал, не оборачиваясь:
— Чувствую, вы действительно провели большую работу.
— Действительно, господин Рустамбек.
— За чем же дело стало?
— Только за одним: чтобы вы сказали «да».
— Конечно, я говорю «да». Я даю вам полную свободу действий. И обещаю полную поддержку.
Проехав от Арбата, где она жила, к Остоженке, Полина остановила «Тойоту» в одном из тихих переулков, у кафе «Пойма». Это кафе было ее любимым местом, здесь вкусно кормили, всегда было тихо, и, главное, она знала, что не встретит здесь никого из своих знакомых.
В кафе сидели всего две пары, и, к счастью, ее любимый столик в углу, с видом на Москву-реку, был свободен. Сев спиной к залу, так, чтобы ее никто не видел, она заказала подошедшей официантке кофе, яйцо всмятку и яблочный пай — и стала смотреть на реку.
Она любила смотреть на Москву-реку. Она выросла далеко от Москвы, но Москва ей нравилась. И особенно ей нравилась Москва-река. Эта река, такая же небольшая, как ее родная Сухона, ничем особенным не поражала. Но ей нравилось в этой реке все — каменные набережные, возникающие то тут, то там белые храмы и луковки церквей, проплывающие мимо баржи и речные трамваи, качающиеся на мелкой волне утки, изредка пролетающие чайки.
Впервые за долгое время она провела эту ночь одна в собственной квартире и, проснувшись, решила одна позавтракать в кафе. Накануне Луи предупредил, что будет весь день занят, — что ж, она посвятит этот день себе. Посвятит, хоть и будет по нему скучать.
Покончив с яйцом всмятку и паем, налила в чашку кофе. И услышала шорох. Краем глаза заметила: к ней за стол без всякого разрешения садится какой-то парень.
Как вести себя с нахалами, она отлично знала. Повернула голову, чтобы осадить наглеца, и увидела: это Чика.
Меньше всего она ожидала увидеть здесь Чику.
Со времени, когда она, оказавшись в Москве, сразу же попала в его лапы, став путаной в «Балчуге», прошло уже несколько месяцев. Теперь она другая, многое поняла. Все то страшное, вся грязь и мерзость, связанные для нее с Чикой, постепенно забываются. Чика вычеркнут из ее жизни. И вот — он возник снова.
Чика, как всегда, одетый с парикмахерским лоском, надушенный своими любимыми «Труссарди», усевшись, улыбнулся ей своей отвратительной сутенерской улыбочкой, о которой она уже успела забыть.
Вдруг она почувствовала, что задыхается от ярости.
Понаблюдав за ней, Чика сказал вкрадчивым голосом:
— Привет, зайчик. Как жизнь?
Растерянность длилась лишь несколько секунд. Тут же она сказала себе: возьми себя в руки. Будь спокойна и холодна. С такими подлецами, как Чика, иначе нельзя.
Сделала каменное лицо, процедила:
— Чика, я что-то не вижу здесь зайчика. Кто зайчик? Уж не ты ли?
— О-о, радость моя… — Чика вынул и раскрыл портсигар, взял сигарету. — Вот как ты заговорила. Стала важной дамой, да?
Отхлебнув кофе, сказала спокойно:
— Чика, ты кто мне? Опекун? Родной отец? Какое тебе дело, кем я стала?
— О'кей… — Щелкнув зажигалкой, Чика прикурил. Затянулся: — Ладно, цыпленок, точить с тобой лясы у меня нет времени. Ты ведь сейчас свободна, да?
— Свободна в каком смысле?
— В том… — Чика усмехнулся. — В том, что можешь спать, с кем хочешь?
На секунду закрыв глаза, она постаралась подавить приступ ярости. Посмотрела на него, холодно улыбнулась:
— Представь себе, Чика, свободна. Абсолютно.
— Понятно… — Взяв блюдце из-под ее чашки, Чика положил в него дымящуюся сигарету. — Но, по-моему, ты забыла, что за свободу надо платить. А?
— За мою свободу тебе уже заплатил Липницкий. Пятьдесят грандов. Достаточная цена. Или ты об этом забыл?
— Нет, не забыл. Но ты ведь уже не с Липницким.
Не выдержав, посмотрела на него ненавидящим взглядом:
— Слушай, Чика, твое ли собачье дело, с кем я? Тебе заплатили — исчезни. Уйди в осадок, не возникай. Я буду с тем, с кем я хочу. Все.
Чика взял сигарету, затянулся. Откинулся на стуле:
— Никуда я не исчезну. Ты с другим. Так что готовь новые пятьдесят грандов.
Ей наконец удалось снова взять себя в руки. Холодно улыбнувшись, спросила:
— А если я не приготовлю — что будет?
— Будет нехорошо, зайчик. На первый раз к тебе на улице подойдет дяденька. И плеснет в лицо соляной кислотой. Так плеснет, что от твоей мордахи останутся одни воспоминания. Это я тебе гарантирую на сто процентов.
Она слышала, в Москве именно так расправляются с непослушными путанами. Похолодев, подумала: а что, если именно так и будет?
Все же, собрав остаток бушующей в ней ярости, твердо посмотрела ему в глаза:
— Да? А что, если я сейчас скажу об этом Луи? И он разберется с тобой?
— Во-первых, зайчик, со мной не очень разберешься. Я так легко не разбираюсь. А потом, хорошо, пусть он со мной разберется. Пусть он даже меня замочит. Это ничего не изменит. Запомни, если ты не отдашь пятьдесят грандов, дяденька с соляной кислотой все равно к тебе подойдет. И мордаху попортит.
Глядя в прищуренные глаза Чики, она выругала себя. Дура, ведь с самого начала повела себя с ним совсем не так. Она сделала ошибку, начав угрожать ему. Ее угрозы ничуть его не трогают. Угрозы вроде этих он слышит каждый день и давно уже не реагирует на них. Ясно, он с самого начала знал, что она вынуждена будет ему уступить. Что она в конце концов поймет: от его бандитов, входящих в долгопрудненскую бригаду, ее не защитит никто, даже Луи. Не может же Луи посадить ее в какую-нибудь каменную башню или в подземный бункер и запретить выходить на улицу.
То же самое касается и выкупа. Хорошо, допустим, она расскажет об этом разговоре Луи. Он наверняка заплатит за нее. Но она ведь хорошо знает: даже получив новые пятьдесят тысяч долларов, Чика от нее не отстанет. Пройдет время, и он придумает еще какой-нибудь предлог. И снова потребует пятьдесят тысяч. И это будет длиться всю ее жизнь.
Вдруг она поняла: она знает, что она сделает. Знает точно.
Тут же принялась ругать себя за это решение. И тут же сказала сама себе: нет, все правильно. Это будет единственный, самый лучший выход из положения. И, что важно, самый справедливый.
Да, она решила это. Точно решила. Но вести себя с Чикой в таком случае надо совсем по-другому.
Изобразив растерянность, выдавила:
— Знаешь, Чика… Мы об этом поговорим… О твоем предложении. Только не сейчас, хорошо?
— Что значит — не сейчас?
— Я должна подумать. Пятьдесят штук «зелени» — большие бабки.
— Зайчик — что тебе эти бабки? При твоих знакомствах ты и не такие деньги достанешь.
— Да, тебе хорошо говорить, достану… Все вокруг такие жмоты…
— При чем тут жмоты? О чем ты вообще говоришь? Ты только скажи сейчас, что отдашь бабки. И скажи, когда. И с концами.
